являлось в ФРБ стандартным. Рукоять прочно лежала в ладони, донышки гильз
светились, как золотые монетки в набитом до отказа барабане. Грохнул
выстрел, потянуло едким запахом пороха, потом - еще и еще... Саймон упал,
стремительно перекатился, нажимая курок; пули буравили воздух над его
головой, вонзались в стены, с пронзительным звоном раскалывали бутылки.
Один из выстрелов продырявил пивной бочонок, и бурая пенная струйка хлынула
на пол, потекла, добралась до мертвого тела и смешалась с кровью.
Наступила тишина. Саймон поднялся и спустил курок в последний раз,
добив бандита с перерубленным позвоночником. Теперь в комнате лежали
девятнадцать трупов.
Коренастый, приятель Кобелино, ощупывая разбитое лицо, пробормотал:
- Как ты их... всех... Вот и погуляли, крокодилы в шляпах...
размялись... подрались...
- Я не дерусь, я убиваю, - сказал Саймон. - Драка - занятие для
дилетантов. - Он повернулся к Пашке: - Бери Филина, и седлайте лошадей! Мы
уезжаем.
- Вот это правильно, хозяин, - одобрил Кобелино. - Пива выпили,
девочек приласкали, да и не только девочек... Пора сматывать!
Он еще что-то бормотал, но Саймон уже склонился над Майклом-Мигелем,
глядевшим в потолок стеклянными глазами. Лоб его был залит кровью.
- Ты в порядке? Ехать можешь?
- Да. Я, несомненно, в порядке. В полном порядке, - прошептал Мигель,
пытаясь сесть. Потом спросил: - Что это было?
- Дверь. Большая тяжелая дверь, которой ты попался по дороге. Чуть не
вышибла из тебя дух.
- Дух? Мой дух при мне. Вот только... - Ощупав лоб, Гилмор слабо
усмехнулся и что-то забормотал. Саймону послышалось: - Моя душа - как
остров в жизни торопливой...
- Любопытная мысль, - согласился Саймон и помог Мигелю подняться.
* * *
Через двадцать минут они были уже за городом, на утопавшей в грязи
дороге, среди потока беженцев. Дождь продолжал моросить, но это не помешало
пожарам: всю приречную сторону Харбохи объял огонь, склады с жидким
топливом пылали, сараи с углем выстреливали длинные синие столбы пламени,
по реке плыли трупы и обугленные корабли, на улицах тут и там занималось
алое зарево, подбираясь к церковным куполам и резиденции дона-протектора, и
только мост и форт при нем были тихи и молчаливы. Мост, построенный четыре
столетия назад, перевидал всякое и теперь с философским равнодушием
занимался своей работой: подпирал рельсы железным плечом. Форт был не так
древен, но столь же равнодушен и угрюм; он защищал мост, а не город, не
людей, а рельсы, балки, пролеты, опорные столбы. Люди его не занимали; в
раскладе векового пасьянса люди являлись лишь "шестерками", пусть
многочисленными и необходимыми, но все же самой последней картой в колоде.
Людской поток струился по болотистой равнине, полз медленной темной
змеей под ночным небом, увлекая Саймона. Спутники его молчали; Мигель
совсем сник и еле держался в седле, временами ощупывая забинтованную
голову. Их кони не успели отдохнуть и плелись теперь шагом, нога за ногу;
впрочем, они не сумели бы двигаться быстрее среди телег и фургонов, мулов и
лошадей, конных и пеших, запрудивших Восточный тракт. Эти люди - мужчины и
женщины с детьми, дети постарше, подростки, старики - не относились ни к
какому клану; они просто были горожанами Харбохи, спасавшимися от насилия и
огня. Они шли и ехали под моросящим мелким дождем, подавленные и хмурые, и
Саймон лишь иногда ловил обрывки фраз: "снова сцепились, как бешеные
псы..." - "подвесить бы их над ямой..." - "гуляют... веселятся... сучьи
дети..." - "а что протектор?.." - " а ничего... в форт укрылся..." - "плати
им, плати... "белое" плати, "черное" плати, а как до дела дойдет..." -
"вернемся... не плачь, малышка, они уйдут, и мы вернемся..." - "сколько
можно... в который раз..." - "Бог терпел и нам велел..."
"Извечная ситуация, - подумал Саймон, - так повелось всегда и всюду на
Земле,, еще с тех времен, когда ее не называли Старой. Войско шло в поход,
кампания была победоносной, потом что-то случалось, и солдаты маршировали к
своим границам - не побежденные и не победители, без чести и славы, зато
живые и полные сил. И злобные, как оголодавшие волки... Кто виноват, что им
не достались трофеи и лавры? Предательство генералов, сговор правителей? Не
генералы и правители были в ответе, а первый же город - собственный город,
какой попадался навстречу волчьей орде. На нем срывали злость, его разоряли
и жгли, пускали на поток, убивали мужчин, насиловали женщин..."
В звездных мирах такое тоже бывало, однако не слишком часто. Конвенция
Разъединения, принятая в 2023 году, в самом начале Исхода, когда ООН
превратилась в Организацию Обособленных Наций, покончила с
межгосударственными войнами. Всякий народ имел суверенное право устраивать
путчи и мятежи, революции и гражданские войны, менять своих правителей
мирным или немирным путем, награждать или хулить их, производить в герои и
гении, вешать или колесовать - пока и поскольку все совершалось в одной
стране, на ее территории, в пределах ее незыблемых границ. Но в случае
внешней агрессии ООН посылала войска - Карательный Корпус, части которого
дислоцировались во всех мирах, и прежде всего - на социально неустойчивых
планетах, в Лат-мерике. Черной Африке, Уль Исламе и Аллах Акбаре. Если ;
войск ООН не хватало - хотя Саймону не удалось бы припо- мнить такого
случая, - их могли поддержать высокоразвитые [планеты, гаранты Совета
Безопасности - Колумбия и Россия, Европа и Китай, Сельджукия и Южмерика.
Разъединенные в пространстве, они оставались едины в стремлении к .Порядку,
стабильности и процветанию.. . Но на Земле, отрезанной от звездных
человеческих миров, порядок и стабильность были сладким сном в реальности
чу-Довищ. В преисподней, которой сделался этот мир по воле несговорчивых и
алчных, жестоких и властолюбивых... Именно преисподней, во всех своих
частях, подумал Саймон, вспоминая: "...клятие бляхи... спелись с мослами...
орда... саранчуки, свинячьи рыла, татарськи биси... круг Харькива...
почорнило од крови... слетати до руин Одесы... немаэ ничого... орда
варварив... песьи хари... не ждать, ударить всей силой..."
Поток людей, повозок и лошадей продолжал струиться по темной равнине,
казавшейся Саймону преддверием ада. Но это был обычный тракт, только
незамощеный и грязный, протянувшийся вдоль полотна железной дороги - ее
насыпь виднелась южней, освещенная кое-где фонарями. Собственно, то были не
фонари, а просто бочки с керосином и фитилем из пакли, расставленные через
пару километров; цепочка таких огней тянулась от Харбохи до Сан-Ефросиньи,
ближайшего городка, где железнодорожный путь сворачивал к северу, к
границам Разлома, центральным провинциям и Парагвайскому протекторату. В
Сан-Ефросинье стоял отряд драгун, и считалось, что город находится под
"штыками", которые, в сравнении с крокодильерам и, были не столь круты.
Жители Харбохи бежали туда едва ли не каждый год, пережидая лихое время в
кибуцах и на окрестных фермах. Там было посуше, чем у речного берега, - рос
картофель, а кое-где даже маис, которым откармливали тапиров.
На повязке Мигеля проступили темные пятна, он застонал, и Саймон,
придержав лошадь, с тревогой уставился на посеревшее лицо учителя. В глазах
Гилмора мерцал отблеск пожарищ, бушевавших над Харбохой; скорчившись в
седле, он что-то лихорадочно бормотал сухими губами. "Пройдет, как дым - я
никогда не говорю... Наверно, должное хочу отдать огню..." Бредит, подумал
Саймон и повернулся к Кобелино, единственному бывавшему в этих местах:
- Далеко еще? Мигелю надо бы прилечь.
Тот разгладил усики.
- Земли хватает, можно прилечь. Можно и ямку выкопать, поглубже... -
Поймав яростный взгляд Саймона, Кобелино сморщился и торопливо произнес: -
А вот далеко ли - не знаю, хозяин. Спрошу. - Он оглядел шагавших и ехавших
рядом людей и наклонился к щуплому подростку: - Эй, обмылок! До Фроськи еще
сколько грязь месить?
Парень испуганно шарахнулся, а вместо него ответил пожилой мужчина,
сидевший на костлявой кляче:
- Если таким ходом, кабальеро, будем к полудню. Да, к полудню, никак
не раньше.
- А скажи-ка мне, старый козел... - начал Кобелино, но Саймон оттеснил
мулата в сторону. Ему не нравилось, когда с людьми беседуют в подобном
тоне.
- Ты из Харбохи, кабальеро? Как твое имя?
- Оттуда, беспредел меня возьми... - вздохнул пожилой. - Но я не
кабальеро, добрый господин. Ты - кабальеро, у тебя оружие и лошадка
справная, а мы с сыном, - он кивнул на паренька, - из простых, кормимся у
реки. Имя мое - Толян, а фамилие нам не положено, чтоб о себе не возомнили.
Мы и не мним - грузим, разгружаем, когда работа есть... Нет работы - рыбку
ловим. Не трогают - живем, бьют - бежим...
- А почему ты не переедешь, Толян? В Ефросинью?
- Там таких, как я, - воз с тележкой. Да и какая разница, господин? У
нас - погромы, во Фроське - поборы. "Штыки" тоже свое берут! У них обычай
таков: не платишь, отдай сына али дочь. А могут и так взять, если
захочется. Слыхал я, схватили девчонку - красавица, говорят, плясунья или
циркачка, вот ихний главный и пустил на нее слюну - схватили, значитца, и
отвели к паханито. А девка - ни в какой! Упрямая попалась. Добром не взять,
а силой главный их не мог - он, вишь, поспорил с кем-то, что девка сама в
постель к нему прыгнет. Ну и...
- И что? - спросил Саймон, холодея. Недавнее предчувствие опять
кольнуло его - уже не смутное, а принявшее некую определенную форму.
Возможно, связанную с девушкой, с этой плясуньей или циркачкой, про которую
он слышал в первый раз.
- Что? - переспросил Толян. - А ничего. Исчезла девка. Пропала! Убили
или в Разлом продали, а может, крокодавам... Те все-таки ближе...
- Если крокодавам, не жилец она, - усмехнулся Кобелино. Саймон велел
ему заткнуться, потом спросил у пожилого:
- Места эти знаешь, Толян?
- Как не знать! К рассвету до Ромашек доберемся, поселок такой на
двадцать домов, а дальше пойдут фермы да кибуцы. Мы с сыном - в кибуц, там
руки завсегда нужны и от хребтин не откажутся, есть что на них взвалить.
Перекантуемся с неделю, и домой. Эх, жизнь! Не жизнь, а хренотень пополам с
дерьмом...
Саймон бросил взгляд на Мигеля. До рассвета оставалось часа три,
Гилмор еле держался в седле, и было яснее ясного: если он и доедет до этих
Ромашек, так в состоянии полного беспамятства. Ему полагалось сейчас спать,
а не трястись по грязной дороге под проливным дождем.
- Поближе Ромашек есть жилье, отец?
- Есть, как не быть! От этой дороги другая отходит, к реке и рыбачьей
деревне, а там можно баркас нанять - большой, только лошади не влезут. Туда
через час доберешься, вот только... - Толян сделал паузу, подумал и
закончил: - Если доберешься вообще.
- Что так?
- Дорога-то мимо крокодильих затонов идет. Ферма там, а где ферма, там
и эти, в шляпах... - Он описал широкий круг над головой. - Запросто можно
не добраться.
Поблагодарив, Саймон спросил, скоро ли развилка, и когда слева
показался узкий грязный тракт, пришпорил жеребца и свернул к северо-западу.
Его предчувствие становилось все сильнее и сильнее; он уже не сомневался,
что должен здесь повернуть - даже в том случае, если их поджидает целый
полк крокодильеров, оседлавших своих крокодилов. Пашка с Филином ехали
позади, не возражая, не расспрашивая, придерживая Мигеля с двух сторон, а
Кобелино, пустив лошадь рысью, нагнал Саймона.
- Хозяин, а хозяин... Не стоило б к ферме соваться... Особенно в такую
ночь... Обуют нас по первое число, будем до седых волос на животах
ползать...
Саймон взглянул на него.
- Обуют? Это как понять?
- Есть у них такое развлечение - не порешить человека вконец, а
подвесить над прудом, чтобы зверюшки ноги отъели. Кому по колено, кому по
яйца. Встречал я таких людей, рассказывали...
- А что еще рассказывали? Сколько людей на ферме? Кто спит, кто
караулит? Ходят ли в окрестностях патрули?
- Этого не знаю, хозяин, не бывал я на их треклятых фермах. Лучше уж в
Разлом попасть! Только думаю, что народа там немало. Сами крокодильеры -
они зверюшек кормят да отстреливают, а еще работники их - мясники,
коптильщики, возницы, дубильщики кож... Сотня-другая наберется.
- Мы их не тронем, - сказал Саймон. - Мы - мирные ранчеро из Пустоши,
едем в столицу подзаработать. Мы и в Харбохе-то не были, объехали стороной.
- Думаешь, им это интересно? - буркнул мулат и отстал. Он был прав, но
Саймона вело предчувствие. Ему говорили-и отец, и Наставник, и Дейв Уокер,
и другие инструкторы, - что все в мире взаимосвязано, что события цепляются
друг за друга, словно ветви с колючками, и что всякий свершившийся факт
порождает множество следствий, которые тоже являются фактами, корнями
ветвистых деревьев, приносящих самые неожиданные плоды. Он не раз
убеждался, что это - истина. На Латмерике он не отрезал пальцев капитану
Меле, и в Каторжном Мире Тида тот прострелил ему плечо; на Таити он
познакомился с русской девушкой, разыскал ее в Москве, переспал с ней и
опоздал на монорельс в Тулу, где мог погибнуть во время взрыва на Тульском
Оружейном; в Басре он заключил пари, и следствием этого стала находка -
диск с дневником Сергея Невлюдова, личности столь же таинственной, сколь
легендарной. Иногда связь между такими событиями прослеживалась шаг за
шагом и казалась закономерной, иногда закономерность подменяли случай,
удача, везение, и Саймон не мог перебросить логический мост от одного факта
к другому; но, так или иначе, связь существовала, и попытка разобраться в
этом являлась самой занимательной из всех возможных игр. Например, сейчас:
"Парадиз" - крокодильеры - Гилмор - необходимость отыскать жилье.
Извилистый овраг! И что за новым его поворотом? Только ли рыбачья хижина да
лодка, на которой они поплывут по Паране?
- Гляди, хозяин, - сказал Кобелино, втянув носом воздух и брезгливо
сморщившись. - Гляди! Вот там, по левую руку!
В сотне шагов от них поблескивала мокрым антрацитом водная поверхность
- еще не река, а озеро или большой пруд с едва заметными контурами пологих
берегов. Пруд тянулся к северу, изгибаясь широким полукольцом и окаймляя
полоску суши, ровную и низкую, с трех сторон окруженную водой. Саймон,
видевший в темноте немногим хуже, чем в дневное время, мог различить там
мостки и постройки с плоскими кровлями, сараи, заборы, решетчатую
наблюдательную вышку и прикрытые навесами столбы - между ними что-то
болталось, кажется, на веревках или шестах. От этого странного поселка
тянуло мерзкими ароматами, дымом, вонью гниющих отбросов и кож, мокнущих в
дубильных чанах. Этот букет был так силен, что перебивал запахи мокрой
травы и почвы; чудилось, что в своих блужданиях путники набрели на свалку,
торчавшую гнойником на болотистой плоской равнине.
Один из навесов, озаренный тусклым светом факелов, располагался ближе
к ним, метрах в тридцати - строение без стен, просто крыша на высоких
кольях, между которыми подвесили балку. Балка была длинной и выдавалась над
поверхностью воды, словно большое удилище; канат, свисавший с ее конца,
подчеркивал сходство. На этом канате болтался невод или сеть, а в нем -
что-то темное, извивающееся, как червяк, - то ли приманка, то ли огромная
рыбина, которую собирались вытащить на берег. Под этим сетчатым мешком вода
будто кипела, и в ней временами мелькали разверстые пасти и бурые
чешуйчатые тела.
- Тапирье дерьмо! - пробормотал Пашка. - Это что ж они делают, заразы?
Рыбку ловят? Сетью? Подманивают на факелы? Ну-у, ловкачи!
- Не рыба там, - мрачно заметил мулат. - Нам бы в такую рыбешку не
превратиться... Поехали отсюда, хозяин! Быстрей!
- Езжайте, - распорядился Саймон. - Езжайте, я вас догоню.
Предчувствия одолевали его с прежней силой, будто невидимая ладонь
толкала к этому сараю у зловонного пруда и к человеку, что корчился в
мешке.
- Но ты, хозяин...
Пашка ткнул Кобелино в бок кулаком.
- Оглох, прохиндей? Брат Рикардо велел, чтоб ехали. Вот и погоняй свою
клячу! Иль подсобить?
Саймон проводил их взглядом, потом свернул к навесу. Размокшая земля
глухо чавкала под копытами, но дождь перестал и тучи разошлись, выпустив на
небеса луну. От нее по озеру побежала дорожка - будто серебристый мост,
соединивший западный берег с восточным, где стоял сарай. Под этим светом
тела кайманов, мельтешивших в воде, обрели пугающую реальность, сделались
выпуклыми, объемными; их было пять или шесть, они кружили под мешком,
иногда задирая длинные хищные морды, и тогда Саймон слышал лязг челюстей.
Сетка начинала тут же дрожать и раскачиваться, будто окутанный ею человек в
смертном ужасе поджимал ноги, скрючивался, стремился вверх, цепляясь за
канат.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг