похожего на нефрит материала. Но то был, конечно, не камень; стены и
потолок во внутренних помещениях, стоило лишь приложить к ним ладонь,
начинали светиться, и каких-либо швов или стыков отдельных деталей не
замечалось. Сперва они обогнули всю террасу с колоннами, считая шаги, и
выяснили, что окружность кольца составляет два километра с половиной;
затем прошли внутрь и принялись исследовать анфиладу больших и малых
полостей, соединенных извилистыми переходами и уходившими в стены дверьми.
Вид этих камер, ничем не напоминавших коридоры и залы серого лабиринта, не
вызывал и аналогий с земным жилищем либо иным сооружением. Их нельзя было
назвать комнатами или залами, так как ровным здесь был только пол, а форма
их не поддавалась определению - не круглые и не прямоугольные, но
прихотливо-извилистые, словно кляксы или пятна теста Роршаха, они тянулись
одно за другим, и стены их, плавно переходившие в потолки, покрытые
бороздками, горбами и вмятинами, напоминали поверхность каштана. Не
комнаты - полости, выточенные в сердцевине нефрита гигантским червем,
заодно отполировавшим похожий на камень материал до зеркального блеска.
Стены на ощупь казались гладкими и теплыми, их бледно-зеленоватое сияние
было приятным для глаз, однако каким-то неравномерным: казалось, впадины
светятся не так ярко, и свет их имеет молочный матовый оттенок, тогда как
выпуклые области испускали больше зеленого.
В камерах имелась мебель, но сказать, что она стояла там, было бы неверно.
Округлые куски мягкой ткани или какого-то пластика парили над полом на
высоте полуметра; эти упругие ложа легко выдерживали вес Сийи и лишь
слегка прогибались под грузным телом Пал Нилыча. Их можно было
передвинуть, но не опустить и не приподнять; любое усилие, направленное по
вертикали, делало легкий на вид материал неподъемным грузом. Скиф для
интереса прострелил пару этих странных лежаков - или сидений? - из лазера,
не добившись никакой реакции - в них появились дырки размером в палец, и
больше ничего.
Были в камерах еще бассейны и шестиугольные окна, такие же, как
запечатанное Джамалем. Врат обнаружилось немного, три десятка, а вот
бассейнов с чистой и теплой водой Скиф насчитал около сотни. Они
располагались в самых обширных полостях и выглядели неглубокими, всего
метр-полтора; их бортики имели такую же неопределенную и прихотливую
форму, как сами камеры.
Шагая вслед за Сарагосой, то хмурившимся, то в недоумении качавшим
головой, Скиф размышлял о цели и смысле этой огромной нефритовой
конструкции, заброшенной в необозримую и пустую степь. Необозримость и
пустота казались ему понятными; сфера сархов, пусть еще не завершенная,
была столь велика, что здесь разместились бы миллиарды поселений и
миллиарды миллиардов живых существ. Очевидно, пустых и неосвоенных
пространств тут имелось больше, чем застроенных и заселенных, и они просто
угодили в одно из таких белых - или, если угодно, желтых - пятен. Но
каково назначение этого кольца, окруженного колоннадой, прикрытого сверху
прозрачным, блестящим на солнце куполом?
Бассейны и ложа наводили на мысль об отдыхе, однако эта мысль вызывала у
Скифа некое внутреннее сопротивление. Такая аналогия казалась ему слишком
поверхностной; к тому же страж-сегани, называвший это сооружение токадом,
говорил о запахе воспоминаний и наслаждении. Каких воспоминаний? Какое
наслаждение?
Скиф полагал, что это никак не связано с отдыхом. В конце концов ведь
сархи-метаморфы были так не похожи на людей! Они меняли свое обличье, они
трансформировали свои тела, будто данная им при рождении плоть состояла из
текучей и покорной их воле субстанции, способной преобразовываться в любые
формы, человеческие или отличные от человеческих; вероятно, они могли
принять очертания зверя или птицы, древесного обрубка или камня, облака
или морской волны. И они - по крайней мере до Второго Рождения - не
осознавали собственное "я"! Да, отличия были слишком велики, чтоб всерьез
думать об этой нефритовой конструкции как о стадионе, цирке или санатории!
"Скорей всего, - размышлял Скиф, - сархам вообще не нужен отдых. Ведь
мышечная усталость сродни отраве, а существа, чья плоть столь текуча и
покорна, наверняка умеют либо полностью утилизировать яды и продукты
метаболизма, либо избавляться от них с потрясающей и недостижимой для
человека эффективностью. Да, сархи слишком не похожи на людей! Однако,
если верить щуплому стражу, не лишены способности наслаждаться... И каковы
же их понятия о наслаждении?"
Сомнения Скифа разрешились, когда путники, осмотрев множество камер,
бассейнов и парящих в воздухе сидений, попали во внутреннюю галерею -
широкий кольцевой проход с такими же массивными колоннами, подпиравшими
своды на высоте семиэтажного дома. Простенки между колоннами были забраны
попеременно нефритовой субстанцией и прозрачным материалом, имевшим вид
гигантских хрустальных пластин; эти окна, тянувшиеся на сорок шагов,
придавали кольцевому коридору вид аквариума.
Или скорей его преддверия, так как настоящий аквариум располагался в самой
середине, под куполом, едва заметным в алых солнечных лучах. Там, в
непрозрачных перегородках, сияли шестиугольные врата, а за огромными
хрустальными окнами возносились вверх пышные кроны деревьев. Кора их была
гладкой, как девичья кожа, гроздья сочных ягод свешивались с ветвей, а
широкие листья отливали бледным золотом.
* * *
- Падда! - выкрикнула Сийя, отшатнувшись. - Падда, дерево дурных снов!
Скиф бросил взгляд на побледневшее лицо своей возлюбленной Вероятно, в
сердце ее теплилась надежда, что этот мир, с щедрым алым солнцем и
беспредельной равниной, заросшей душистыми желтыми травами, не принадлежит
ару-интанам; или, быть может, он столь велик, что демоны обитают где-то
далеко, на краю света, либо прячутся в своих серых подземельях. Но теперь
она убедилась в их неотвратимом и близком присутствии, ибо там, где росли
падда, были и демоны. Двеллеры, метаморфы, сархи, Бесформенные! Их
присутствие вдруг сделалось почти физически ощутимым, и Скиф невольно
нащупал рукоять лазера.
Впрочем, за хрустальными окнами царили тишина и покой. Древесные кроны
застыли в полной неподвижности; среди желтых трав, покрывавших землю, не
замечалось ни малейшего шевеления; шестиугольные врата, ведущие сквозь
тайо, мерцали призрачным изумрудным светом. Кроме них, в прозрачных
перегородках имелись и обычные двери, которые надо было откатывать в
сторону; подойдя к одной из них, Скиф коснулся гладкой створки, поглядел
на шефа и сказал:
- Зря вы беспокоились насчет образцов, Пал Нилыч. Вот, полна лавочка
товара! Все есть, и листья, и ветки, и кора - и все бесплатно! Иди и бери!
Так как, пойдете? Ножик вам одолжить? - Он наполовину вытянул блестящий
клинок катаны.
Сийя тревожно вскрикнула, когда он сделал вид, что отворяет двери, но
Сарагоса лишь махнул рукой да пробурчал:
- Шутник, чечако! Сам откроешь, сам туда и пойдешь. Кто у нас специалист
по выживанию, э? И кого премудрая мать обласкала? Не меня, а вас с князем!
Ну, князь - человек ценный, союзник и гость, так что придется идти тебе,
парень. Уснешь, так за ноги вытащим
В три прыжка Сийя оказалась у двери и оттолкнула Скифа в сторону.
- Распадись и соединись! - Она вытянула руку в священном кууме. - Клянусь
Безмолвными, мой мужчина туда не пойдет!
- Во-первых, - произнес Сарагоса, раскуривая трубку, - я говорил не
всерьез. Не одному же князю шутки шутить... - тут Пал Нилыч покосился на
Джамаля, прилипшего к прозрачной стене. - А во-вторых, девонька, ты
слышала о дисциплине? Скиф не твой мужчина, а мой, потому как я его
начальник и воевода! Прикажу - на уши встанет и на ушах за этими падда
пойдет!
Сийя упрямо выпятила подбородок, и Скиф подумал, что в гневе она чудо как
хороша.
- Будь ты хоть трижды его воеводой, Сар'Агосса, он принадлежит мне! Мне и
только мне!
- А почему? - спросил Сарагоса, явно забавляясь.
- Потому что мужчину и женщину соединяют боги, а твоя власть - власть
военачальника - от людей! Клянусь Небесным Вихрем, ты уже немолод, а не
понимаешь такие простые вещи! Воистину боги не даровали мудрости мужчинам,
наделив ею одних женщин. Ты такой же, как наши предки-синдорцы с
восточного берега Петляющей реки! Не видишь очевидного, споришь о пустом!
Несмышленый кафал!
Последнее оскорбление заставило Сарагосу подавиться дымом; он откашлялся и
раскрыл рот. Что-то будет! - подумал Скиф, с интересом наблюдая, как
Любовь тягается с Властью из-за его персоны. Пал Нилыч родился в двадцатом
веке, в середине пятидесятых годов, и был, несомненно, подвержен всем
ошибкам и заблуждениям светлого прошлого. Таким образом, Скиф следил
сейчас за противоборством двух идеологий: времен матриархата и эпохи
развитого социализма. Впрочем, и западная демократия, бывшая изобретением
мужчин, ставила во главу угла Власть и Долг, но не Любовь.
Начавшийся спор прервал звездный странник. Постучав по перегородке
рукоятью ножа (хрустальный материал отозвался протяжным звоном), Джамаль
произнес:
- Нам повезло, мои дорогие. Сильно повезло! Наше зеленое окошко открылось
тут, - он махнул клинком за спиной, обозначив полости и камеры наружного
кольца, - а могло привести нас туда, внутрь! Глядите, в каждой
непрозрачной стене - шесть, семь или восемь врат, значит, всего их сотни.
А снаружи мы насчитали только три десятка.
- Ну и что сие значит? - спросил Пал Нилыч, отворачиваясь от Сийи и
ожесточенно пыхтя трубкой. Девушка, с видом победительницы в споре, взяла
Скифа за руку и оттолкнула подальше от двери.
Джамаль в задумчивости окинул взглядом всех троих.
- Получается, Нилыч, что кто-то приходит снаружи, а кто-то - изнутри... И
тех, кто попадает прямо в рощу, больше. Им не нужны ни комнаты, ни
бассейны, ни матрасы, что висят в воздухе, - ничего! Только это, - он
опять постучал по стеклу черенком ножа.
- Хмм... Забавная мысль... А дальше что?
- А дальше я предложил бы понаблюдать. Вдруг кто заявится! То ли снаружи,
то ли изнутри... Но глядеть лучше сверху, - Джамаль показал взглядом на
купол. - Тут роща культурная, не дикая, как в Амм Хаммате; деревья растут
негусто, и с крыши мы рассмотрим, что под ними творится. Нас четверо,
будем наблюдать со всех четырех сторон... вдруг и поймаем генерала! - он
подмигнул Скифу.
- Да, наверх стоило бы подняться, - согласился Сарагоса. - Пойдем на
террасу, может, там лестницы есть...
Лестниц они не нашли, но обнаружили люки, ведущие внутрь колонн. Эти
массивные подпорки трехметрового диаметра оказались внутри полыми и,
видимо, выполняли роль подъемных и спускных устройств; тяготение в них
отсутствовало начисто, но в каждой ощущался слабый ток воздуха,
направленный вверх или вниз. Джамаль с Сийей тут же забрались на крышу, и
Скиф уже двинулся следом за ними, но Пал Нилыч придержал его.
- Пойдем-ка, парень, посмотрим, что сталось с недотепой, которому ты шею
свернул. По твоим да Князевым рассказам выходит, что они, - Сарагоса ткнул
пальцем вниз, разумея обитателей серого лабиринта, - после смерти как-то
меняются. Хочу увидеть, как.
Зрелище оказалось неприятным. Тело Карателя уже закончило свою посмертную
метаморфозу, превратившись в засохший и словно бы обугленный сгусток,
покрытый то ли кожей, то ли корой. Он был небольшим, овальным,
полуметровой длины и напомнил Скифу старый древесный пень или огромную
картофелину, которую передержали в огне. Он вытащил клинок, пошевелил им в
середине сгустка: полетели черная пыль и труха.
Сарагоса с задумчивым видом уставился на бренные останки щуплого сегани.
- Пепел, - пробормотал он, - пепел... Тени, призраки и чудища бродили во
мгле, но вот туман рассеялся, и они осыпались пеплом... И не осталось
ничего, кроме пепла... Прах! Пустота!
- Все мы прах и пепел, когда умрем, - заметил Скиф. - Прах, пепел и
пустота! Но там, - он воткнул клинок в землю, словно желая дотянуться до
потолка серого лабиринта, - там, Пал Нилыч, еще чертова пропасть живых!
Пусть туман рассеялся, и мы заглянули им в глаза... и даже увидели
знакомые лица... Но они ведь не стали менее опасны, да? И что вы
собираетесь делать с ними, Пал Нилыч?
- Не знаю, - сказал Сарагоса, - не знаю, скифеныш... Просто сейчас я
разделался с одним из своих кошмаров.
Он глядел, как Скиф, опустившись на колени, быстро и ловко взрезает
катаной дерн, как отваливает его в сторону, как выбрасывает горсти
коричневатой земли. Затем обугленные останки вместе с каской были
завернуты в плащ, а сверток опущен в неглубокую ямку; когда Скиф закидал
ее землей и привалил сверху дерном, получился холмик в ладонь высотой -
могила не могила, но все же какая-то отметина. Лучше, чем разложение в
жадном сизом тумане на дне погребальной шахты.
Отряхнув руки, Скиф поднялся. Было жарко, и ему хотелось сбросить плащ,
комбинезон и окунуться в какой-нибудь из сотни расположенных поблизости
бассейнов. Но Сийя ждала наверху, а Сарагоса уже с нетерпением манил его
рукой, так что Скиф был вынужден повиноваться этому двойному призыву
Власти и Любви. Вступив следом за шефом внутрь колонны-подъемника, он
неторопливо всплыл вверх и очутился на крыше токада.
К счастью, тут тоже были бассейны. Плоская кровля обнимала кольцом слегка
приплюснутый купол, возносившийся в самой высокой точке метров на сто
пятьдесят; кровлю эту тоже засадили желтой травой, но кое-где поблескивали
нежной зеленью обширные нефритовые площадки с прихотливо изрезанными
зеркалами серебристых вод. Имелись тут и ложа, висевшие в воздухе словно
ковры-самолеты, терпеливо поджидающие седоков; одни были размером с
сиденье стула, другие - с половину цирковой арены. Картинка, по мнению
Скифа, походила на пляж, в самом центре которого взметнулась вверх да так
и застыла огромная круглая волна; алое солнце заставляло ее розоветь и
поблескивать, и казалось, что из мерцающих ее глубин всплывет сейчас и
ринется на берег неведомое таинственное чудище.
- Разойдемся, - сказал Сарагоса. - Князь дело предложил: нас четверо, и
каждый будет следить за своим сектором. Да и на равнину поглядывать не
забывайте - вдруг кто оттуда припожалует!
- Мы потеряем друг друга из вида, - Скиф покосился на купол, скрывавший
противоположную сторону желтого кольца. - Надо бы уговориться о сигналах,
Пал Нилыч.
- Ну, чего тут уговариваться, - Сарагоса пожал плечами. - Мы с тобой будем
стрелять, а князь и красавица наша пусть кричат. Распределимся так: ты и
я, - он хлопнул Скифа по груди, - напротив друг друга, а они - посередине.
Значит, Сийя будет рядом, отметил Скиф. Это его вполне устраивало, и,
сделав налево кругом, он двинулся на свой пост.
Там он выбрал площадку попросторнее, сбросил на один из ковров-самолетов
шлем, плащ и свой отощавший мешок с припасами, расстегнул пояс, стянул
комбинезон и сапоги и плюхнулся в бассейн. Вода доходила ему до середины
бедер: плавать нельзя, но окунуться можно. Этим он и занимался минут
десять, смывая пот, грязь и сажу, налипшую еще во время амм-хамматского
пожарища. Потом прополоскал комбинезон, бросил его сушиться, надел на
запястье браслет с таймером, компасом и хронометром, повесил через плечо
кобуру лучемета и двинулся в обход.
Небо над ним было высоким, нежно-розовым, с легкой просинью, в теплом
воздухе витали ароматы трав, вполне безопасные в отличие от медвяного
запаха падда, солнце приятно грело плечи и спину, и Скиф разнежился.
Сперва он посматривал вниз, где застыли под куполом дурманные деревья, но
там ничего интересного не происходило, и он начал все чаще глядеть в
степь. Там тоже не замечалось никакого подозрительного шевеления, но вид
равнины, плавно вздымавшейся к небесам, чаровал Скифа; в какой-то миг ему
показалось, что стоит он, крохотная и ничтожная мошка, на самом дне
исполинской чаши, края которой простираются вкруг него и тянутся вверх,
вверх, вверх, замыкая собой и это странное розовое небо, и алый солнечный
диск, и, быть может, все звезды, сколько их есть на свете.
Он тряхнул головой и усмехнулся; миг сей был поистине мигом истины -
разумеется, если не считать звезд.
Так продолжалось часа два. Почти при каждом обходе Скиф видел в левом
конце своего маршрута Джамаля, а в правом - Сийю; они сперва крепились,
поглядывая на него с завистью, но потом звездный странник не выдержал и
разоблачился до плавок. Сийя осталась в плаще, стянув его боевым поясом с
клинками, но Скиф углядел, что ноги ее босы, а волосы мокры: значит, тоже
купалась.
Налюбовавшись равниной и небом, он принялся думать о Сийе. Тут все вроде
бы складывалось хорошо; во всяком случае, кавказский способ с мешком, про
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг