не мавр и не туземец с Андаманских островов - россиянин! Живой и
настоящий... Будет о чем порассказать в Зулусии!
Он уже ухватился здоровенными ручищами за лесенку, уже приподнял из воды
поджарый зад, уже раздвинул губы в ослепительной улыбке, когда кусты за
моей спиной зашелестели, раздались и из них явились Лев и Леонид. В
красных плавках, если не ошибаюсь, Лев (он был с усиками), а в синих -
Леонид (бритый, зато в очках). Кроме усиков и очков, у них была с собой
сумка, в которой мог поместиться гвардейский миномет и еще осталось бы
место для базуки. В полном молчании Лев занял место справа от меня, а
Леонид - слева, бросив сумку на соседний лежак. Совершив этот маневр, они
разом напряглись и поглядели на зулуса. Тот разочарованно вздохнул
("ффу-фу..."), чмокнул толстыми губами ("ча-ча-ча") и исчез за бортиком
бассейна (плюх!).
Должен признаться, именно в этот момент я ощутил себя настоящим VIP -
Очень Важной Персоной. Именно теперь, а не тогда, когда протягивал бармену
Санчесу карточку "голд-сеньор" и слушал почтительное: чего желает дон
Диего? В конце концов, что такое бутылка белого, кресло в бизнес-классе
или номер с видом на вершины гор? Это все предметы утилитарные,
неодушевленные, которые всякий гражданин - не VIP, а обычный скромный
труженик - может получить за собственные деньги. Или как-нибудь иначе. Не
мытьем, так катаньем, не катаньем, так мытьем... Но только к истинному VIP
приставят двух здоровых молодцов, специалистов-отшивалыциков. Чтоб,
значит, всякие зулусы ему не досаждали...
Еще немного, еще чуть-чуть, сказал я себе, и уровень сервиса не уступит
президентскому. Стражи, помощники, тачка к подъезду плюс дипломатические
завтраки с шампанским... Почему бы и нет? А после будут по телеканалам
трубить о твоем желудке, печени и состоянии бронхов, скажут о тебе
нечеловеческие слова: не то что, дескать, здоров и бодр Дмитрий Хорошев, а
находится в рабочем состоянии. Как компьютер или станок...
Мне стало искренне жаль президента - ведь о нем такие пакости говорили
каждый божий день. Я откупорил бутылку и предложил Леониду и Льву выпить
за его здоровье. Они чиниться не стали, но в бутылке виднелось на донышке,
а за президента надобно пить стаканами. Поэтому мы направились в бар, я
вынул свою карточку и отоварил президентский тост. Затем мы выпили за
премьер-министра и всех его заместителей, за Билла Клинтона и Чака
Норриса, за испанского короля и английскую королеву, и тут подгреб
полковник Гоша с Эллой, Стеллой и Беллой. Изумительный нюх у наших людей!
Особенно если где-то пьют! Особенно если пьют на халяву!
Гоша и в самом деле был отставной интендантский полковник и бывший
парторг, но, хоть ударился в бизнес (цветные металлы и редкие сплавы),
классового чутья не растерял и оставался пламенным большевиком. Ему
хотелось выпить за Зюганова, но тут моя карточка забастовала, и
продолжалась забастовка до тех пор, пока Леонид- или Лев?.. (кажется, они
поменялись усиками и очками) - не предложил поднять поочередно тост за
лидеров всех парламентских фракций. Это было справедливым решением, и мы
выпили за тех, кого смогли припомнить.
Я, в сущности, человек непьющий, но это не значит, что я не умею пить.
Вовсе не значит. Наоборот, я вынослив, как дромадер, и обладаю хорошей
резистентностью к спиртному - если уж приходится, пью много, не буйствую и
не хмелею, и помню все, о чем болтали собутыльники. Очень полезное
качество - если есть о чем послушать.
Но слушать, по большому счету, было нечего: Элла, Стелла и Белла хихикали,
полковник пел боевые песни, а Лев с Леонидом вовсю флиртовали с девицами и
травили анекдоты о "новых русских". Про службу же - ни гугу. Ни единого
крохотного словечка.
Похоже, они были еще выносливей дромадеров.
Глава 7
Утром я собирался на пляж, но у подъезда уже стоял автобус, и Гриша (или
Леша) объявил, что все желающие могут прокатиться в горы. Там был какой-то
зоопарк - вернее, увеселительное заведение с рыбно-орнитологическим
уклоном. Этот загадочный намек меня сразил, и я поплелся к автобусу.
Там уже сидела вся наша питерская компания: пожилые и молодые супруги, три
девицы с бравым полковником, специалистом по металлам, и, разумеется, мои
сероглазые лейтенанты. А кроме того, еще одна личность, прилетевшая,
видимо, с утренним рейсом - хмурый бровастый тип богатырского
телосложения, и тоже сероглазый. В нем ощущалась основательность
трехстворчатого шкафа, и его лицо - ничем ни примечательное, если не
считать бровей - навевало определенные мысли. Например, о тертых бывалых
парнях, сотрудниках остроносого, маячивших на лестничной площадке за его
спиной. Однако я бы не рискнул держать пари на этот счет.
Мы тронулись в дорогу и через полчаса достигли седловины меж двух горок,
напоминавших грудь царицы Савской. Четыреста лет назад здесь выстроили
монастырь, лежавший теперь в руинах и запустении: пара колонн, чудом
сохранившаяся арка и груды битых кирпичей. Но монастырский парк с прудами
был по-прежнему роскошен, и практичные испанцы (а может, англичане)
наладили в нем современный бизнес. В озера запустили рыб - красных и
золотых, но размером с доброго сома; воздвигли ресторан в
псевдомавританском стиле, с кухней a la marin; устроили фонтаны, цветники,
лавчонки с сувенирами и прочие качели-карусели. Но главной приманкой
служил птицепарк: бродили тут по дорожкам павлины, плавали гуси-лебеди, а
остальная фауна сидела в клетках, ела, пила, размножалась, а в промежутках
общалась с публикой.
Мы разбрелись по парку, и каждый делал, что хотел: пожилая чета кормила
рыбок, молодая, вместе с отпрыском, отправилась смотреть орлов, девицы в
восторге пищали у загородки бантамских курочек, а полковник Гоша, изрядно
клюкнувший в автобусе, пытался выдрать у страуса хвост, то и дело
выкрикивая: "Надраить кафель, шашки наголо! Гуляш по почкам, батарея - к
бою!" Лично я прошелся по попугаям, но в Испании даже эти мерзкие птицы
были до отвращения культурными и посетителей не оскорбляли. Бровастый тип
тащился за мной, а в отдалении маячили два братца-лейтенанта - делали вид,
что интересуются колибри.
Осмотрев попугаев, я перешел к туканам. К сведению тех, кто не читает
словарей: тукан (не путать с птицей-носорогом) живет в Бразилии и
Аргентине и делится (с точки зрения орнитологии) на две основные части:
клюв и все остальное. Туканы бывают пестрыми, оранжевогорлыми, златоухими
(или пятнистоклювыми), а также временами исполинскими. Вот у такого
исполинского я и замер, рассматривая его с почтительным и искренним
восторгом.
Я глядел на это чудо, невольно воображая, как мой собственный нос растет и
увеличивается в размерах, превращаясь в этакое полуметровое
желто-сиреневое долото с основательной рукоятью-набалдашником. Таким
долотом только камень крушить либо щелкать кокосовые орехи - размер как
раз подходящий... Ну почему природа так обидела людей? Было б у нас
подобное орудие, не пришлось бы изобретать ни клещи, ни кирку...
Тем временем мой химерический нос продолжал расти, и когда он уткнулся в
туканий клюв, за спиной раздалось деликатное покашливание.
- Здоровая носопыра... Как думаешь, размножаться не мешает?
Я подмигнул тукану, тукан весело подмигнул мне. Кажется, проблем с
размножением у него не имелось - не то что у сексуально озабоченного
попугая Петруши. Потом я обернулся и увидел, что сзади стоит тот самый
бровастый тип - с сигаретой в зубах, с фотоаппаратом на шее и зеленой
сумкой через плечо. Сумка была вместительной, хотя не такой огромной, как
у Льва с Леонидом, зато усеянной блестящими заклепками; фотоаппарат был,
разумеется, японский, из самых дорогих.
Тип взирал на меня с каким-то пристальным и нездоровым любопытством.
"Может, голубой?" - мелькнула мысль.
Но хрупкие кондиции голубых обычно сопоставимы с этажерками, а этот, как
сказано выше, напоминал шкаф: брюхогрудная дверца была массивной и
выпуклой, и к ней прилагались плечеручные, диаметром с мое бедро. В целом
конструкция была капитальной и крепко сколоченной - не хуже, чем у
вчерашнего зулуса.
- Борис! - Бровастый шкаф протянул мне руку. - Можно Боря или Боб. А ты -
тот самый парень, который поит земляков? Всех без разбора и задаром?
Что ж, это объясняло его интерес к моей персоне. Но на обычного халявщика
он все-таки не походил: во-первых, абсолютно трезвый, а во-вторых, без
всякой искательности во взоре.
Мы обменялись рукопожатием, и я представился. Затем, потеряв к тукану
всякий интерес, мой новый знакомец начал расспрашивать про карточку
"голд-сеньор". Я вынул ее из кармана и продемонстрировал с чувством
законной гордости. В определенном смысле она являлась таким же чудом, как
амулеты моего покойного соседа.
Боря-Боб, ослепленный блеском золотых полосок, с восхищением причмокнул:
- Именная, каленый пятак тебе к пяткам! И где ты ее раздобыл?
- У голд-вакашников, - ответил я.
- А мне почему не дали? За кровные бабки?
- А потому, что ты - обычный гость, а я - почетный.
Шкаф Боря осмотрел меня с ног до головы и покачал головой:
- Не похож ты на почетного. Стрижка не та, перстней на пальцах нет, и
рожа, как у профессора Менделеева. Тоже небось химик?
- Химик, - согласился я и помахал у него перед носом своей карточкой. -
Видишь документ? Его ведь подделать недолго, если с умом... Но здесь, -
мой палец коснулся золоченого края, - содержится особый реактив. Макнешь в
спиртное, полоска пропадет, а вынешь - появится снова. Простенько и со
вкусом... Никаких подделок или машинок, чтоб подлинность проверять. Усек?
- Усек, - Боря-Боб склонил массивную голову. - А вот чего я не усек: при
чем здесь ты?
- При том, что химик. - Я сунул карточку в карман, золоченым обрезом
наружу. - Реактив-то мой! За него и отвалили. Шесть дней плюс перелет
бизнес-классом... И все за хозяйский счет.
- Вот оно как... - протянул Борис, задумчиво поигрывая бицепсами. - Небось
еще и бабок отвалили?
- Не без того.
Я подхватил его под руку и повлек мимо клеток с туканами. Играл он неплохо
и в иной ситуации сошел бы за простачка, милейшего, в сущности, парня,
любителя выпить и закусить - особенно если земляк угощает. В ином раскладе
он мог оказаться бандитом, отстрельщиком из команды гамма либо
приспешником мормоныша - опять же из тех, что мостят дорожки на тот свет.
Но был один характерный признак, одна существенная деталь - два сероглазых
братца-лейтенанта его не отшивали. Совсем наоборот: увидев, что мы с
Борисом подружились, они направились к полковнику - затем, чтоб придержать
страуса, никак не желавшего расставаться с хвостом. Вывод был ясен и
тривиален: эта троица подавала в одни ворота. Видимо, в те, где ловил мячи
остроносый вратарь.
По завершении экскурсии мы с Борей-Бобом были не разлей вода. За обедом в
мавританском ресторанчике дружба наша расцвела и окрепла. Ресторанчик
баловал гурманов сугубо морскими блюдами, и я, заметив, как посетителям
тащат суп из мидий и как скрипят на зубах устрицы, внутренне содрогнулся,
призвал официанта, проконсультировался с ним и заказал "биг фиш" - иными
словами, не просто рыбу, а очень большую, величиною с том "Истории КПСС".
Боря, по незнанию языка не принимавший участия в переговорах, мой выбор
одобрил: тарелка с рыбой напоминала колесо от "Жигулей", орнаментированное
с краю жареной картошкой. Всю эту благодать мы запили бутылкой белого и
отправились в автобус - во главе с полковником, тащившим пук страусиных
перьев. Наступило время сиесты, когда природа замирает, в торговле
перерыв, мухи не ползают по стенам, а испанские доны и доньи сладко
дремлют в своих фазендах.
Мы возвратились в отель, и я последовал их примеру.
* * *
Акклиматизация протекала успешно; длительный сон меня освежил, и я был
готов к новым подвигам и авантюрам. Мудрый обычай - устраивать сиесту, но
еще мудрее кончать ее в положенный час. Вот в наших родных палестинах
сиеста затянулась и плавно переходит в мертвый сон, который называется
стагнацией. И кто в том виноват?.. Вероятно, особенности национального
климата...
Спустившись в ресторан, я отужинал (цыпленок под соусом кэрри, салат -
похоже, из кактусов, бутылка минеральной) и направился в бар - только не в
тот, что на открытом воздухе, а в тот, что имел место рядом с обеденным
залом. Здесь хлопотал Санчес, и мы с ним на правах знакомых обменялись
улыбками; у стойки паслись британцы, пили на шестерых бутылку "Джека
Даниэлса", а в углу сидели те самые веснушчатые, которых я не сумел
опознать - может, шведы или голландцы, а может, датчане с Фарерских
островов. Эти пробавлялись пивом. Позорр-ники, как сказал бы Петруша.
Вспомнив про Петрушу, я, естественно, подумал о Дарье, заскучал и спросил
у Санчеса чего-нибудь подкрепляющего. Чего-нибудь местного, но не слишком
экзотичного, чтобы грусть развеяло, но до пяток не прожгло. Бармен
выставил квадратную бутыль с желтоватой маслянистой жидкостью, налил
стаканчик и пояснил, что русские сеньоры "это" любят Прекрасное средство,
чтоб разогнать грусть. А что касается последствий, то дон Диего пусть не
беспокоится: у русских сеньоров расстояние от глотки до пяток намного
больше, чем у нормальных людей.
"Это" оказалось текилой. Я глотнул, чуть не выронил стакан и еле
отдышался. Видимо, я нетипичный русский сеньор.
Санчес, догадавшись о моих затруднениях, тут же плеснул в стаканчик
белого. Я принялся шарить рукой по стойке, булькая и на ощуть разыскивая
стакан, но вдруг меня чувствительно хлопнули ниже лопаток. Глубоко
вздохнув, я вытер слезы, повернулся и увидел перед собой черную губастую
физиономию с расплющенным носом и улыбкой до ушей. Разумеется, то был мой
белозубый зулус. Оставалось лишь удивляться, как незаметно и быстро он
очутился в баре и подобрался ко мне - не человек, а призрак, порхнувший на
ароматы спиртного. Или тень. Тень Джеймса Бонда, скользящая в кремлевских
коридорах в поисках секретов Политбюро...
При виде его мускулистой фигуры и мыслей о Джеймсе Бонде у меня невольно
вырвалось:
- Агент?
- Агент, - подтвердил зулус на отличном английском, демонстрируя
белоснежные зубы. - Страховой. Интересуетесь? На случай безвременной
кончины? Чтоб скрасить горе безутешным родичам?
Он с усмешкой покосился на бутыль с текилой. Глаза у него были большими,
круглыми и темными, как ночь в амазонской сельве.
- Я холостяк и круглый сирота. Точно такой же, как мой отец и дед, -
буркнул я, оглядываясь в поисках двух своих лейтенантов. Но их в обозримом
пространстве не наблюдалось - то ли бдительность потеряли, то ли затеяли
хитрую комбинацию с ловлей на живца. Томимый неясными предчувствиями, я
нахмурился, нашарил стакан и отхлебнул порядочный глоток. Белое вино
оказалось великолепным: в меру кислое, в меру терпкое и очень холодное.
Зулус тем временем не отставал: вытащил огромный, крокодиловой кожи
бумажник, раскрыл его, нащупал визитку и сунул мне. На карточке -
роскошной, розовой с серебром, с виньетками в уголках - значилось: Ричард
Бартон, страховой агент "Фортуна Индепенденс", штат Алабама, адрес,
телефон, е-мейл. Кивнув, я сунул это произведение искусства в задний
карман джинсов, под седалище.
Теперь он протягивал мне лапу - вилы с насаженными на острия коричневыми
сосисками.
- Дик! Ричард Бартон - для клиентов, а для друзей - Дик! Дик из Таскалусы,
Алабама.
"Когда это мы стали друзьями?" - мелькнула мысль. Руку, впрочем, пришлось
пожать: негры - народ темпераментный и обидчивый. Особенно из Алабамы, где
их угнетали проклятые белые плантаторы.
- Хорошев. Дмитрий Хорошев. Из Петербурга.
- Кхо-ро-шефф? - произнес он по слогам, комично двигая челюстью. - Это
фамилия? Очень сложная, очень... А как на английском?
Я объяснил.
- Значит, Гудмен... Хорошее имя для хорошего человека... Ну, чем
занимаешься, Гудмен? Белых медведей пасешь? Или сажаешь кукурузу в вечной
мерзлоте?
Интонация явно изменилась - он перешел на "ты". Такой, знаете ли,
простецкий черный парень из Алабамы, из неведомой мне Таскалусы...
Скромный страхователь жизни с мускулатурой борца-тяжеловеса. "Такому ни
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг