Затем мир перестал существовать.
Это совсем не походило на телепортацию, осуществляемую Доктором. Там Скифа
преследовало чувство бесконечного падения в пропасть, в некую ало-багровую
бездну, которая могла с тем же успехом оказаться недрами гигантской
звезды, облаком светящегося газа или самой преисподней. Правда, в своем
полете он не ощущал ни палящего жара, ни холода, ни боли - вообще ничего,
кроме томительной пустоты в голове и желудке, которые ассоциировались с
невесомостью и падением с большой высоты. Чувство это было привычным, так
как Скифу не раз доводилось десантироваться с небес на землю - и при
помощи парашюта, и другими способами, предусматривающими длительный
свободный полет. Так что "штучки" Доктора его не слишком раздражали; если
бы не угрожающее видение багряных облаков да огненные бесплотные
протуберанцы, бушевавшие со всех сторон, Скиф вообще не имел бы к нему
претензий.
Правда, Джамаль утверждал, что все эти пламенные пропасти и алые тучи, да
и само чувство полета, являются чисто субъективным ощущением. Сам он будто
бы не падал в огонь, а висел неподвижно в слоистом и влажном тумане,
наблюдая за игрой призрачных теней, скользивших где-то под ним, в
белесовато-серой мгле. Эти эффекты, по словам звездного странника, были
связаны с мгновенным проколом переходной зоны между двумя Вселенными, с
которой оперировал Доктор, области, где отсутствовали понятия времени и
пространства.
"Темпоральный вакуум", - припомнил Скиф и удивился, что еще способен
что-то помнить. Сейчас он не испытывал чувства падения и не видел ни
огненных бездн, ни серого тумана; он вообще не мог видеть, слышать или
ощущать, ибо не обладал какой-либо плотью - даже такой, как у Ри Варрата
во время странствий его в облике светового луча. Скиф был уверен, что не
превратился в поток фотонов или в частицу раскаленной плазмы; каким-то
образом он понимал, что разум его отключен от всех внешних воздействий, от
миллионов и миллионов сигналов, что слали каждый миг миллионы и миллионы
нервных окончаний, рецепторов и датчиков, поставлявших пищу мозгу. Эта
мысль не была приятной или пугающей, она не порождала страха или тревоги,
но лишь подсказывала, что нужно ждать. И он ждал - ждал терпеливо и
безразлично, будто и в самом деле очутился сейчас в темпоральном вакууме,
где понятие времени перестало существовать.
Затем что-то случилось. Он не мог сказать, что именно; ощущение было
таким, словно тысячи крохотных паучков на тонких лапках разом прикоснулись
к нему. К нему? К его телу и коже? Или к обнаженным мышцам? Или к глазам,
к сердцу, к мозгу? Или к венам, нервам, костям? Он не знал, и это его
странным образом не беспокоило и не интересовало. Он продолжал ждать.
Крохотные паучки не дремали, бегали туда-сюда, вытягивая по дороге
невесомые прочные нити, ткали затейливую паутину, скрепляли одно с другим,
старались не оставить ни щелки, ни дырочки, ни самой малой прорехи.
Трудолюбивые малыши! В какой-то момент он понял, что плетут они не сетку,
а сплошной покров, многослойную вуаль, где каждая нить переплеталась с
мириадами других нитей; эта работа, конечно, была титанической, но паучки
выполняли ее с терпением и усердием. Он тоже был терпелив; он ждал. Ждал,
не ощущая ничего, кроме тонких лапок, скользивших по некой поверхности.
По коже? По нагой плоти? Какое это имело значение!
Паучки исчезли; мир потоком обрушился на него - красками, звуками,
запахами. На самом деле вокруг царила полутьма, витали едва заметные
медвяные ароматы, а слышать он мог лишь негромкое дыхание застывшей у
изголовья женщины. Однако переход был резким, и Скиф, чертыхнувшись, сел и
прикрыл ладонью глаза.
Это движение далось ему с трудом, словно вдруг восстановившаяся реальность
навалила ему на плечи тяжкий груз - видеть, слышать, ощущать.
- Распадись и соединись! - пробормотал Скиф. - Дьявольщина! Распадись и
соединись!
Теперь он понимал, что означает это присловье амазонок.
* * *
Той же ночью, после плотного ужина, они с Джамалем сидели в своей келье
под Башней Стерегущих Рубежи. Во время трапезы звездный странник был
непривычно молчалив, не шутил с девушками, не хвалил душистое вино, не
поднимал тостов, не бросал откровенных и жадных взглядов на круглые
коленки и упругую грудь златовласой Таммы. Ему явно хотелось поскорей
закончить с едой и питьем и поразмыслить в покое, но Тамма и Сийя были
безжалостны, заставив съесть все, что находилось на столе. Обряд отнимал
силы, и восстановить их можно было лишь одним способом - есть и пить.
Когда трапеза закончилась и компаньоны вернулись в свою опочивальню,
Джамаль опустился на ложе, упер локти в колени и закрыл ладонями лицо. В
такой позе пребывал он довольно долго, и Скиф начал уже беспокоиться, ибо
угрюмая молчаливость и отсутствие аппетита были Джамалю несвойственны.
Как, впрочем, и Ри Варрату, телгскому Наблюдателю.
Но тут он заметил, что звездный странник, растопырив пальцы, с улыбкой
поглядывает на него, и приободрился. Затем Джамаль вытянул губы, произнес
"пху!", причмокнул и уставился на стеклянный кувшин с вином, который Скиф
прихватил с собой. Вино было цвета старого янтаря, терпкое, чуть
горьковатое, напоминающее вкусом херес, но вряд ли здесь его гнали из
винограда. Впрочем, на качестве это не отражалось.
- Налей, дорогой, - произнес Джамаль. - Выпьем за щит и доспех,
несокрушимый, как горы Мауля, за погибель ару-интанов и премудрую мать
нашу Гайру! Чтоб Небесный Вихрь баюкал ее в эту ночь и в другие ночи, пока
Безмолвные не шепнут ей на ушко, что пора подниматься к ним, на серебряный
Зилур!
Дважды упрашивать Скифа не пришлось; он налил, и компаньоны выпили за все
сказанное. Потом Джамаль уселся поплотнее, привалился спиной к стене и
начал:
- Помнишь ли, драгоценный мой Паир-Са, нетерпеливый Владыка Ярости, как
стояли мы на холме, прибыв сюда в первый раз, и глядели на дурную рощу,
куда ты за веткой ходил, да котелок из золота, что торчал над деревьями?
Скиф кивнул.
- А помнишь, как хотел ты тут же бежать к нему? И тогда, и в этот раз я
едва выволок тебя на свежий воздух?
- Ну? - буркнул Скиф, не понимая, куда клонит компаньон.
- А что я тебе говорил? - Джамаль многозначительно поднял палец. - Я
говорил: не спеши, дорогой! Пойдем в степь, пойдем в горы, встретим людей,
познакомимся, выпьем, потолкуем! Вах! Люди нам все скажут! - Он так
забавно сымитировал свой собственный грузинский акцент, что Скиф невольно
расхохотался. Джамаль погрозил ему пальцем. - Вот! Теперь смеешься! А
вышло все по-моему! Пошли, встретили хороших людей, выпили да потолковали,
расспросили обо всем, да еще и подарка удостоились! Вах, какого подарка! -
Он закатил свои черные, как маслины, глаза.
- Положим, людей мы встретили всяких, - сказал Скиф. - С одними и вправду
выпили да поговорили, а из других пришлось выпустить кишки. К тому же не
собирался я сломя голову в ту поганую рощу бежать ни тогда, ни теперь. Ибо
сказано: не дергай затвор, коль магазин пуст! Сейчас - другое дело... -
Скиф уставился на Джамаля, взиравшего на него с усмешкой. - А ты что-то
весел, как я погляжу... Разобрался с секретами премудрой? Сможешь
повторить ее фокус?
- Смогу. Если не повторить, так показать, как это делается. Главное -
показать, дорогой!
Тут звездный странник пустился в долгие рассуждения о ментальном
кодировании, защитной телепатической блокировке и тонких операциях на коре
головного мозга, способных предохранить разум, эмоции и подсознание от
насильственного отторжения от тела, коему все эти блага дарованы от
природы. Скиф, в силу своего гуманитарного образования, мало что понимал в
таких делах, однако усвоил, что Джамалю во время обряда удалось запомнить
некий алгоритм перестройки нейронных связей, который можно воспроизвести в
техническом устройстве. А что касается всяких устройств, то в этом телгани
являлись великими искусниками, ибо цивилизация их была на десять или
двадцать тысячелетий постарше земной. Словом, у звездного странника был
повод пить и веселиться, ибо Миссию свою, по крайней мере в части обороны,
он исполнил. "Броня крепка, и танки наши быстры!" - как говаривал майор
Звягин. И добавлял: "А коли так, то можно пострелять не только холостыми".
Послушав речи Джамаля, Скиф спросил про пляски. Танец амазонок произвел на
него большое впечатление, Да и не один лишь танец, а вся торжественная
атмосфера, царившая в подземном святилище, - музыка и заклятия, что читала
Дона ок'Манур, грохот мечей о панцири, многолюдство собравшихся и явная их
уверенность в том, что Незримые и Безмолвные Боги готовы одарить некой
Силой, защищающей от демонов.
В ответ Джамаль заметил, что все великолепие колдовской процедуры создает
лишь необходимый психологический фон, раскрепощает и проясняет подсознание
- как, впрочем, и сладкие запахи падда в строго дозированной и очень малой
концентрации. По его мнению, человек, обладающий ментальной подготовкой, с
дисциплинированным и восприимчивым умом, вполне обошелся бы без лишней
помпезности, музыки и плясок. Главное заключалось не в этом, а в
телепатической операции, производимой премудрой матерью. Джамаль не мог
сказать, прибегала ли она к помощи богов, но сестры ее - те, кто носил
серебристые плащи, - являлись активными участницами магического действа.
Они накапливали и отдавали энергию; они были скальпелем и иглой, премудрая
Гайра - хирургом.
Под конец, осушив еще одну чашу с вином, Джамаль с улыбкой произнес:
- Женщины - суетные существа, дорогой, и не любят простоты. Если дело
можно сделать многими способами, они выберут самый сложный, подумают и
сделают его еще сложнее. Таковы они повсюду - и на Телге, и на Земле, и
здесь. Тщеславны, мнительны, склонны к таинственности, к пышности и
ненужным излишествам...
- Помнится, в келье у премудрой ты говорил о них иное, - прервал
компаньона Скиф.
- А что я говорил?
Память у Скифа была хорошей. Кивнув, он процитировал:
- Что в мире превыше женщин? Женщина в юные годы радует глаз, в зрелые
становится сосудом наслаждения, а в старости - кладезем премудрости... Так?
- Так, - согласился Джамаль и со вздохом добавил: - Ты слишком молод,
генацвале, слишком молод, дорогой мой... Ты еще не понимаешь, что все
сказанное - правда. Все, до последнего слова! Таковы женщины! Тщеславны,
но радуют глаз; капризны, но дарят нам счастье; обожают роскошь, но в горе
и бедности - мудры...
Он пригубил золотистого вина и с наслаждением причмокнул.
Скиф, ухмыльнувшись, осмотрел компаньона с головы до ног. Вид у Джамаля
был довольный, и выглядел он в своем одеянии из тонкой оленьей кожи,
сменившем дикий шинкасский наряд, весьма представительно. Так, как
полагается ценителю крепких вин и слабого пола!
- Жаль, пижама твоя пропала, - пробормотал Скиф и в свой черед потянулся к
кувшину.
- Это отчего же? - приподняв бровь, поинтересовался Джамаль.
- Роскошная была вещь, как раз из тех, что по нраву женщинам. И был ты в
ней неотразим, как мартовский павлин.
- Нет таких павлинов, дорогой, - сказал Джамаль, - есть мартовские коты. И
еще - глупые эх-перты. Глядят они с тоской на небо и ждут ночи трех лун...
Вах! Был бы я на твоем месте, генацвале!
- Ты и на своем хорош, - буркнул Скиф. - У тебя есть Тамма. И что она
думает насчет развлечений в неположенное время? Ты хоть знаешь, чем это им
грозит?
- Знаю. Но знаю и другое: Тамма - не моя женщина. Я здесь не останусь и с
собой ее на Телг не возьму... не смог бы взять, даже если б захотел. А у
тебя дела серьезные, дорогой! Так что ж заботиться, кого тебе девушка
родит - сына или дочь? Все - твое, и она - твоя! А если с девушкой
сложности... - Джамаль с задумчивым видом пригладил бородку. - Ну, тогда
поступай как у нас на Кавказе!
- И как же? - спросил Скиф.
- А вот так! Сунь девушку в мешок - и за спину! Глядишь, Доктор вас обоих
и перевезет... - Звездный странник усмехнулся. - Доставит прямиком из сна
в реальность!
Скиф с сомнением покачал головой. Кавказский метод был хорош, но вряд ли
подходил для Сийи - она и сама не затруднилась бы сунуть кого угодно в
мешок, да и на Земле не стала бы изображать кавказскую пленницу. Пару
минут он с безнадежностью размышлял о том, чем могла бы заниматься в
Питере его возлюбленная амазонка, но вариантов имелось до ужаса мало.
Ловить местных шинкасов, всяких киллеров, гангстеров да мафиози? Опасное
занятие! Не для Сийи, разумеется, для пойманных; по ее представлениям,
всякому шинкасу надо было перерезать глотку, не сходя с места.
Затем мысли Скифа повернулись к другому. Он попытался обнаружить в себе
какие-либо изменения, вновь почувствовать ту непроницаемую и незримую
стену, разделившую его с Гайрой при первой их встрече. Однако, кроме
легкого опьянения, он не ощутил ничего; лишь хмель да беспокойство, что
манипуляции премудрой могли сказаться на его талантах дайнджера. Но
Харана, бог с жалом змеи, молчал - как всегда в спокойные моменты, и Скифу
оставалось только ждать. Ждать, пока в него не нацелят нечто смертоносное
и неприятное или пока он снова не окажется в Шардисе, чтобы попытать удачу
в Большой Игре. Джамаль допил вино и сказал:
- Пожалуй, завтра можем ехать, дорогой. Тут наши дела закончены.
- Можем, - согласился Скиф. - Попробую я потолковать с местной первой леди
насчет охраны... хоть десяток всадниц... И хорошо бы взять с собой одну из
Видящих... Как ты полагаешь?
- На это не рассчитывай, Видящие не покидают город, как сказала Тамма. А
вот девушку свою постарайся забрать. И про мешок не забывай! - Джамаль
уставился на опустевший кувшин и глубокомысленно закончил: - Кавказский
способ, генацвале, самый верный! Нет надежнее! Разве что самому залезть к
девушке в мешок.
Глава 7
ДОКТОР
Что-то изменилось. Что именно, он не знал, и это тревожило его: впервые он
мог констатировать лишь следствие, но не причину. Это казалось странным,
ибо до сих пор он, Повелитель Сновидений, умел чувствовать любое движение
путников, бродивших в тех мирах, что порождались их фантазией и его
искусством. Он ощущал это как колебание струн Вселенской Арфы, как плавное
скольжение огоньков, как некую мелодию из двух, трех или большего числа
нот - смотря по тому, сколько сновидцев было отправлено в путешествие.
Мелодия всегда оставалась постоянной, но струны подрагивали, то упруго
натягиваясь, то ослабевая, и огоньки, обозначавшие людей, перемещались в
пестром клубке предначертанного им мира. Но их блеск, цвет и сияние были
столь же постоянными, как звуки, которые он улавливал днем и ночью, во
время бодрствования и в период сна. Лишь два фактора могли повлиять на эти
световые маяки, мерцавшие в его подсознании. Первым был знак тревоги,
пароль, кодовое слово, названное инструктором; тогда один из огоньков
вспыхивал, разгорался, сигнализируя об опасности, а струны арфы
напрягались, готовые подчиниться его воле. Он успевал всегда; достаточно
было потянуть за нужные нити, как странники, со всем их снаряжением,
переносились из Мира Снов в Реальность. Вероятно, этот процесс совсем не
занимал времени; он прикасался к струнам - разумеется, мысленно, -
чувствовал всплеск серой мглы, которым отзывалось на его усилие То Место,
и в следующее мгновение сновидцы оказывались под силовым коконом, в
надежном мире Земли, в креслах, откуда они начали свой путь.
Была еще одна причина, способная влиять на яркость огоньков и натяжение
струн. Они могли погаснуть, а нити - оборваться, что означало катастрофу,
которую он не успел предотвратить. Подобного эффекта он не наблюдал ни
разу, но догадывался, что погасшие огни и смолкнувшая мелодия означали бы
гибель путников. Собственно говоря, он был в этом уверен, хотя восприятие
случившегося являлось чисто субъективным и настолько личным, что он не
сумел бы описать его словами. Впрочем, все, что он чувствовал и видел,
было субъективным: и представление о Вселенной как о гигантской арфе с
разноцветными струнами, и пестрые клубки миров, которые он находил,
повинуясь фантазиям путников, и огоньки, мелодии, запахи и звуки, десятки
других ощущений, непередаваемых и странных, но позволявших ему безошибочно
ориентироваться в сложном вселенском лабиринте-в той картине Мироздания,
которую сам он временами считал сном, фантомом, калейдоскопом ярких
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг