точно перегретый пар под крышкой котла, и пар этот необходимо выпустить -
но так, чтоб не разнес он всего котла. Вот почему есть лес и есть женские
селения, есть земли войн и земли перемирий, и есть свой срок и для того и
для другого.
И, спустившись в эти земли войн, Ричард Саймон убедился, что Наставник
говорил правду. Многие, очень многие мужчины Тайяхата были слишком сильны,
чтоб заниматься лепкой глиняных горшков или плетением циновок; и многие из
них хотели стать сильнейшими. Не для того, чтоб властвовать и устрашать, но
ради почетного права считаться лучшим" первым, искуснейшим среди искусных.
Это тоже являлось игрой с определенными законами, в которых Дик
разобрался не сразу. Вначале ему казалось, что все тут воюют против всех;
он не мог уловить разницы кланов и понять, какой является враждебным, какой
принадлежит к временным или постоянным союзникам, а кто поддерживает
нейтралитет. Чочинга говорил ему об этом, но, в отличие от наставлений в
воинском мастерстве, сказанное не подкреплялось практикой и было для Дика
лишь мертвым перечнем имен и фактов.
Но он по крайней мере запомнил эти факты и имена, а теперь сухие
комментарии Учителя вдруг обрели цвет, объем, вкус и запах. Теперь он на
собственном опыте убеждался, что каждый из кланов имеет свои секреты, свое
излюбленное оружие и свой Путь, - и Пути их были различными, как повадки
зверей и полет птиц в бирюзовом небе Тайяхата. Звенящие Воды отличались
необычайной гибкостью движений, низкой стойкой и точными сильными ударами,
подобными тем, что любил наносить Каа, зеленый питон Учителя; воины
Извилистого Оврага резко изгибали конечности, так что не всякий мог
предугадать, в какую точку целят их секиры и короткие изогнутые ножи;
Смятые Листы были отменными хитрецами, способными убедить противника, что
нет у них сил даже помочиться - а затем вдруг перейти в стремительную и
неотразимую атаку; бойцы Горького Камня считались лучшими пращниками и
метателями дротиков на всем континенте, Холодные Капли искусно владели
длинными двузубыми пиками, Быстроногие в резвости не уступали скакунам, а
клан Четырех Звезд таил особое умение - отбивать клинок и стрелу голой
рукой. Впрочем, все Пути Кланов являлись тайными, но секрет, разумеется,
был заключен не в проявлениях внешних и видимых, а в том, какими способами
достигался необходимый результат. Лишь великим искусникам вроде Чочинги
было открыто тайное, и знали они, как странствовать по чужим дорогам, не
забывая и собственного Пути.
Путь же Теней Ветра заключался во многих умениях: в том, как
расслаблять мышцы - для отдыха или чтоб выскользнуть из захвата в
рукопашном поединке; в том, как скрыться с глаз противника - прыгнуть,
прилечь на землю, метнуться змеей, обойти со спины, стать невидимым на
мгновение, а после продлить этот миг, сделавшись отблеском лунных лучей в
быстрых водах; в том, как нанести удар, вложив в стремительное движение
ровно столько силы, сколько нужно, чтоб добиться своего - ранить,
прикончить, оглушить, продемонстрировать превосходство. Впрочем, основой
основ все-таки являлась быстрота. Те, кто прошел обучение у Чочинги, умели
двигаться с поразительной скоростью, присутствуя будто бы в трех местах
разом: и перед противником, и за его спиной, и в некотором безопасном
отдалении, где не могли их настичь ни секира, ни копье. Они действительно
уподоблялись тени ветра, ибо невидимый ветер все-таки можно ощутить, тогда
как тень его незрима и неощутима. Но удары этих призрачных теней были
смертоносными.
Ударов - не приемов, а именно ударов - насчитывалось три. Первый -
удар на поражение, приводивший к молниеносной смерти, который полагалось
наносить в сердце, в горло, в висок, в затылок или спинной хребет. Прочие
области тоже не были под запретом, но считалось, что убийство двумя или
тремя ударами говорит о недостаточном мастерстве победителя. Убивать надо
было быстро и сразу, не продлевая агонии противника, дабы он не испытывал
ни телесных, ни душевных мук.
Второй тип удара демонстрировал превосходство над врагом, для чего
полагалось нанести ему ранение. Раны у воинов-тай не рассматривались как
признак доблести, и любой шрам в их глазах был лишь свидетельством
неуклюжести и неумения защищаться. Самым позорным считался рубец на животе,
над пахом; о таких бойцах говорили, что их детородный орган висит на
кончике вражеского клинка.
Наконец, был милосердный удар, которым противника оглушали, дабы,
оставив его в живых, отрезать полагавшийся трофей - палец, ухо или то и
другое вместе. Такая потеря не считалась позорной, и редкий боец, доживший
до сорока, мог похвастать всеми пальцами и ушами. Если мог, то это
свидетельствовало о великом искусстве и немалой удаче, о том, что этот воин
- сильнейший среди сильных, достойный сделаться Наставником. Титул
Наставника ценился превыше прочих, и в каждом клане их было десятка два или
три; а таких, как Чочинга, со Шнуром Доблести до колен, не больше дюжины на
весь огромный материк.
Выбор между тремя ударами, между смертью, позором или контрибуцией,
также подчинялся строгим правилам. Молодых близнецов-умма, впервые
спустившихся в лес, почти никогда не убивали; им полагалось вернуться через
год-другой в женские селения, завести семью, зачать потомство, после чего
их долг перед родом считался исполненным. Теперь они могли избрать мирное
занятие либо спуститься в лес за воинской славой или смертью; теперь в их
Песне говорилось не только о старших родичах и побежденных врагах, но и о
том, что стали они отцами. А значит, воды в реке прибыло, и пора ей
убывать...
Под неусыпным надзором Чоча Дик разобрался с подобными тонкостями и
заодно уяснил, что Холодные Капли, Звенящие Воды, Быстроногие и еще три
десятка кланов числятся в традиционных врагах Теней Ветра, Четыре Звезды -
в давних союзниках, с Парящими и Горькими Камнями заключено перемирие, а
остальные воинские братства обитают слишком далеко и пребывают в состоянии
нейтралитета. Уяснил он и другие нюансы, связанные лично с ним. Во-первых,
он был обязан поддерживать реноме Чочинги и честь называться его учеником;
а это значило, что уши его и пальцы - особо лакомый трофей для воинов
враждебных кланов. Во-вторых, каждый палец являлся для Дика драгоценностью,
так как было их не двадцать, а только десять, и, лишившись двух-трех, он
мог превратиться в калеку. Потеря же уха, не входившая для тай в список
уродств, совсем иначе выглядела в человеческих глазах (хотя ее, разумеется,
можно было компенсировать протезом). В-третьих, обычай, не поощрявший
гибели молодых, на Дика Саймона не распространялся. Он, двурукий ко-тохара,
не мог оплодотворить тайятскую женщину а потому был бесполезным, как сухая
ветвь на цветущей яблоне. Или как мутная струйка в широком и чистом
потоке.. А это значило, что лес был для него не тренировочной ареной, но
местом битвы - жестокой, не признающей компромиссов, заставлявшей держаться
в постоянном напряжении.
К счастью, он уцелел, сохранив и пальцы свои, и уши. Он был
прирожденным бойцом, расчетливым, выносливым и сильным, но и противники
были выносливы, искусны и сильны - как правило, сильней его. Однако вскоре
Дик догадался, в каком умении превосходит их и как две руки способны
справиться с четырьмя. Его спасали лишь быстрота и ловкость - отцовское
наследие, врожденный дар, взлелеянный мудрым садовником и распустившийся
пышным цветом в тайятских лесах.
И когда он покинул их, его Шнур Доблести падал на грудь, а длинные
клыки саблезуба касались пояса.
* * *
Спустя несколько часов Ричард Саймон стоял под прозрачным колпаком
передвижного модуля, нацелившегося тупой безглазой мордой в стену. Стена,
обрамленная со всех четырех сторон серебристым прямоугольником Рамы, была
покрыта росписями в древнерусском стиле, представлявшими богатую историю
Смоленска - строительство Никольских врат и башни Веселуха, битвы с
литовцами, татарами и полчищами Бонапарта, освящение церкви
Михаила-Архангела и крестный ход в Успенском соборе. Сам собор, блистая
куполами над нежной зеленью стен, красовался напротив, за дорогой, круто
спадавшей к речному берегу, и Дик, оглядываясь, видел его в широченном
разлете входной арки трансгрессорной станции. Рядом с аркой, в углу,
отведенном провожающим, стояли отец, тетушка Флори и еще с десяток человека
сопровождении офицера Транспортной Службы; лицо Саймона-старшего было
хмурым, а несгибаемая тетушка на сей раз плакала, утирая слезы крохотным
кружевным платочком. Заметив, что Ричард смотрит на нее, она шевельнула
пальца ми, нарисовав в воздухе крохотный крестик.
Модуль едва заметно дернулся - в хвостовую часть загружали багаж.
Процедура оказалась недолгой, так как путников, не считая Ричарда, было
всего двое: белокурая девушка лет двадцати, которую звали Алиной, и
представительный сухопарый джентльмен, изъяснявшийся с явным британским
акцентом. Каждый из них прихватил по сумке, но у британца имелся еще живой
багаж - чета охотничьих гепардов в клетках которые транспортники сейчас
размещали в грузовом отсеке под вопли и рев перепуганных зверей. Британец
озабоченно хмурился; как понял Ричард из пары фраз, коими сей господин
обменялся с офицером Службы перед посадкой, он вез гепардов в Ковентри - то
ли в зоопарк, то ли в поместье какого-то лорда, страстного любителя охоты
на кроликов и лис.
Блондинка Алина тоже выглядела озабоченной, но совсем по другому
поводу. Ричард ее не знал, хоть Смоленск и небольшой город; а может, видел
когда-то, но время в юности течет совсем иначе, чем в зрелых годах: сам он
за семь лет превратился в мужчину, а девчушка стала женщиной - весьма
соблазнительных форм, с миловидным личиком и пухлыми сочными губами. При
посадке в модуль Ричард поддержал ее за локоток и тут же был вознагражден
ослепительной улыбкой. Затем в течение двух минут они представились друг
другу, перешли на "ты" и приняли твердое решение повидаться в Штатах или в
Канаде. Не так уж много во всей этой Колумбии смолян, с коими можно
вспомнить детство и поболтать на русском!
Когда контуры грядущей встречи определились, Алина начала
выспрашивать, какую гимназию окончил новый приятель и чем занимается
сейчас. Ричард отвечал уклончиво - мол, грыз науки дома, на пару с
компьютером, а затем, победив в конкурсе, получил учебный грант в Грин
Ривер. Все это являлось чистой правдой - и стипендия, и городок Грин Ривер
в штате Орегон, где был солидный университет, вот только насчет конкурса он
приврал. Точнее, слегка исказил факты. Конкурс ему пришлось пройти, но не в
Смоленске и не в Орлеане, а в тайятских лесах, где он и удостоился
свидетельства победы - шнура с нанизанными костяшками.
Этот шнурок открыл ему путь в такое заведение, где гранты сплошь
казенные и налогообложению не подлежат.
Возможно, Алине хотелось узнать подробности о таинственном заведении в
Грин Ривер и о том, сколь далек Грин Ривер от Монреаля, где девушка
собиралась подвизаться в качестве манекенщицы, но тут над модулем сомкнулся
прозрачный колпак, и она начала бледнеть. В последующие минуты, пока
техники озабоченно сновали вокруг модуля, а в багажный отсек запихивали
клетки с орущими гепардами, щеки Алины сделались белыми как мел, и Ричард
снова взял ее под руку.
Она боялась! Она трепетала, взирая в ужасе на огромный прямоугольник
Рамы, на стену, украшенную фресками, - такую прочную, надежную и в то же
время эфемерно-зыбкую, будто раскрашенное полотнище из газовой кисеи. Еще
немного, и полотнище исчезнет, сорванное яростью незримых вихрей энергии, а
Рама тускло засветится, оконтурив устье Пандуса, - провал в бездну, в
темноту, в ледяной мрак...
Ричард вздрогнул, почувствовав, как по спине пробежали холодные
мурашки, и оглянулся на отца. Тот чуть заметно кивнул, а тетушка Флори
снова принялась возить под глазами платком и рисовать в воздухе крестики.
Ричард скривился.
Дьявольщина! Что с того, что он впервые ступит на Пандус? Не страшней,
чем резать уши да выпиливать колечки из черепов... К тому же он твердо
знает, что нет никаких бездн и никакой тьмы, а есть виртуальный
трансгрессорный тоннель в пространстве, и будет он багровым... нет, скорее
алым или оранжевым - ведь до Колумбии больше сорока парсек! А вот если
отправиться в другую галактику, то Пандус станет синим, фиолетовым или в
самом деле черным... Интересно, прошел ли уже хоть один разведчик по
черному Пандусу? Или...
Девушка прижалась к нему, шепнула:
- Скорей бы уж! Ноги не держат!
- А если б пришлось идти?
- Идти? Почему идти? - она недоуменно хлопнула ресницами.
- Отец рассказывал, если груза и пассажиров немного, они идут, просто
идут сквозь устье, - объяснил Ричард и покосился в сторону джентльмена из
Ковентри. - Так что модуль подали не нам, а ему... Верней, его гепардам.
Иначе пришлось бы катить клетки на тележке... Представляешь? До самой
Колумбии, сотню с гаком световых лет!
Он пытался развеселить Алину, но та лишь зябко передернула плечиками.
- Подумаешь, невидаль... гепарды...
- Шестилапые, - уточнил Ричард, выпустив ее локоток и обнимая за
талию. - Таких на Колумбии днем с огнем не сыщешь.
А ведь и правда не сыщешь, внезапно подумал он, вспомнив о маленьком
Ши, сплетенном из травы и тростника, что покоился сейчас в его сумке.
Гибкая девичья талия под рукой и горьковатый аромат духов Алины также
напомнили ему о Чии, о днях, когда солнце вставало над снежными пиками
Тисуйю, неторопливо карабкалось вверх, а потом спускалось в леса, будто
маня и приглашая: идите, торопитесь меня проводить! А в полдень небо над
Чимарой сияло такой же голубизной, как над крестами и маковками Успенского
собора... Что, разумеется, не удивительно: Левобережье - Тайяхат, и
Правобережье - Тайяхат, один мир, одна планета... Кто-то, быть может, счел
бы ее краем злобных кровожадных демонов, но для Дика Саймона она являлась
родиной. Родиной! Единственной и неповторимой! А среди демонов были у него
враги, были друзья, и даже возлюбленная...
Были! Но - в прошлом. До того, как он спустился в лес. А когда
вернулся...
Это походило на состояние после легкого транса цехара, когда в кровь
еще поступает адреналин, когда мышцы еще напряжены и готовы к действию,
глаза высматривают скользящие тени в траве и древесных кронах, а руки
тянутся к поясу, к топорищу секиры, или шарят за плечом - то ли выдергивая
дротик из тугой связки, то ли в поисках клинка. Разумом он понимал, что
находится в мирных землях, где не воюют и не льют кровь, но само по себе
это знание было бесплодным, ибо мысленно он оставался в лесу. Разум говорил
одно, чувства - другое, а когда разум спал, являлись сны. И в них Ричард
Саймон снова бился на лесных полянах и речных берегах, атаковал и отступал,
подкрадывался к врагам, пел Песню Вызова на поединок и, повергнув
противника наземь, сносил ичегарой височную кость, чтоб выточить маленький
желтый кружок, символ своей победы... Он, воин-тай, возросший в руках
Чочинги, не предавался мучительным раздумьям подобно своему отцу, и кровь
убитых не тяготила его совесть; он просто не мог остановиться. Он продолжал
воевать: днем - в воображении, ночью - в снах.
- Это пройдет, - сказал отец. - Мы, люди, не способны мгновенно
переключаться, как тайят. Нам, чтоб позабыть прошлое, нужны не минуты, не
дни, а месяцы или годы. Но это пройдет, ибо со временем проходит все, даже
сама жизнь. Пройдет, сынок! Только не надо возвращаться в лес.
- А куда? - спросил Дик: - Куда я должен идти и где я найду мир?
- К людям, - ответил отец. - Мира ты не найдешь, но найдешь свое место
в мире. Скоро тебе восемнадцать... Кажется, ты собирался стать ксенологом?
Нет, теперь ксенология Ричарда не привлекала. Что бы он ни говорил
отцу, сам он уже не сомневался, что не ищет ни мира, ни покоя. Ксенология
казалась ему слишком тихим, слишком академическим занятием; теперь он
предпочитал не изучать, а действовать. Действовать! Несомненно, лес
пробудил в нем доселе скрытую склонность к опасным авантюрам, к
противоборству с обстоятельств ми и людьми, к риску и приключениям... Это
был крепкий напиток, но Ричард Сай-мон, однажды распробовав его, не
собирался отставлять бокал в сторону.
Вот только сны, сны... Они не так тяготили Дика, как напоминали об
утраченном, о двух реальностях Тайяхата, которые он потерял. Жизнь в Чимаре
казалась пресной, а лес... Пожалуй, он вернулся бы туда, но лес все-таки
был тайятским.
Чочинга, его Наставник, сказал: "У всякого племени есть свой лес и
свое место для битвы. У вас, двуруких, тоже. Ищи, и ты найдешь!"
Разумеется, он был прав, как и отец, тоже говоривший о поисках. Лес
двуруких, где могли бы найти применение все таланты Ричарда Саймона,
безусловно, существовал, и сейчас он направлялся прямиком в эти дебри.
Правда, не сражаться, а учиться, но перспектива битв, погонь и всевозможных
авантюр была не за горами.
Не он ли, Дик Саймон, первым пройдет по черному Пандусу?.. Или
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг