прибавил: мол, пригодится, бляха-муха.
- Что же это такое? - Джамаль повертел коробочку в руках, попробовал
открыть, но она не поддавалась. - Что там внутри, дорогой? Снаружи костер
нарисован, выходит, внутри зажигалка? Только очень маленькая... с ноготь
величиной...
- Не думаю, что зажигалка. Дядя Коля такой мелочевкой не балуется. Если уж
он делает вещь, так это вещь.
- Бомба? - Джамаль насмешливо прищурился. Его компаньон пожал плечами.
- Скорее, защитное устройство. Талисман, от бомбы и от огня. Но как им
пользоваться, я не знаю. Сказано было: придет время, догадаешься.
- Значит, время еще не пришло. - Джамаль вернул коробочку и, оглянувшись,
поймал взгляд синдорца Сайри. Сделать это было нелегко, потому что глаза
юноши метались по сторонам, как два юрких прыгуна-хирша. На Белых Родичей
и амазонок он поглядывал с нескрываемым страхом, степь осматривал с
любопытством, а на грозного Паир-Са, своего господина, и на его приятеля,
князя Джаммалу, взирал с надеждой и благоговением. Джамаль подмигнул Сайри
и усмехнулся; тот выдавил робкую улыбку в ответ.
Они миновали очередной ручей; хрустальные брызги из-под лошадиных копыт
взмыли вверх, окропив сапоги и колени звездного странника. Полузакрыв
глаза, он мерно раскачивался в седле, отдаваясь наслаждению быстрой
скачки, чувствуя, как солнечные лучи ласкают правую щеку, а налетевший с
равнины ветерок гладит левую. Но вскоре перед его внутренним взором
возникло лицо суровой амазонки, нынешней их водительницы, и Джамаль начал
мысленную беседу с ней - о том, что люди они со Скифом хорошие и никому не
желают зла, что ару-интаны и шинкасы, мерзкие прихвостни демонов, их
враги, а значит, сами они для женщин - союзники и друзья. Эта беседа,
происходившая в его воображении, была своеобразным гипнотическим приемом,
позволявшим расположить к себе, внушить доверие, растворить всякий след
подозрительности и неприязни. Удавалось такое не всегда и не со всеми, но
сейчас Джамаль был почему-то уверен, что все получится. Быть может,
потому, что еще он думал о златовласой Тамме, царице Тамар на белоснежном
жеребце, и мысли эти окрашивались теплым чувством приязни и предвкушения
встречи.
Когда Джамаль открыл глаза, три девушки-лучницы вложили свое оружие в
чехлы, а женщина со шрамом, натянув повод, отстала от молодых воительниц и
поравнялась с ним. Бросив проницательный взгляд на погруженного в сладкие
думы Скифа, она, вероятно, решила, что говорить с ним не стоит, и
повернулась к князю.
- Твое имя я уже слышала, чужак. Мое - Рирда aп'Xeнан, из Башни Стерегущих
Рубежи. Я - Сестра Меча и начальствую над двумя сотнями всадниц.
- Большая честь, что ты сама провожаешь нас в город, - сказал Джамаль,
лихорадочно соображая, какие слова почтения нужно добавить. С юными
девушками было проще: он мог назвать их черноокими, златовласыми,
желанными и прекрасными, но эта суровая женщина красавицей не была. Разве
что в прошлом, когда ее щеку не безобразил длинный рубец, протянувшийся от
подбородка к правому уху. Ледяные серые глаза придавали ее лицу
сосредоточенно-мрачное выражение.
Решив не испытывать больше на сей валькирии свои чары, Джамаль лишь
склонил голову и сказал:
- Сийя и Тамма тоже называли клан ап'Хенан. Ты - их сестра, отважная Рирда?
- В пятом или шестом колене. Все женщины из Башни Стерегущих Рубежи носят
это имя.
- И много ли их?
Рирда бросила на него подозрительный взгляд и отрезала:
- Достаточно, чтоб земля содрогнулась под копытами наших скакунов! Но еще
не бывало так, чтобы все Стерегущие разом выезжали из города. Для охраны
рубежа хватает трех турмов всадниц и Белых Родичей.
- Турмов? - Джамаль приподнял бровь.
- Две сотни всадниц - боевой турм, - пояснила Рирда. - И, клянусь
Безмолвными, тысяча жалких хиссапов, прячущих лица под масками, не
выдержит его удара!
- Нисколько в том не сомневаюсь, отважная. Я видел, как бьются девушки
Сийи... Твои, наверно, не хуже! Рирда смягчилась.
- Не хуже, - подтвердила она, вытянув руку в бронзовом блестящем
налокотнике. Запястья у нее были широкими, словно у мужчины, однако
изящными; под золотистой кожей проступали крепкие жилы. - Скоро привал у
большого озера... После него - еще два заката, и мы окажемся в городе.
Там, чужак, ты сможешь поклониться Доне ок'Манур, хедайре, и мудрой Гайре,
пророчице. Надеюсь, она не узрит в тебе плохого. Иначе мне придется
поглядеть, какого цвета твоя печень!
- Я тоже надеюсь, - ответил Джамаль, дипломатично пропуская мимо ушей
намек о печени. - И еще надеюсь, что ты, отважная, будешь нам заступницей.
Рубец на щеке Рирды дернулся, налился кровью; она мрачно усмехнулась.
- Похоже, у вас, у тебя и твоего родича, уже есть заступницы, Тамма и
Сийя. Особенно Сийя! Но ее слово так же, как мое, не много значит, ибо
суть людская скрыта от наших глаз. Гайра ар'Такаб - иное дело... Мы -
пылинки, пляшущие в луче света по воле Безмолвных Богов; она - приникший к
земле камень, неподвластный дуновению ветра. Мы, пылинки, глухи и слепы,
хоть думаем о себе иначе; камень же, недвижный, словно земля, видит и
слышит больше нас.
- Почему? - Джамаль, огладив бородку, посмотрел в холодные серые глаза.
Амазонка повела плечом.
- Лишь прорицающие волю богов воистину зрячи. Они увидят, кого мы нашли -
трех пиргов или трех хиссапов. Они - разум и мысль, остальные - плоть.
Руки, чтоб держать клинок, чрево, чтоб рождать детей... Но лишь Видящие
Суть знают, зачем это нужно.
- И что разум говорит плоти? Что камень повелевает вам, пылинкам?
- Сражаться и охранять! Раньше, до того, как пришли ару-интаны, смысл
жизни был в самой жизни. Теперь... - полузакрыв глаза, она вдруг запела:
Встаньте, воины в доспехах,
Враг пришел на ваши земли,
Враг незримый и коварный,
Демон пропастей глубоких.
Встаньте, воины в доспехах,
Защитите тело сталью,
Душу - стенами заклятий,
Что подвластны только мудрым.
Встаньте, воины в доспехах,
Позабудьте о покое,
Вам сраженье будет пиром,
Вам наградой станет смерть.
При первых звуках песни Скиф очнулся, во все глаза уставившись на Рирду
ап'Хенан. Когда же ее негромкий хрипловатый голос смолк, он спросил:
- А нас, меня и моего родича, князя Джаммалу, тоже можно защитить стенами
заклятий? Так, чтобы ару-интаны не имели власти над нашими душами?
- Распадись и соединись! Ты многого хочешь, назвавший Сийю своей женщиной!
Заклятие Защиты и Силы редко поют для чужаков... на моей памяти не пели
никогда! Защита даруется тем, чьи сердца чисты, тем, кто готов сражаться и
охранять и не ищет иной награды за свой труд, кроме смерти.
- Сражаться мы готовы, - сказал Джамаль, - но вот насчет смерти... Вах,
отважная моя! Жизнь прекрасна, и лишь неразумный ищет смерти! Так что
пусть она лучше будет наградой нашим врагам.
* * *
Ближе к вечеру, когда они, как предупреждала Рирда ап'Хенан, стали лагерем
у одного из бесчисленных озер, Джамаль решил пройтись, размять ноги после
долгого дня, проведенного в седле. Стараясь не терять из вида суетившихся
у лошадей девушек, Сайри и Скифа, который обтирал пучками травы своего
каракового жеребца, он зашагал вдоль берега по тропинке, выбитой копытами
быков и антилоп. Вероятно, это была дорога к водопою, решил он, разглядев
следы в мягкой влажной почве. Один из Белых Родичей увязался за ним; зверь
не спускал с человека пристального взгляда - то ли сторожил, то ли охранял.
В лучах алеющего предзакатного светила, низко висевшего над степью, вода
казалась серебряным зеркалом, прикрытым прозрачной розовой вуалью. Было
тепло, но не жарко; в воздухе уже ощущалась вечерняя прохлада, но ни одно
дуновение ветерка не рябило озерную гладь. Добравшись до небольшой косы,
которая уходила на тридцать-сорок шагов к востоку и круто обрывалась к
воде, Джамаль остановился, не обращая внимания на своего пушистого стража,
и заглянул вниз. Там, в полутора метрах от запыленных сапог, плавало его
неясное отражение.
Рослый черноволосый человек в меховой безрукавке и кожаных штанах, еще
довольно стройный и моложавый для своего возраста... Ри Варрат, Джамаль
Саакадзе, князь Джаммала, сын Гер'гия... Лицо почти без морщин; темная
густая бородка, темные яркие глаза, полноватые сочные губы жизнелюбца,
красиво очерченный нос - не то чтобы орлиный, но намекающий на орла...
Грузинские черты, как на фресках древних святых; лицо картлийца, говаривал
отец, чистая тбилисская кровь. Сам Джамаль куда хуже разбирался в сложной
кавказской этнографии и не сумел бы объяснить, чем его облик отличается от
кахетинца, аджарца или имеретинца. Но отец утверждал: мы - картлийцы...
Иногда звездный странник едва ли не восторгался удачей, что выпала ему в
варварском мире Земли, разделенном на сотни стран и тысячи племен, каждое
- со своим наречием, традициями, верованиями, своим особым темпераментом и
жизненным укладом. Невесомый световой луч, покорно доставивший на Землю
его разум, мог пасть в любое место, на любую часть суши, коснуться любой
из сотен миллионов молодых женщин... Дело случая, игра вероятности! Он мог
бы родиться эскимосом или китайцем, скандинавом или индусом, итальянцем
или египтянином, американцем или эфиопом... Но случай, Великий Случай и
судьба сделали его грузином, в чем он усматривал несомненное везенье.
И не потому, что за тридцать лет, начиная с момента, когда он впервые
осознал себя в теле перепуганного подростка, Джамаль привык к своему
роду-племени, к гортанному говору родичей и приятелей отца, нередко
гостивших в их петербургской квартире, к резкой четкости грузинских лиц, к
огненным зрачкам, так непохожим на блеклые глаза северян. Нет, привычка
тут была ни при чем! Он просто любил свой народ и, достигнув немалого
богатства, повидав и изучив назначенный ему мир (как то подобало
Наблюдателю), полюбил еще больше.
Грузины были гостеприимны и щедры, горды и экспансивны; порой шумные,
порой слишком воинственные, они обладали редкостным чувством достоинства и
честью, еще более драгоценным даром, который уже стал забываться на
перенаселенной Земле, вступившей в эру технологического развития.
Возможно, они являлись в большей степени варварами, чем иные слишком
рафинированные народы, но именно это и пленяло в них Джамаля. Это
черноволосое темпераментное племя так отличалось от спокойных, сдержанных
и предусмотрительных обитателей Телга! Не потому ли они так нравились
звездному страннику? Разумеется, сам он был и оставался телгани, но
необычным телгани - Наблюдателем и разведчиком, избранным из избранных; и
необычное в нем с удивительной легкостью слилось с сутью и сущностью
потомка воинственных картлийцев.
Не значило ли это, что и он сам был в душе таким же свободолюбивым и
необузданным варваром? Рыцарем гор, улетевшим к звездам, чтобы найти
волшебный меч и поразить злобного дракона?
Усмехнувшись, Джамаль покачал головой и медленно побрел к лагерю. Нет, не
меч он искал, а латы - или, вернее, магическое заклятье, способное
отпугнуть демонов зла. Предусмотрительный Телг не нападал, лишь
оборонялся, и панцирь для телгани был привычней клинка.
Грузины решили бы эту проблему иначе, подумал он и тихо прошептал:
- Встаньте, воины в доспехах, позабудьте о покое, вам сраженье будет
пиром, вам наградой станет смерть...
Если не считать смерти, все остальное вполне подходило для грузин.
* * *
Прошла ночь, промелькнули день и другая ночь. За страной озер и речек
открылись иные земли, тоже равнинные, но граничившие на юге с холмистой
местностью, переходившей в предгорья. Отрог самого величественного из
пиков вытягивался далеко в степь, истончался, превращаясь в монолитную
каменную стену, и взмывал вверх гигантской башней розово-серого гранита.
Эта огромная скала царила над степью, но разглядеть вершину, словно бы
изрезанную крепостными зубцами, еще не удавалось; до подножия ее было
километров тридцать, полдня пути.
Постепенно дикая степь начала уступать место обработанным участкам и
лугам, где паслись кони всех мыслимых мастей, а также стада дойных антилоп
и коз. Однако поля - в земном смысле этого слова - не попадались; лишь
фруктовые рощи и плантации различных кустарников, иногда похожих на
виноградную лозу, иногда - на разросшиеся до гигантских размеров колючие
кусты крыжовника. На них, впрочем, висели не грозди ягод, а длинные белые
початки, напоминавшие маис, - но тоже огромной величины, не меньше
полуметра.
Однако ни Джамаль, ни его компаньон не слишком приглядывались к этим
сельскохозяйственным чудесам. Быть может, в другое время и при иных
обстоятельствах путники оценили бы виды и запахи этого земного рая - и
прямые каналы, отходившие от рек и озер, и аккуратные поселки с длинными,
сложенными из камня домами под черепичными крышами, и сторожевые башни
пятнадцатиметровой высоты, с обязательными конюшнями внизу и ухоженными
двориками, и рыбные пруды, и давильни, в которых жали масло и приготовляли
вино, и ровную, мощенную камнем дорогу, по которой взад и вперед сновали
повозки и всадницы в легких туниках или блестящих доспехах. Да, при других
обстоятельствах все это вызвало бы удивление, восторг и даже ностальгию -
ибо, если не считать равнинной местности, открывшаяся перед Джамалем
цветущая страна напоминала грузинские пейзажи.
Но главным являлась вовсе не разница между амм-хамматской равниной и
склонами Кавказских гор; главным были люди. Или нелюди - как посмотреть.
Люди, впрочем, тоже встречались - повозками правили крепкие
женщины-возницы, а иногда и немногочисленные мужчины; женщины суетились у
рыбных садков и давилен; женщины в развевающихся плащах и блестящих шлемах
мчались по дороге и несли караул у башен; женщины, пешие и на конях,
виднелись у каждой плантации и рощи, присматривая за работниками. Вот с
работниками был непорядок.
Выехав вперед и буркнув Рирде ап'Хенан: "Хочу посмотреть!" - Джамаль
натянул поводья и остановился у ровных шеренг какого-то неведомого
кустарника, покрытого желтыми ягодами величиной со сливу. Вероятно, то
было масличное растение; ягоды собирали не в корзины, а в бронзовые котлы,
где они лопались и растекались под собственной тяжестью, извергая мутный
тягучий сок. Нагие люди - в основном мужчины - медленно и тщательно
обирали каждый куст; за ними двигались другие, уже не с котлами, а с
мотыгами, и окапывали растения - столь же медленно, тщательно,
неторопливо. У обочины стояла повозка - там под присмотром пожилой женщины
в синем просторном хитоне пять темнокожих парней грузили запечатанные
глиняные амфоры. Сосуды эти показались Джамалю огромными, в рост человека,
но голыши справлялись с ними без труда, хоть никто из них и не выглядел
силачом.
И грузчики, и сборщики работали словно автоматы; мерно сгибались руки,
босые ноги месили влажную землю, полураскрытые губы втягивали и выдыхали
воздух, спины склонялись и выпрямлялись, пальцы сжимали рукояти мотыг или
ручки амфор и котлов. Выглядели эти труженики по-разному, но независимо от
цвета кожи волос или глаз, имелось в них нечто общее - и подмеченный
Джамалем неторопливый ритм движений, и остановившиеся, застывшие, будто во
сне наяву, зрачки, и струйки слюны, стекавшей из раззявленных ртов.
Он оглянулся. Амазонки взирали на эту картину с равнодушием, Скиф - со
смесью отвращения и любопытства, Сайри - с неприкрытым ужасом. Что
касается белых зверей, то те расселись неподалеку и, вывалив шершавые
языки, негромко порыкивали, словно ведя беседу. Сборщики желтых плодов
явно не вызывали у них интереса.
- Сену, - пробормотал Скиф, - сену... Вот они какие! Похожи на ублюдков, о
которых Пал Нилыч говорил. Только у тех были не плошки да кетмени, а
разрядники.
- Похожи, - согласился Джамаль. - Знаешь, дорогой, пока я лежал в вашем
изоляторе, нагляделся на сопалатников. Лица такие же, да... Но те пальцем
не шевелили и отходили к праотцам, а эти... Эти, гляди-ка, работают!
- Разные стадии поражения, и результат разный, - мрачно заметил Скиф. -
Видел я одного, из Пал Нилычевых приятелей, так тот и говорить мог... Но
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг