один клиент не откажет", - подумал я и пояснил:
- Кукурузой в наших краях занимаются исключительно по четвергам. А что
касается медведей, то они у нас перевелись, теперь завозим крокодилов из
Алабамы. На всех, говорят, не хватит, так что в свободное время я
столярничаю. Кии строгаю.
- Кии? - Лоб зулуса пошел морщинами, потом он резко двинул рукой. - Это
которые для бильярда? Шары гонять? И что же, выгодное дельце?
- Не жалуюсь, - откликнулся я, допил вино, вытащил свою карточку с золотым
обрезом и заказал нам по двойному "Джеку Даниэлсу". Но тут подгреб шкаф
Боря, и пришлось взять третий стакан, чтоб не обидеть земляка.
Он так спешил, что даже запыхался. Капельки пота повисли на кустистых
бровях, грудь в вырезе майки влажно блестела, но в остальном они с зулусом
являлись симметричными фигурами, будто черная и белая шахматные ладьи. Оба
- широкоплечие, тяжеловесные, напоминавшие киборгов из голливудских лент,
с массивным прочным костяком, к которому там и тут было привинчено нечто
бугристое, покрытое для маскировки кожей.
- Это Дик, - сказал я, поворачиваясь к Борису. - Дик Бартон из Таскалусы,
штат Алабама. Агент, только не ЦРУ, а из "Фортуны Индепенденс". Страхует
алкоголиков - на тот случай, если вдруг возьмут и сыграют в ящик. А это, -
тут пришлось перейти на английский, - это мой земляк Боб. Но я не в курсе,
чем он промышляет... Боб! Очнись! Где ты трудишься, задумчивый мой?
Боря, впавший в каталепсию при словах "агент" и "ЦРУ", слегка расслабился,
пошевелил бровями а-ля Леонид Ильич и пробурчал:
- Мы по коммерческой части. Фруктой торгуем. Яблочки там, груши-бананы и
прочая капуста.
Я перевел. Боб и Дик поглядели друг на друга без особой приязни, однако
чокнулись, как подобает джентльменам, и выпили за знакомство. Потом в
огромной лапе Бартона, будто по волшебству, возник пакетик жвачки,
украшенный желтой полосой. Он угостил нас, а после Боб и Дик принялись
обмениваться при моем посредстве маловразумительными репликами. Боб,
например, любопытствовал, выдает ли "Фортуна" полисы на коммерческие
риски, а Дик отвечал, что нет, не выдает, поскольку дело это пахнет
керосином, особенно во фруктовом бизнесе. Купил ты, скажем, партию груш, а
они погнили - и кто виноват? Поди докопайся! Может, товар был с гнильцой,
а может, ты сам его сгноил, чтоб на страховке приподняться... Может, вяло
соглашался Боря: на чем же еще приподниматься, как не на страховке? Это
сам бог велел. Самое богоугодное мероприятие - нафакать страховую
компанию! "Нас не нафакаешь, - отвечал Дик, - в нашей конторе одни орлы,
которые мух не ловят". - "Знаем, чего вы ловите", - бурчал Боб.
Они болтали о том о сем, но я ощущал, что наблюдаю некий спектакль,
корриду, где бык принюхивается к матадору, а матадор - к быку. Но это
сравнение было скорее всего неверным; не бык и матадор кружились на арене,
а два здоровенных крысюка, клацавших челюстями, искавших, где бы куснуть,
куда бы вцепиться, откуда выдрать клок и как бы добраться до печени или до
селезенки. Я уже почти не сомневался, что Ричард Бартон, страховой агент,
питает к моей персоне не бескорыстный интерес, и оставалось лишь
произвести его опознание и точную классификацию. Наверняка не команда
альфа, значит, из гаммиков либо бетян... Смотря по тому, за кого он играет
- на стороне мормоныша или ублюдков, которые так невзлюбили Сергея.
Мормоныш казался мне предпочтительней (все-таки Таскалуса ближе к Юте, чем
к Санкт-Петербургу), однако не исключалось, что бета и гамма - единый и
неделимый объект, а всякие звонки ("Ты, козел? Слушай и не щелкай
клювом!") - инсинуация и обман. Это не исключалось, но я, подумав, решил
оставить все как есть. С одной стороны, Оккам предупредил: не умножайте
сущностей сверх необходимого; с другой - всякая мобильная система в
трехмерном пространстве должна иметь три степени свободы. Пусть будет так!
Альфа, бета, гамма - три Декартовы координаты моего расследования.
Часы над головою Санчеса пробили одиннадцать, разговор увял, рот мой все
чаще сводило зевотой, а в животе "Джек Даниэлc" сражался с текилой и сухим
вином. Наконец я предложил:
- По "колпачку" на ночь, и на покой?
- "Колпачками" здесь не пьют, - возразил Боря, кивнул бармену и широко
развел ладони. - Три сомбреро, компаньеро! Три стаканевича, и чтобы в
каждом - по двести грамм! Понял, рыло усатое?
Санчес понял и налил, сколько просили.
Одолев последнюю порцию, я направился к лифту. Боря-Боб тащился за мной,
как Люцифер за грешником, зыркая туда-сюда из-под насупленных бровей и
позванивая ключами в кармане. Не знаю, может, у него там не только ключи
лежали, может, он - как мой знакомец Мартьянов - не расставался с
табельным оружием ни наяву, ни во сне, как и положено бойцам незримого
фронта и нынешним российским коммерсантам. Не знаю... Но звенело у него в
кармане здорово.
Мы забрались в лифт, ткнули в нужную кнопку (Боря тоже поселился на
восьмом этаже) и начали плавно подниматься. Мой собутыльник шевельнул
бровями, нахмурился, вытащил руку из кармана и произнес:
- Не нравится мне этот негритос из Капибары... И бармен тоже не
нравится... Последний стакан не долил, жучила!
- Слишком ты привередливый, дружок, - откликнулся я. - Одно из двух: или
негр тебе не нравится, или бармен. А оба сразу - это уже перебор.
- Не в очко играем, - строго заметил Борис, опустил левую бровь, приподнял
правую и распорядился: - Завтра пойдем на пляж. И негритосика с собой
возьмем. Возьмем и выясним, чего этот фраер из Потрахомы к нам привязался.
- Мудрая мысль, - подтвердил я. - А как выясним, камнем по кумполу, и
концы в воду. Море-то рядом.
Боря-Боб усмехнулся, и вдруг мне почудилось, что маска простоватого
рубахи-парня сползает с его физиономии. Он был абсолютно трезв, будто не
нюхал спиртного: губы кривились, густые брови сошлись у переносицы, а в
прищуренных серых глазах мелькало что-то насмешливое, ироничное, будто он
в точности знал, кто из нас двоих олигофрен и веник. Кто подследственный,
а кто - следак.
- Ну, зачем же в море, кровожадный мой. Есть ведь еще и бассейн. Он ближе.
Слова эти были пророческими, но могли я узреть кровавый карбункул истины
среди стекляшек, вращавшихся в калейдоскопе судеб?.. Правильно, не мог И
лишь ухмыльнулся в ответ на ухмылку Бориса.
Нет пророка в отечестве своем...
Глава 8
Спал я неважно, донимали жара и глупые сны, кошмар в трех сериях.
В первой, беспомощный и безгласный, я наблюдал, как Серж Арнатов, чародей
и маг в темной строгом сюртуке, охмуряет Дарью: вытаскивает из карманов
блестящие разноцветные шары, вертит у нее под носом и швыряет вверх, где
шарики тотчас прилипают к потолку, образуя некое подобие гороскопа. Этот
магический сеанс производился в спальне: Дарья лежала на кровати,
закутанная в шубу из черных соболей, в зимних сапогах и шапке, но каждый
шарик уносил что-то существенное, какую-то деталь - шапку, шубу, платье,
трусики, - пока не осталось ничего, кроме соблазнительной, манящей наготы.
Тогда Дарья с сонным видом улыбнулась кудеснику, поманила рукой, и он тоже
начал разоблачаться, неторопливо и важно расстегивая сюртук. На груди у
него мерцало созвездие из голубых амулетов Венеры, и я в бессильном
томлении видел, как обнаженная девушка, взглянув на него, вдруг начала
стонать и извиваться.
Чудовищный сон! А дальше - еще веселей...
Дальше была вторая серия, в которой Боб и Дик, в образе огромных крыс,
рвали друг друга на части. Происходило это в баре, и все его посетители,
британцы и бледнокожие с Фарерских островов, подбадривали крыс лихими
воплями и свистом. Санчес сновал меж публики с огромной бутылью текилы, и
все по очереди прикладывались к ней, но только дело дошло до меня, как
бутыль превратилась в белый мерцающий амулет, и я окаменел, глядя на его
гипнотическое сияние. Я понимал, что должен что-то сделать, как-то
прекратить побоище и развести по клеткам крысюков, однако не мог и пальцем
шевельнуть. А после рухнул в пропасть, в бездну, что оказалась все той же
бутылью из-под текилы, бесконечно длинной, гулкой и пустой.
Вылетев с другой ее стороны, я как раз поспел к заключительному кошмару,
фоном которого был птицепарк. Я метался по его дорожкам, среди бамбуковых
зарослей, беседок, фонтанов и прудов с золотыми рыбками, а попугай Петруша
и исполинский тукан гонялись за мной, пикируя сквозь древесные кроны,
словно два начиненных ненавистью "мессершмита". Петруша при этом вопил:
"Крр-ровь и крр-рест! Педрр-ро педрр-рила! Попорр-рчу прр-ропилеи!", а
тукан налетал молча, пытаясь долбануть меня огромным клювом в самую
маковку.
Но все когда-нибудь кончается; кончился и мой кошмарный сон - в шесть
тридцать по местному времени. Я открыл глаза, поднялся, залез под душ,
чтоб смыть липкую испарину, потом вышел на балкон покурить и отдышаться.
Утренняя заря уже, естественно, позолотила небосвод, но все-таки было рано
- даже очень рано для курортной публики. Бассейн - пустое голубое око,
лежаки вокруг тоже пусты, в парке - ни души, над полями для гольфа
вздымается легкий туман, бар под полосатым тентом безлюден, зонтики
сложены, а стулья перевернуты ногами вверх и аккуратно составлены на
столиках. И лишь один из них был занят - у дорожки, ведущей в парк, под
развесистой пальмой, напоминавшей страусиный хвост, до коего добрался
полковник Гоша.
Перистые листья и раскрытый зонт мешали разглядеть сидящих, так что я
видел лишь их зады и спины. Три спины и три под-спинных фундамента. То и
другое впечатляло, создавая ощущение чего-то монументального, могучего и
надежного, словно египетские пирамиды.
Лев, Леонид, Борис. Два сероглазых братца-лейтенанта и, надо думать,
сероглазый капитан... По какому же случаю курултай?
Я отступил к стене, докурил сигарету, достал вторую и призадумался. Что
там творится, под пальмой и зонтиком? Оперативный совет УБОП? Очень
сомнительно... Не те возможности, иные средства... Шесть дней в отеле
"Алькатраз" стоили шесть сотен долларов, и столько же - дорога в оба конца
плюс виза. Прибавим еще по триста на нос - закуска, выпивка и прочие
мероприятия, чтоб боевой дух остался на должной высоте... Выходило, что
слежка за мной - или, если угодно, охрана - обошлась неведомым
благодетелям в четыре с половиной тысячи Солидная сумма! И явно
превосходящая возможности УБОП.
Значит, остроносый врал, аттестуясь по этому ведомству? Разумеется, врал,
как и о прочих делах, о миллионе, похищенном Сержем, о стеклах и слитках
металла, о сингапурских инвестициях и поддельных авизо. Все это иллюзия, и
сам майор Скуратов являлся миражом. Не было таких майоров ни в УБОП, ни в
УГРО, ни даже в УБЭП и УБПЭ, боровшихся, соответственно, с экономическими
преступлениями и политическим экстремизмом. Все эти эмвэдэшные структуры
были слишком бедны, чтоб рассылать своих людей по андалусским курортам.
Что оставалось еще? Криминал? Налоговая полиция? Или ФСБ? Последний
вариант казался мне наиболее правдоподобным: во-первых, мафию я учел,
сгрузив ее в команду гамма, а во-вторых, ни Боб-Борис, ни
братцы-лейтенанты никак не походили на гангстеров. Можно, конечно, и
обмануться, но тут вступал в игру решающий фактор: Федеральная служба
безопасности была, есть и будет наследником КГБ. А эта контора занималась
не одной лишь разведкой, шпионами и диссидентами; ее интересы были гораздо
шире и простирались в такие области, что не приснились бы научным
ортодоксам в самых страшных снах. Взять хотя бы наш Промат... Формально он
состоял в академической системе, но курировали его армейское управление
стратегических исследований и, разумеется, все то же вездесущее КГБ...
Многое можно было припомнить на этот счет - и "спецотдел 17", в коем
трудились масоны и чернокнижники, и "ящик 241", где изучали экстрасенсов,
и спинторсионный локатор, определявший лояльность трудящихся масс, и
всякие эксперименты с инопланетными сплавами, с клонированием дрозофил, с
искусственным интеллектом и чтением мыслей. Все это относилось к сфере
домыслов и фантазий лишь отчасти: "ящик 241" действительно существовал, а
над искусственным интеллектом работали не покладая рук в киевском
институте кибернетики. И если Серж - верней, его патрон и шеф - придумал
что-то стоящее, нечто такое, что позволяет манипулировать рассудком, не
приходилось сомневаться, кто им за это платил и кто претендовал на
результат.
Совещание под пальмой закончилось, бойцы невидимого фронта разошлись, и
настало время отправиться в постель, досыпать.
* * *
Открыв глаза через пару часов, я включил телевизор, чтоб приобщиться к
новостям, но ничего любопытного не узнал. По испанским каналам - пляски,
музыка и спорт, по британским - то же самое, но в обратном порядке. В
промежутках - реклама подгузников и что-то невнятное о Сербии и
миротворцах ООН, о коварном Саддаме Хусейне, об амурных делишках Клинтона
и матче Глазго-Эдинбург. О России - ничего. Россия будто выпала из времени
и пространства, обрушилась сама в себя, как мертвое светило под действием
гравитационных сил, став невидимой "черной дырой" на небосклоне среди
других, более ярких и счастливых звезд. Такие мысли могли бы вызвать
острую тоску, но вспоминалось кое-что о "черных дырах": они хоть невидимы,
но тяготение их по-прежнему ощутимо.
Приободрившись, я спустился в ресторан и заказал черный кофе и яичницу с
ветчиной. Мои лейтенанты уже позавтракали и теперь сидели под пальмами в
парке, пускали дым колечками и пробавлялись банкой пива на двоих. У ног их
стояла большая сумка, полная - судя по их решительным лицам -
противотанковых гранат. Что до Бориса, то он отсутствовал в поле зрения:
может, залег в кустах, а может, с конспиративной целью прикинулся скамьей
- той самой, на которой кейфовали братцы-лейтенанты.
Я уже доедал яичницу, когда за моей спиной скользнула тень - зыбкая,
размытая, но в полном пляжном камуфляже: шорты, майка, тапки и белозубая
улыбка. Потом жалобно скрипнул стул, тень уселась и полюбопытствовала:
- Какие планы, Гудмен? Сразу к девочкам или сперва позвеним стаканами?
- Хочешь, чтоб я подхватил цирроз? И умер без страхового полиса? Не
дождешься. Не застрахуюсь и не помру. Назло всем капиталистическим акулам.
Сообщив это, я подцепил на вилку кусок ветчины, осмотрел его и отправил в
рот. Бартон усмехнулся, пошарил в карманах, вытащил блестящую серебром
упаковку с белой восьмиконечной снежинкой, высыпал половину в огромную
ладонь и тоже отправил по назначению. Сохранить белизну зубов не просто, а
очень просто, подумал я, глядя, как мерно двигается его квадратная челюсть.
Некоторое время мы оба сосредоточенно жевали.
- О полисе мы еще потолкуем, - наконец произнес зулус. - А что до
стаканов, так это вовсе не обязательная процедура. Я, знаешь ли, и сам не
любитель... Вот девочки - другое дело. Сеньоры там, сеньорины... - Он
мечтательно прижмурил глаза. - Так что насчет девочек? Пойдем пошарим по
кабакам?
- Лично я отправлюсь к морю и солнцу. Девочек и в Петербурге хватает, а
теплое море для нас - экзотика.
Не прекращая жевать, Бартон кисло поморщился:
- Ну, к морю, так к морю... Чем не пожертвуешь ради дружбы? Даже
девочками...
Он явно набивался мне в приятели. Такое упорство и жертвенность
заслуживали поощрения, и пару минут я размышлял, не рассказать ли Бартону
мой сон о крысах. Но сны - слишком интимная материя, чтоб толковать о них
за кофе и яичницей с ветчиной. С психоаналитиком - еще куда ни шло, но
только не со страховым агентом из Таскалусы.
Впрочем, тема беседы уже была обозначена. Легкий сексуальный жанр.
- Будут тебе девочки, дорогой. Там, у теплого синего моря. Там их как мух
на сладком пудинге. И сеньориты есть, и сеньоры, и их мужья - во-от с
такими рогами!
Я изобразил, с какими, и мой зулус расхохотался.
- Похоже, тебя рога интересуют, Гудмен? Какие? Бараньи, оленьи или лосиные?
- Лосиные. Вешалки делаю из них, - ответил я, припомнив последнюю встречу
с Мартьяновым.
Бартон, раскрыв в удивлении рот, уставился на меня.
- Ты ведь вроде бы столяр? Кии строгаешь?
- И это тоже. Зарабатывает тот, кто больше умеет.
Пол под моими ногами дрогнул - к нам шествовал Борис. Тоже в пляжном
снаряжении, в соломенной шляпе, шортах и майке, с фотоаппаратом и зеленой
сумкой, из которой выглядывал краешек полотенца. Вид у него был самый
победительный: шляпа набок, брови веером, заклепки на сумке надраены до
блеска. Он сел и окинул зулуса пронзительным взглядом.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг