- Зз-за... Ир... Ир... Ирлн-дию! - провозгласил Сильвер, уже изрядно
набравшийся, но не растерявший ни капельки патриотизма. - Зз-за ззз...
ззленую пкрасную Ирлн-дию!
- За которую? - спросил Ферди Ковач, ибо в Разъединенных Мирах
существовали три Ирландии: независимая планета, остров в Западном
колумбийском океане и штат Айленд в США.
- Ирландия - одна! - провозгласил Сильвер, стукнув себя увесистым
кулаком по ребрам. - Каж-ж-ждый ирлн-дец носит ее тут! В ссс... с-своей
душе!
Сильвера никак нельзя было обижать, и они выпили за Ирландию. Курри, в
нарушение всех правил шариата, запустила Ричарду пальцы под рубашку.
Маблунга начал:
- В моем краале...
- Ввв-выпьем зз-за твой крааль! - воскликнул Сильвер. - Зз-за всех его
б-бычков и телок!
Выпили за крааль.
Ричард доел ростбиф и уже хотел предложить тост за Чочингу и его
прочные щиты, но тут припомнилась ему одна история Уокера - о пожилых леди
из Топики, штат Канзас. Собрались они попить кофе, но у каждой был свой
рецепт, и сходились старушки лишь в том, что в кофе надо добавить капельку
бренди. Спорили они с утра до полудня и с полудня до вечера; а вечером
подошел к ним техасец и сказал, что лучше выпить бренди без кофе. Мораль
этой байки была такова: из каждой ситуации есть множество выходов кроме
бинарного да - нет, так или этак; и, в отличие от упрямых старушек, агент
обязан их найти, пока не минуло время готовить кофе.
Но сейчас мораль куда-то исчезла, осталась лишь сама история,
казавшаяся Ричарду в тот момент ужасно смешной. Он начал ее пересказывать,
чувствуя, как нежные пальчики Курри уже подбираются к животу, но тут скамья
рядом с ним скрипнула и кто-то, отодвинув Сильвера, ткнул его кулаком в
бок.
Селим!
Ричард замер, не успев захлопнуть рот.
С Селимом он общался только на помосте. Схватки с ним напоминали о
тайятских лесах, подчиняясь знакомому с детства ритуалу: сперва
оскорбления, потом бой, а после - подсчет трофеев, пусть не ушей и пальцев,
так хоть синяков. Синяки, конечно, на ожерелье не подвесишь, а с ушами
Селим расставаться никак не хотел; но кроме этого недостатка все остальное
Ричарда устраивало. Он был достойным соперником, этот турок, мастером из
мастеров: кулак тяжелый, язык острый, реакция превосходна, запас
ругательств неисчерпаем. Правда, Ричард не все понимал, так как Селим в
боевом задоре выражался по-турецки, а турецкий совсем не похож на арабский.
А если и похож, так что с того? В арабском, которому он научился у Курри,
была сплошная лирика и никаких ругательств.
Но, кроме помоста, их с Селимом ничто не связывало. Большее разделяло:
статус и возраст, привычки и жизненный опыт, происхождение и темперамент. И
хоть оба они с несомненной и полной определенностью относились к племени
двуруких землян, Ченга Нож или Читари - не говоря уж о Чочинге - были
Ричарду роднее, чем этот хмурый тридцатилетний полевой агент с Сельджукии.
Селим снова ткнул его в бок.
- Пьешь, э?
- Еще пью, - подтвердил Ричард и в доказательство хлебнул пару
глотков. В висках у него застучало, и ладошка Курри под рубахой вдруг
сделалась горячей огня. Приятели тем временем приумолкли. Длинный Сильвер
вконец отрубился, Квамо с Ковачем тоже казались осоловевшими, и только
Анвер по прозвищу Карабаш, астраханский татарин с России, выглядел свежим,
как майская роза. Весил он побольше Селима, а ростом не уступал Ричарду,
что давало изрядный запас емкости.
- Пьешь, - повторил турок, оглаживая мощную шею. - А я слышал, ты
мормон! Разве мормоны пьют? Э?
Он уставился на Ричарда с каким-то нехорошим интересом, словно
отыскивая точку, куда воткнуть клинок. Его смуглое мрачное лицо побагровело
- верный признак, что он уже успел набраться и желает теперь поговорить по
душам. "Ищет ссоры?.." - мелькнуло у Ричарда в голове.
Шевеля непослушными губами, он произнес:
- С-сегодня я п-православный. Когда я пью, я - п-право-славный.
М-мормон я только ночью. Потому что м-мормо-нам разрешено м-многож-женство.
Анвер одобрительно ухмыльнулся, Курри заерзала у Ричарда на коленях,
но Селим шутки не принял и, прищурившись, с пьяным упорством пробурчал:
- Врешь, кер огул!* Мормоны спиртного не пьют!
- М-мусульмане тоже не пьют, - отпарировал Ричард.
Кер огул - сын глухого (тюрк.).
Но с этим не согласился Карабаш. Правда, к мусульманам ; он имел
отношение косвенное, так как в России, согласно давним традициям, народ
больше склонялся к атеизму и верил не в Аллаха и Христа, а в прогресс и
устойчивый курс национальной валюты. Но предки Анвера были несомненно
мусульманами. И, приподняв стакан, он возгласил:
- Все радости заветные - срывай! Пошире кубок счастью подставляй,
Лишений наших небо не оценит, Так лейтесь песни, вина через край!
Селим с одобрением кивнул:
- Сам придумал, да?
- Нет, Хайям! А что сказано поэтом, то сказано богом! - Анвер
опрокинул спиртное в рот, покосился на турка и, перейдя на русский, сказал
Ричарду: - Ты с ним поосторожнее, дорогой. Чего-то ему надо. Я так думаю,
размяться хочет.
- Будет ему разминка, - пробормотал Ричард. В голове у него шумело, и
все неприятности этого дня вдруг навалились разом, будто поджидали где-то в
темноте, чтоб прыгнуть и вцепиться ему в печенку. Он вновь увидел, как
поднимает копье Цохани, только целился он почему-то не в Дика Две Руки, а в
Наставника Чочингу, распростертого на земле, и это зрелище было так ужасно,
что по спине Ричарда пробежали холодные мурашки. - Выпьем за моего Учителя,
- сказал он, почти не заикаясь. - Пусть придет к нему смерть на рассвете! И
пусть это случится не скоро!
- За Уокера пить не буду! - рявкнул внезапно оживший Ферди. - За рыжих
не пью! Рыжие, они...
- Ты с-сам рыжий, - откликнулся Ричард. - Мы выпьем за Чоч...
Чочингу... за моего Нас-тавника-тай... за мудреца и великого воина... - Он
вдруг почувствовал, что выговаривает имя Наставника с трудом, будто губы
оледенели.
- Э! - Селим задумчиво поскреб щеку. - Тай, говоришь? Слышал я о них!
А что слышал, э? Дикари с четырьмя лапами, любят жрать мормонышей! Правда,
нет? - Он выпятил челюсть и, не дожидаясь ответа, поинтересовался: - А этот
Чоч - он кто такой?
- Чоч - с-сын Чоч-инги, - пояснил Ричард, едва сдерживаясь. - За него
мы тоже выпьем... потом... он тоже великий воин... и Шнур его свисает до
колен...
Селим открыл рот и вдруг расхохотался.
- Клянусь Пророком! Шнур до колен, говоришь? Выпить надо, говоришь? Ну
и дела! Мормон пьет за людоеда! - Он добавил что-то на турецком - что-то
длинное и явно непечатное. - Чоч, ха! Чочинга! Четырехпалые обезьяны! И как
они тебя не сожрали, э? Вот за это стоит выпить!
- Ты... ты... - Ричард пересадил встрепенувшуюся Курри на стол и начал
медленно подниматься. Хмель ярился в его крови, и ощущение было таким,
будто он выходит из транса цехара перед смертельной схваткой - только не с
человеком, а с каким-нибудь мерзким зверем вроде хищного грифона-прыгуна
или саблезуба. Селим сейчас представлялся ему такой тварью, и разница была
лишь в одном: у Селима имелись пальцы. И уши!
- Что - я? - Турок тоже встал, отодвинув скамью и сбросив Сильвера на
пол. - Что - я? - Он разразился длинной тирадой, и Ричард решил, что все
идет своим чередом и должным порядком: хоть Песни Вызова не спеты, зато
Ритуал Оскорблений весьма внушителен.
Теперь полагалось ответить, и он ответил - на украинском и на русском,
в стиле знаменитого послания турецкому султану. Он обложил всех ублюдочных
предков Селима, всех турецких властителей-кровопийц, их жен, матерей и
наложниц, их янычар-людоедов, их евнухов и визирей - всех их вместе и
каждого в отдельности, чтоб не возникло сомнений, кто тут дикарь, а кто -
настоящий человек, хоть и с четырьмя руками. Закончив с этим, он ринулся в
бой. Он снова был Тенью Ветра на земле войны, где после Песен Вызова
полагалось петь клинкам и топорам.
Анвер и Ферди, только что с упоением внимавшие ему, вскочили. Маблунга
тоже очнулся, а Курри завизжала - они хоть не поняли ни слова, но вид
мелькавших кулаков и ног доказывал, что схватка шла всерьез. Впрочем,
кончилась она быстро: Ферди с Анвером еще размышляли, кого спасать, а кого
вязать, Квамо еще приподнимался со скамьи, а Ричард уже сшиб противника на
пол, прижал его локти коленями и стиснул горло левой рукой. Селим захрипел.
Он был могучим крепким мужчиной, сыном воинственного племени, и он был
хорошим бойцом - но не настолько, чтоб уцелеть в тайятских лесах. К тому же
за спиной у Дика Две Руки, бывшего Ричарда Саймона, стояли пятнадцать
поколений предков, родившихся на Тайяхате, а Тайяхат был тяжелым миром, где
выжить дано не всякому. Но с теми, кто выжил, обычным людям тягаться не
стоило.
Дик, воин из клана Теней Ветра, молчал, ибо во время схватки, а тем
более в ее завершающее мгновение, оскорблять никого не полагалось. Все
слова были сказаны; теперь говорили сталь и кулак, и речь их была жестокой.
Пальцы Дика клещами сжимали горло побежденного, а свободной рукой он шарил
по столу, среди тарелок и стаканов, подносов с крохотными рюмками
"коммандо", остатков ростбифа и винных лужиц. Он искал. Где-то должен быть
нож... Индейский нож с костяной рукоятью и длинным узким лезвием... Не
очень острый и не похожий на клинок тимару, но где возьмешь другой? !
Другого не было, и значит...
Пальцы его сомкнулись вокруг костяной рукоятки, он вскинул клинок,
готовясь ударить резким и точным движением - так, как учил Чоч, как
наставлял Читари Одноухий и как он делал не меньше сотни раз. Ухо
полагалось срезать аккуратно - даже не срезать, а отсекать одним ударом, не
поранив щеки и не проткнув плеча. Все воины-тай владели этим мастерством.
Рука Дика дернулась и застыла - Анвер Ходжаев по кличке Карабаш
вцепился ему в запястье мертвой хваткой, откинувшись назад и упираясь
каблуками в пол. Лицо Анвера было потным и бледным, а за его плечами
виднелись растерянные физиономии Ковача и Маблунги. Маблунга аж посерел.
- Слушай, егэт, не надо... - негромко забормотал Карабаш, мешая
русские и татарские слова. - Не надо, джан кисягем... Этот дунгэс не стоит
удара ножа... Но ты его прикончишь, непременно прикончишь... только не
сегодня... в другой раз... сегодня, видишь ли, пятница, а в пятницу нельзя
убивать...
*Егэт- парень, джан к и с я г е м - эквивалентно русскому "душа моя",
дунгэс - свинья (тат.). Пятница у мусульман - святой день недели, как
суббота у иудеев и воскресенье у христиан.
Голос Анвера был мягким, а руки - твердыми, и струились от его
огромного тела некие успокаивающие мирные флюиды. Под их воздействием
тайятский лес начал бледнеть и растворяться в пустоте, а вместе с ним
уходил в прошлое Дик Две Руки, воин-тай, освобождая место для Ричарда
Саймона, стажера. Стажер, в отличие от воина, не забывал о дисциплине и
порядке, законах и Каторжных Мирах и прочих достижениях цивилизации. Пальцы
его разжались, и Анвер осторожно перехватил длинный узкий клинок.
Ричард Саймон поднялся на ноги - без победного трофея, зато с чистой
совестью. Он оглядел стол, плеснул спиртного в стакан и протянул его
Селиму. Тот сидел на полу, выкатив глаза и с трудом ворочая шеей.
- Пей! Пей за Наставника моего Чочингу, людоеда и дикаря! Пей, береги
свои уши и держись от меня подальше! Я ведь тоже людоед... могу не только
уши откусить.
Селим выпил.
А ночью, после любовных игр с Курри Вамик, Ричарду Саймону вновь
приснилось, как бьется он с Цором на виду у Горьких Камней, а Цохани,
сжимая в руках копье, подбирается к нему со спины. И было у Цохани лицо
турка Селима.
Неудачный выдался день!
* * *
КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК
Селим Джарир, потирая шею, в ярости уставился на Дейва Уокера.
- Добрый, говоришь? Слишком добрый, да? Совсем наивный, робкий, как
девочка? Дерется только на помосте, э? А в кабаке пьет и жрет, так? И рук
не распускает? Без-ини-циа-тив-ный, значит? Убить не может, говоришь? - Тут
Селим набрал полную грудь воздуха, выкатил глаза и заорал: - Ты меня
подставить хотел, э? Ты кого на меня натравил, техасский пес? Морда
бесстыжая! Сын шакала и сам шакал! Верно говорят: не дал Аллах совести
рыжим, а дал им пинок под зад, чтоб не мозолили глаза! А что отринуто
Аллахом, то подобрано шайтаном!
Дейв Уокер слушал Селима, задумчиво почесывая шрам на нижней губе.
Когда в речах турка случилась пауза, он произнес:
- Ты, дорогой, не кипятись. Ты что делал? Ты не в игрушки игрался. Ты
выполнял задание, ты его выполнил с блеском, и от лица службы тебе
объявлена благодарность. Не мной, а Леди Дот!
Уокер многозначительно ткнул пальцем в потолок. Селим принялся
излагать на турецком, в какое место Леди Дот может отправиться вместе с
благодарностью, куда ее засунуть и что нажать, дабы спустить воду. Длилось
это с четверть часа, со всеми красочными деталями и эпитетами, возможными в
турецком языке, а когда закончилось, последовал вопрос - не желает ли агент
Джирпр повторить кое-что в присутствии начальства. Агент Джарир не желал.
- Может, ты переусердствовал, э? - спросил Уокер, копируя акцент
Селима. - Я ведь тебе что сказал, дорогой? Я сказал: подзаведи паренька,
чуть-чуть подогрей, слегка пообижай, а там посмотрим, ни что он способен.
Чуть-чуть! - Уокер снова поднял палец. - Может, ты перестарался?
- Может, перестарался, - буркнул Селим. - Только я к этому бешеному
подходить теперь не желаю. Мне уши дороги! Понял, нет? И не проси о таком!
Не говори о старой дружбе! Ты мой начальник был - там, на Рибеллине, и ты
меня вытащил, ты мою шкуру спас, и ты мне о долге напомнил... А теперь я
тебе ничего не должен! Я теперь этому Карабашу должен! Скажешь, нет?
- Должен так должен, - согласился Уокер.- Закажи молитву о его здравии
или ящик "Коммандос" презентуй... - Он прищурил левый глаз, осмотрел Селима
с ног до головы и спросил: - А скажи-ка, чего мой парень делать собирался?
С тобой? Когда тебя к полу прижал?
Глаза Селима выкатились еще больше.
- Что делать? - рявкнул он. - Ножик в глотку воткнуть, вот что! Если б
не этот Карабаш...
- Погоди, - Уокер похлопал турка по мощному плечу. - Ты уверен? Твердо
уверен, что он мог бы тебя убить? Селим пробормотал смачное турецкое
проклятие.
- Ну, ладно, верю... Ты ведь знаешь, служба у нас тяжелая, дорогой, не
всякому по плечу. А отчего? А оттого, что не всякий способен пустить
ближнему кровь. Пусть этот ближний мерзавец и гад, а все ж человек!
Подумаешь о том, палец дрогнет, твоя пуля - мимо, а его - тебе в лоб... -
Он стиснул плечо Джарира, помолчал и вдруг спросил: - Ты помнишь, как
первый раз стрелял в человека? Там, на Рибеллине? Когда тебе было двадцать
с хвостиком? Во-от с таким маленьким хвостиком? - Уокер показал, с каким. -
Ты помнишь, куда твоя пуля улетела? Помнишь, Селим-джан?
- Помню, - хрипло отозвался турок. - У этого в окно не улетит. У этого
хватка есть... Такая хватка, будто он уже сотню душ прикончил.
- Прикончил, - кивнул Уокер, - только то были не люди... не совсем
люди... А мне надо знать, способен ли он разделаться с человеком. С
каким-нибудь мерзким наглым ублюдком вроде тебя... Понял, нет? Начнет с
ублюдков, а там все поедет-покатится...
- Считай, уже поехало, - сказал Селим, массируя горло. - Даже
покатилось!
Дейв Уокер протянул ему раскрытую ладонь.
- Ну, так прими благодарность и не обижайся. Ты ведь сам был не прочь
устроить маленький розыгрыш... Мир?
Заметив, что Селим колеблется, он ухватил его мощную длань и
усмехнулся. Шрам оттянул губу, и улыбка, как всегда, вышла кривой.
- Ну, не выкатывай глаза! Аллах не любит рыжих и Аллах не любит
обидчивых! А что отринуто Аллахом, то подобрано шайтаном! А шайтан не
упустит своего, ежели ты ему поддашься. Вот послушай-ка одну историю. Помер
старый техасец Билл Демпси и отправился, само собой, прямиком в ад...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг