гикнули, взметнулась пыль из-под копыт и затянула улицу, заборы, стены и
крыши домов желтым душным маревом. Теперь, выворачивая шею, Саймон видел
только звонницу с восьмиконечным крестом; пыльное облако подрагивало, но
ему чудилось, что раскачиваются крест и колокол под ним.
Колокол и в самом деле качнулся. Протяжный похоронный звон поплыл над
Семибратовкой.
С проволокой Саймон справился минут за десять - незаметно напрягая
мышцы, растянул, где удалось растянуть, но с осторожностью, чтоб не
поранить предплечья. Искусство освобождаться от пут, преподанное Чочингой,
не требовало силы; главным являлось умение расслабляться, когда кость будто
бы становилась гибкой резиной, а плоть текла с такой же легкостью, с какой
вода заполняет сосуд. Саймон проделывал этот фокус множество раз: и в
юности, когда Наставник связывал его ремнями, а после засыпал песком, и в
Учебном Центре, где практиковались с наручниками и смирительной рубашкой.
Ремни были гораздо хуже: Чочинга вымачивал и растягивал их, а в горячем
песке они высыхали в одно мгновение.
"Все же есть у проволоки свои преимущества, - думал Саймон, чуть
пошевеливая локтями. - Во-первых, ее не растянешь как мокрый ремень, а
во-вторых, термиты ее не жрут. Так что у человека обычного, который не
прыгал по острым кольям, не бегал по углям и не распутывал смирительных
рубашек, шансов вылезти из термитника маловато. Пожалуй, никаких".
Он поднял голову и осмотрелся. На середине дороги меж Семибратовкой и
Дурасом огибаловские свернули, проехали тапирьи выпасы и пересохший ручей,
где петляла в камнях жидкая струйка воды, и теперь направлялись к холмам на
западе - пологим, невысоким, рассеченным множеством трещин и оврагов.
Здесь, на плоских камнях, среди кактусов, дремали большие ящерицы, а в небе
парили грифы - черные, с длинными шеями и белой оторочкой крыльев. Солнце
огромным пылающим шаром висело над холмами, а снизу его подпирали облака -
не легкие и пушистые, какие плывут в небесной синеве, а распластавшийся над
плоскими вершинами сизо-серый блин. Солнце подсвечивало его, добавляя к
серому багровые и красные тона.
"Кровавый будет закат", - подумал Саймон, привстав в стременах. Мерин
под ним захрапел, и рябой главарь, ехавший чуть впереди, обернулся; по
губам его змеилась усмешка, а щеки в кратерах оспин казались отлитыми из
шершавой меди.
- Ты, поп, однако, не из трусливых, - произнес он, поравнявшись с
пленником. - Не скулишь, не ноешь и песен не поешь... Разве тебя не обучили
псалмы петь?
- Еще спою, - пообещал Саймон. - Когда доберемся до места.
- Там-то споешь! А заодно и спляшешь. - Огибалов опять усмехнулся и
вдруг, пригасив ухмылку, спросил: - Давно из Рио? С месяц?
- С месяц. Или около того.
- Жаль тебя швырять на съедение тараканам, не расспросив о новостях...
Кобелино - он почтовых девок охмурил, а у тех радио есть от "штыков" -
говорит, что Живодер нынче дружбится с Анакондой. Вроде бы дочку за него
просватал... Верно?
Саймон пожал плечами.
- Анаконда - кто такой?
На рябом лице Огибалова изобразилось удивление, кадык на жилистой шее
дернулся, рука потянулась к револьверу.
- Шутки шутишь, поп? Ты откуда сверзился? С другого полушария? - Он
сделал паузу, разглядывая пленника с каким-то новым, нехорошим интересом. -
На бляха вроде не похож и на чекиста тоже, не эмиратский и не мосол...
Срушник, что ли? Из ЦЕРУ?
- Оттуда, - подтвердил Саймон. Конечно, между Центральным
Разведуправлением, Колумбия, и Центрально-Европейской Республикой, Украина,
Земля, особого сходства ; не наблюдалось, но он не собирался посвящать
рябого в такие детали. Внезапно ему пришла мысль, что он ничем не рискует,
расспрашивая Огибалова и демонстрируя собственную неосведомленность; что бы
о нем ни подумал главарь, за кого бы ни принял, это уже не имело значения.
Рябой был Почти что трупом.
Ему хотелось поговорить - возможно, по той же причине, что и Саймону;
ведь он тоже считал, что ехавший рядом пленник - почти мертвец. Он пустился
в воспоминания о Рио, о тех золотых деньках, когда он был не отморозком, а
сборщиком "черного" у Монтальвана, катался на бронированной тачке, а не на
лошади и открывал пинком любую дверь с изображением окутанной плащом
фигуры. Длинные "плащи", как понял Саймон, являлись не самой многочисленной
из банд и не могли конкурировать с дерибасовскими или смоленскими,
"штыками" или "крокодильерами". Но все же это был почтенный и уважаемый
клан, уцелевший в эпохи всех передряг и Переделов и даже обогатившийся во
время последнего, когда уничтожили десперадос, отчаянных херсонских
беспределыциков. Сейчас под контролем и покровительством "плащей"
находилось медицинское ведомство, а кроме того, все кабаки, поставки
спиртного, лекарств, девиц для развлечений и призовых бойцов. Правда,
наркотики - или, по-местному, дурь - не значились в этом списке, так как на
них был наложен суровый запрет. За дурь казнили на месте, полагая, что
потребляющий "травку" не работник, а значит, наносит ущерб государственным
интересам.
Что касается рябого, то он занимался спиртным и помнил каждый кабак в
Рио и в Санта-Севаста-ду-Форталезе, где началась его карьера мытаря. Из-за
чего она прервалась, Огибалов Саймону не объяснил, но это не нуждалось в
комментариях: деньги, "черные" или "белые", имели свойство прилипать к
рукам. Видимо, дон Монтальван, глава "плащей", подобных фокусов не
приветствовал.
Холмы с накрывшими их облаками были уже рядом, и Саймон понял, что это
искусственные образования - какие-то насыпи или отвалы пустой породы,
смешанной с бесформенными бетонными глыбами. Солнце висело еще высоко,
когда отряд углубился в лощину между двух холмов, переходившую в хаос
оврагов, то узких, то широких, с обрывистыми каменистыми стенами,
укрепленными кое-где проржавевшими стальными балками, на которых висели
такие же ржавые перекошенные ворота. Ящериц тут не было, растительность
казалась скудной, а вскоре исчезла совсем, только странный белесый лишайник
торчал в трещинах и щелях - словно грязноватая пена, выдавленная из недр
земли. Копыта лошадей глухо стучали по камню, и протяжное эхо откликалось
на людские голоса и смех, как бы передразнивая или желая поучаствовать в
предстоящем веселье.
- Недолго осталось, - произнес рябой, посматривая на Саймона. - Тебе,
поп, следует дважды меня благодарить: за то, что отправляю к Богу, и за мои
рассказы. А ты вот ничем меня не развлек.
- Еще развлеку, - пообещал Саймон. - Голос у меня неплохой. Ты ведь,
кажется, хотел псалом послушать?
Край солнечного диска коснулся облаков, и они внезапно вспыхнули,
налились кровавым светом, запылали, напомнив Саймону небо над Чимарой.
Небеса его детства... Закаты там были сказочные, и горы, в которых лежала
деревня, звались Тисуйю-Амат, что значило Проводы Солнца. Он не раз
провожал его вместе с Чией, своей четырехрукой подружкой, но люди тайят в
большинстве не любили глядеть, как садится солнце. Утро являлось для них
символом жизни, ночь - смерти, и потому врагу желали, чтоб сдох он в
кровавый закат. Как раз такой, какой пылал в этот вечер над Пустошью.
Проход меж каменных стен расширился, превратившись в круглую площадку,
срезанную с северной стороны. Там темнел провал - видимо, неглубокий, так
как Саймону удалось рассмотреть что-то серое, округлое, поднимавшееся
вровень с краем обрыва. Термитник, догадался он, огромный термитник,
запрятанный в лабиринте холмов и расселин... А эта площадка - Голый овраг?
Отвесные стены из бетонных плит, поверх - ржавые столбы, с которых
затейливой паутиной свисает проволока, и под копытами лошадей - тоже бетон,
потемневший от времени, но все еще прочный, ровный, с неглубокими
выбоинами... Будто бетонная пробка, которой заткнули сосуд с опасным
содержимым...
Внезапно Саймон понял, что находится в древнем могильнике, над одной
из шахт, в которых хоронили радиоактивные отходы - или, возможно,
отравляющие вещества, культуры вредоносных вирусов, штаммы жутких болезней.
В эпоху Исхода Земля не подвергалась глобальной чистке, практиковавшейся
ныне в Разъединенных Мирах, где, кроме Каторжных Планет, имелись
необитаемые Планеты-Свалки. Покинув свою колыбель, люди бросили в ней ворох
перепачканных пеленок; быть может, предполагалось их отстирать, но этот
процесс изрядно задержался - впрочем, не по вине Транспортной Службы ООН,
ведавшей межзвездной связью. Кто мог предполагать в период Разъединения,
что колыбель на триста лет окажется под прочными замками?
Кони встали, вожак и часть всадников спешились, пленника сдернули
наземь. Теперь он был окружен плотной толпой - лица с застывшими ухмылками,
хищный блеск зрачков, оскаленные пасти... Едкий запах пота витал в воздухе.
- Эй, срань господня! - раздался возглас. - Хрящу передавай привет!
- Он тебя поджидает, со сковородкой и вилами!
- А зря, - откликнулся кто-то. - После тараканов жарить нечего. Жадные
до мясца!
Рябой подмигнул Саймону и покосился на обрыв с серым конусом
термитника.
- Жадные, верно! Видишь ли, жрачки здесь нет, так мы их подкармливаем
чем придется. Когда попом, когда иным упрямцем - из тех, что дань не
платят. - Он кивнул в сторону провала. - Ну, как, сам пойдешь? Проверишь,
тронут тебя или не тронут? Мы ведь вроде бы о заклад побились?
- Побились, - подтвердил Саймон. - И я, кажется, выиграл.
Руки его, сведенные за спиной, расслабились, и проволочные браслеты
соскользнули с них, как с пары обвисших веревок. В следующую секунду он
ударил вожака ребром ладони в горло; тот страшно захрипел, закатил глаза,
отшатнулся, падая под копыта испуганной лошади, но жеребец не смог
подняться на дыбы - Саймон, с револьвером в руке, уже стискивал бока
вороного коленями. Он выстрелил трижды; золотистые гильзы шаркнули о бетон,
трое упали, остальные подались в стороны, кто-то свалился под напором
лошади, кого-то Саймон ударил в грудь ногой, чей-то клинок блеснул у его
бедра, прочертив кровавую полоску на конском крупе. Он вырвался. Он знал,
что имеет в запасе столько времени, сколько надо, чтоб вскинуть к плечу
карабин.
Это было внушительным преимуществом. На миг Саймон увидел всю картину
со стороны: коня, распластавшегося в прыжке; спешившихся бандитов - одни
ловили стремя, другие поднимались в седла; всадников и вороненые стволы в
их руках - стволы двигались вслед за его лошадью, но медленно, так
медленно!.. Он успел вытащить фризер, свернуть головку активатора и
швырнуть гранату - точно в центр толпы, сгрудившейся в древнем могильнике.
Затем грянули выстрелы, дико заржал жеребец, но Саймон, стискивая поводья и
упираясь носком в стремя, уже висел у теплого лошадиного бока, защищенный
от пуль. Кажется, конь не был ранен, только испуган - обняв его шею, Саймон
чувствовал, как дрожит вороной, с каждым скачком уносивший его от эпицентра
взрыва. Он глубоко вдохнул и зажмурился, прижимаясь к коню; в следующий
момент волна леденящего холода настигла их, обожгла мириадами иголок и
схлынула, будто нагретый солнцем бетон слизнул ее шершавым языком.
Саймон спрыгнул на землю, похлопал по шее скакуна - тот дрожал мелкой
дрожью, косил испуганным темным зрачком - и оглянулся. Фризер был
хитроумным изделием, своеобразной "черной дырой" - он понижал температуру в
локальной области пространства, причем ее границы, равно как и достигаемый
эффект, зависели от мощности заряда. Карательный Корпус ООН использовал
боевые вакуум-фризеры; их радиус действия мог составлять до километра, и
вся эта зона на три, пять или десять минут погружалась в холод космической
бездны. В ЦРУ применяли более скромную технику: фризер Саймона вымораживал
все живое на двадцать метров вокруг, а дальше - как повезет.
Повезло немногим, и вряд ли это стоило считать везением.
В центре бетонной площадки застыли всадники на лошадях - перекошенные
лица, почерневшие рты, заиндевевшие волосы; иней покрывал скакунов, седла,
сбрую, оружие и одежду, так что казалось, что на людей и животных вдруг
пролился внезапный дождь из жидкого серебра. Все они скончались быстро:
кристаллизация крови и клеточного субстрата вела к разрыву тканей и
поражению сосудов - явлениям необратимым и, разумеется, смертельным. Те,
кто очутился на периферии взрыва, еще жили, отделенные от вечности парой
минут и безмолвными мучительными содроганиями, - ледяной воздух спалил им
легкие и гортань, а из разинутых глоток не вырывалось ни звука. Не успевшим
вскочить на лошадь досталось меньше - видимо, эти люди, пять или шесть
человек, осматривали труп вожака и сейчас корчились и хрипели на земле,
выплевывая остатки легких. Саймон снял с седла карабин, направился к ним и
прикончил несколькими выстрелами.
Он постоял недолго у края обрыва, глядя на гигантский термитник с
дырой при вершине. Там суетились насекомые: солдаты - удивительно крупные,
четырехсантиметровые, с мощными изогнутыми жвалами, и рабочие - те были
поменьше и двигались быстрей солдат. Что бы ни схоронили в этом старом
могильнике, ни яд, ни радиация не нанесли термитам вреда - скорей наоборот.
Живучая мерзость, подумал Саймон, наблюдая, как рабочие заделывают пролом.
Дыра была еще велика, и он разглядел чьи-то руки, обглоданные до костей,
обвязанные проволокой.
Песня... Он обещал, что споет песню... Не поминальный псалом и не
Песню Вызова - ведь битва кончилась, да и рябой с его воинством не
заслужили честного вызова на поединок.
Взгляд Саймона обратился к небесам, пылающим красками заката, и он
запел. Голос у него был сильный, звучный, как у отца, и древний тайятский
гимн, с которым провожали в Погребальные Пещеры, разнесся над площадкой,
заваленной телами. Но Саймон пел не им, а человеку в термитнике, скелету,
что простирал к нему руки в последнем беспомощном усилии; жертва, а не
убийцы, была достойна песни.
Вороной поджидал его, пугливо косясь на застывших мертвецов. Саймон
вскочил в седло, тронул повод; копыта загрохотали о бетон, потом их мерный
стук сделался глуше - теперь они ехали оврагом. Позади лежали два
могильника, древний и совсем свежий, но Саймон не думал о них, пытаясь
представить, что ждет его в Семибратовке. Путь Горьких Камней закончился, и
начиналась другая дорога, ведущая в Рио; еще одна деталь, последний штрих,
и он Шагнет на новую тропу.
Кобелино. Его люди. Десять или двенадцать человек... Можно убить,
можно прогнать, можно забрать с собою...
Два Ричарда Саймона, воин-тай и агент ЦРУ, вели неторопливый диалог,
спорили, напоминали, подсказывали друг другу. Убить, советовал воин;
использовать, возражал агент. Воин усмехался: как?.. и зачем?... крысы -
плохие помощники. Если кто-то необходим, возьми надежных - Проказу,
Филина... Гилмора, наконец, - он пойдет с тобой, а ему известно многое.
Многое, но не все, откликался агент; он - не бандерос, он - иной человек,
теоретик, не практик. А всякую вещь следует обозреть со всех сторон. Как
говорил Наставник, рубят лезвием, а держатся за древко... Наставник прав,
кивал воин; но десять секир в сражении только помеха. Не хватит ли одной? С
древком потолще и с самым длинным языком? Хватит, соглашался агент и
вспоминал слова дьячка из церкви в Дурасе. Невинный младенец от Кобелины...
девку силком взял, но от отцовства не отказался... редкий случай!
"Редкий для бандита и насильника, - подвел итог Ричард Саймон. -
Пожалуй, Кобелино достоин поощрения - ну, не поощрения, так милости. Ради
младенца, которого признал своим. Столь же невинного, как
Николай-Никколо..."
Вспомнив о Коляне, Саймон улыбнулся. Извилистый путь, подумалось ему;
утром был священником, днем - приговоренным к смерти, а после - судьей и
палачом... А завтра?
Стены последнего оврага раздались, и он выехал в степь.
* * *
КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК
В комнате с низким потолком и окошком в северной стене помещались
топчан, сундук м табурет. Сундук был массивным, с плоской крышкой, и служил
в качестве стола; еще в нем хранились пара сапог, "плащ" и кое-какие
мелочи, включая толстую, на пару сотен листов тетрадь с поделенными пополам
страницами. Слева писались стихи, справа - дневник. Не все левые половинки
были заполнены, ибо вдохновение не придерживалось распорядка - приходило и
уходило когда вздумается. Но справа записи велись изо дня в день, из месяца
в месяц, из года в год - Гилмор, если не считать пристрастия к спиртному,
был человеком аккуратным.
"Странный священник, - раздумывал он, глядя на пламя свечи, - очень
странный... Может, и не священник вовсе; те имя Господа поминают через раз,
и всякий молебен у них заканчивается как положено, с благодарности дону
Хайме-Якову, чей департамент покровительствует церкви. А этот о доне Хайме
- ни полслова... И вообще о политике не говорит, ни о Думе, ни о бандеро,
ни о донах, которых надобно поименно в воскресной службе называть, желая им
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг