все же, все же...
Тут подошла Дарья, обняла и пожалела меня. Потом спросила, кто эти милые
молодые люди, и я сказал, что лесники. Она прижала к моей щеке свою
зардевшуюся щечку и прошептала:
- Ты не шутил, что я - твоя невеста?
- Святым не шутят, дорогая.
Клянусь, в этот момент я не лгал!
Глава 16
Как и было намечено, мы вернулись домой в воскресенье, на электричке,
часам к восьми. Дарья посвежела, порозовела и после активного дачного
отдыха с такой силой излучала женские флюиды, что попугай учуял их и тут
же завопил:
- Прр-любодеяние! Порр-рок! Порр-ка мадонна! - Но бытовые обстоятельства
перевесили, и он тут же принялся клянчить: - Жррать! Петрруша хочет
жррать! Прр-ровиант! Дай прр-ровиант!
- Скажи: прошу простить покорно, - велел я. - Не то даже банановой шкурки
не получишь.
Но Дарья, добрая душа, уже тащила ему бананы, яблоки, булку и чищеные
орехи. Затем мы отужинали и сели в гостиной у телевизора. Вернее, сел я, а
Дарья устроилась у меня на коленях.
Шел фильм (разумеется, американский) о нежной страсти миллионера и
красотки-куртизанки. Собственно, по складу характера куртизанкой она не
была: ее толкнули на панель тяжкие жизненные обстоятельства, а также
дурной пример подруги. Миллионер был у нее всего лишь пятым или десятым, и
к концу фильма они выяснили отношения и собрались пожениться. Затем мы
посмотрели новости, и я уже готов был переключить канал, но тут началась
петербургская криминальная хроника. Пейзаж оказался до боли знаком:
автомобильный мост над Вуоксой, ревущий поток внизу, проломленные перила и
битый джип "Чероки", который вытягивали на мост подъемным краном. Дарья,
разглядев джип, ахнула:
- Димочка! Это же тот катафалк, который Паша обогнал! Помнишь? Или не тот?
Наверное, есть и другие такие машины? Как ты думаешь?
Я думал, что, конечно же, есть - город большой, богатых много. А диктор
тем временем вещал:
- В ночь с четверга на пятницу, в районе станции Лосево, автомобиль с
тремя пассажирами пробил заграждение и рухнул с моста в реку. Все
пассажиры мертвы и сильно искалечены. Среди погибших опознан Клим Таценко,
криминальный авторитет по кличке Танцор, рецидивист, неоднократно
отбывавший наказание в местах лишения свободы; по мнению сотрудников УБОП,
он возглавлял купчинскую группировку. Двое остальных - шофер и личный
телохранитель Таценко. Начато следствие. Наиболее вероятная версия, что в
данном случае правоохранительные органы столкнулись не с результатом
разборки между мафиозными структурами, а с трагической случайностью. В
крови всех трех погибших обнаружен алкоголь; это дает основание
предполагать, что нетрезвый водитель не справился с управлением, и машина
на большой скорости врезалась в ограждающие мост перила. Возможно также.
что...
Обещал мормоныш позаботиться о "союзниках" - и позаботился, промелькнуло у
меня в голове. Дал хлебнуть для бодрости и спустил с моста в речку... Ну,
что ж, Сергей был отомщен, а я мог приплюсовать три трупа к той рамочке на
своей схеме, где фигурировали гаммики. Как говорится, их дружный коллектив
понес невосполнимые утраты... Однако не по моей вине.
Мы легли спать, а утром Дарья ушла в одиннадцать, чмокнув меня в щеку и
предупредив, что вернется поздно: у нее намечались переговоры с немцами, а
после них - фуршет. Я позавтракал, сунул в клетку Петруши банан,
перебрался в свою квартиру, выглянул в окошко и выяснил, что сегодня
дежурят Джеймс Бонд и Итальянец. Затем натянул свитер (погода стояла
прохладная), взял сумку и совсем уж собрался отправиться в институт, в
родимый свой Промат, да призадумался.
После произошедших событий сейф в Промате уже не казался мне идеальным
тайником. Пусть команда бета до него не доберется, рассуждал я, равно как
и лишенные руководства гаммики; но можно ли считать, что сейф недоступен
сотрудникам ФСБ? Разумеется, нет. Остроносый Иван Иванович - человек
неглупый и быстро сообразит, где спрятаны объекты государственной
важности. Собственно, таких мест всего лишь три: мое жилище, моя фазенда и
моя работа. Фазенда сгорела: кто-то (люди Скуратова?.. вряд ли Танцор с
мормонышем...) учинил квалицифированный обыск и разыскал коробку. Может
быть, и в квартире искали, в моей и в Дарьиной, да ничего не нашли.
Значит, остается работа. Есть, разумеется, и другие варианты, но этот явно
обладает приоритетом. Пошарят опытные умельцы в моей проматовской
лаборатории - и амулеты будут найдены, а мне предъявят обвинение и
закатают в Соловки. Ну, не в Соловки, так в другое место... куда там
сейчас закатывают всяких неблагонадежных типов...
Отсюда следовал вывод, что гипноглифы лучше всего держать при себе - как
средство защиты и как товар для возможных переговоров с достижением
взаимного консенсуса. Консенсус, правда, оставался под вопросом, а вот
оборонительная функция была вполне очевидной. Пусть я не знал, не ведал,
на что годится черный амулет, пусть я лишился белого, зато приобрел
красный, превращавший меня в супермена, что являлось определенной
гарантией безопасности. Если успею взглянуть на него... Серж, например, не
успел...
Надо успеть! Насколько я помнил, действие всех гипноглифов было
стремительным и необоримым, но лезть в карман за патрончиком, открывать
его, вытряхивать гипноглиф на ладонь - слишком длительный процесс,
чреватый потерей темпа. Я представил его во всех подробностях и сморщился
от досады: за это время меня могли раз десять пристрелить и раз пять
повязать. Требовалось что-то иное, какой-то другой способ, сравнимый с той
скоростью, с которой палец давит на спуск, а кулак бьет в челюсть.
К счастью, я вспомнил, что алый амулет имеет форму диска, и тут же полез в
письменный стол, разыскал старые часы на металлическом браслете, разобрал
их, вытряхнул механизм и сунул вместо него гипноглиф. Затем катализатор
ярости устроился на моей руке, надежно скрытый под рукавом свитера -
готовое к бою оружие, которым можно воспользоваться за полсекунды. Ощутив
себя в безопасности, я собрался, уложил в сумку бумажник, сигареты, пустой
футляр из-под алого гипноглифа и пару нечитанных газет, спустился по
лестнице, бросил призывный взор на Джеймса Бонда с Итальянцем и
неторопливо зашагал к метро.
По дороге в институт мысли мои кружились вокруг загадочных свойств черного
амулета. Желтый и золотистый исчезли, но пять остальных были испытаны,
вольно или невольно, на собственной шкуре. Полученный опыт служил
необходимой пищей для анализа, для генерации гипотез и всевозможных
любопытных выводов; размышляя на эти темы, я ощущал себя котом, который
резвится в стайке разноцветных мышек. Четыре уже пойманы, две убежали, а
вот пятая, черненькая, никак не давалась в лапы... Если верить
Косталевскому, эта мышка была опасной - может, не мышкой вообще, а
дьяволом, принявшим облик маленького хвостатого зверька. Патрон Сергея
говорил: не открывайте красного и черного футляров... Я убедился, что его
предупреждение - отнюдь не пустой звук: ведь алый катализатор ярости,
увиденный несколькими людьми, привел бы к неизбежному побоищу. А черный?
Может быть, посмотрев на него, я овладел каким-то неведомым даром? Скажем,
гипнотизировать на расстоянии?
Чуть-чуть повернув голову, я уставился на Джеймса Бонда и Итальянца,
маячивших в пестрой толпе пассажиров, и приказал им спустить штаны. Дохлый
номер! Оба и бровью не повели. Тогда я начал внушать полной даме средних
лет, сидевшей рядом, что у нее расстегнулся ремешок на босоножке. Дама
поднялась, наступила мне на ногу, отдавив ее своим немалым весом, и гордо
выплыла в дверь на остановке "Горьковская". Я, прихрамывая, юркнул за ней:
мне тоже полагалось выходить, так как Промат находится неподалеку, на
улице Мира, справа от Австрийской площади.
Добираясь туда, я думал уже о Косталевском. Воображаемый белый лист с
квадратиками и овалами мерцал передо мной компьютерным дисплеем, будто
предлагая изобразить новые линии, стрелочки, пунктиры, а над центральной
рамкой с фамилией Косталевского торчала голова - лысая, с мощным
академическим лбом и и маленькими хитрющими глазками. Голова подмигивала
мне, ухмылялась и беззвучно шевелила губами, как бы спрашивая: ну,
догадался, крысолов? Допер, чем мы повязаны? Все еще нет? Ну, так шевели
рогами, недоумок!
Я шевелил, и постепенно в конце тоннеля моих рассуждений начала брезжить
истина. Вероятная истина, поскольку абсолютной не существует, а в
трансцендентную я, как праведный атеист, не верю. Итак, предположим, что
Косталевский скрывается и делает это гораздо успешней, чем Серж Арнатов;
его, конечно, ищут - ищут всеми силами команды альфа, однако профессор
неуловим. О причинах неуловимости Косталевского тоже стоило поразмышлять,
но не сейчас, потом; главное - ищут и не могут найти. Он тоже ищет - ищет
амулеты, оставшиеся у Сергея; цель поисков - неясная, однако след привел
ко мне. И было сказано: никому не отдавайте!.. Ждите и не волнуйтесь!.. Я
вас навещу...
Навещу! Не в этом ли суть вопроса? Иными словами, кто же такой Дмитрий
Григорьевич Хорошев? Последняя надежда ФСБ, луч света в темном лабиринте и
путеводная ниточка к профессору Косталевскому... Не так уж мало, но и не
так уж много... Зато профессор - это дичь! Во всех отношениях крупная и
подходящая для высших чинов ФСБ.
Но почему он с ними не поладил? В конце концов, Федеральная служба
безопасности - не мятежное графство Тулузское в средневековом французском
королевстве; ФСБ - одна из государственных структур, над ней -
правительство и президент, а сбоку тоже всякого понаверчено, от Думы до
генеральной прокуратуры. Не поладил с ФСБ - значит, не поладил с властью.
Отчего? По каким таким соображениям?
Оставив этот вопрос без ответа, я нырнул в проматовскую проходную, миновал
в надлежащей очередности первый, второй и третий посты и добрался до своей
лаборатории. Там оставалось все по-прежнему: Борис Николаевич, мой шеф и
начальник, играл с компьютером в шахматы, зевал и пробавлялся крепким
чайком. Увидев меня, он энергично помахал рукой:
-Дмитрий!.. Что-то вы к нам зачастили... Когда же я вас видел? Вроде бы и
трех недель не прошло?
- Ровно двадцать дней, - сказал я.
- Непогрешим и точен, как настоящий математик... Но я ошибся на день, то
есть в пределах квадратичной погрешности. Ну, неважно. Двадцать дней или
двадцать один - какая разница? Ничего не изменилось.
"Борис, ты не прав", - мысленно возразил я. Восприятие времени
субъективно, и если ничего не изменилось для тебя, то всяких прочих
двуногих разумных смололи жернова судьбы или осыпал дарами капризный рок.
Кто-то умер и кто-то родился, кто-то погиб под пулями, кто-то взошел на
вершины власти, а кто-то сверзился вниз, кто-то женился, кто-то развелся,
кто-то уверовал в бога, а кто-то предался дьяволу. Со мной провидение тоже
наигралось всласть. Кто я был? Крысолов с компьютером вместо волшебной
дудочки. А кем я стал? Надеждой ФСБ, хранителем секретных государственных
объектов. Вот извлеку их сейчас из сейфа...
В сейфе, кстати, тоже ничего не изменилось - сейф, как и Борис Николаевич,
был неподвержен влиянию времени. В дальнем его углу валялась старая
мыльница, а на полке лежал абсолютно секретный отчет о Чернобыльской
катастрофе. Гипноглифы, к счастью, были на месте. Я, не глядя,
перебазировал амулет любви в красный футлярчик и бросил его в сумку, на
самое дно, под газеты; черный спрятал в карман, а пустой голубой оставил в
мыльнице, на память будущим поколениям.
- Чайку хотите, Дмитрий? - предложил Борис Николаевич. - "Липтон", с
яблочным ароматом... Заодно и в шахматы сыграем.
Мы выпили чаю, сыграли в шахматы, и я отправился домой, но, выйдя на
Австрийскую площадь, вспомнил о завтрашнем семейном торжестве. В прежние
времена я, случалось, проскакивал площадь, не озираясь и не оглядываясь, а
между тем тут было несколько шикарных магазинов - парфюмерный,
компьютерный, галантерейный и что-то еще, с двумя просторными витринами,
где за стеклом сверкали яркие пестрые краски тропической флоры. Я сунулся
к ним; как оказалось, то был салон с вычурным названием "Орхидиана.
Экзотические цветы". За прилавком - две миленькие девушки, брюнетка и
блондинка, а вокруг - горшки и кадки, букеты и гирлянды, а также воздух,
сдобренный такими ароматами, что кружится голова и начинается дрожь в
коленках. От цен, кстати, тоже.
Если не считать меня, посетителей в этой лавке не имелось. Я начал
озираться по сторонам, задумчиво морщить лоб, чесать затылок, не забывая
поглядывать на Джеймса Бонда с Итальянцем. Они остались на улице, у
витрины; их фигуры смутно маячили сквозь плотный полог зелени, но все же
можно было разобрать, что они с восторгом изучают какой-то кактус.
Девушки-продавщицы ринулись ко мне, но тут вошел еще один потенциальный
покупатель, рослый мужчина в пиджаке и с сумкой через плечо. Пиджак был из
натуральной кожи, и блондинка (она казалась пошустрей и постройней)
бросилась к рослому на всех парах. Ну а мне досталась брюнетка.
- Могу я вам чем-то помочь?
- Разумеется, моя милая. Как обстоят дела с экзотикой?
Она улыбнулась, кокетливо стреляя глазками.
- Превосходно. Наш магазин как раз для таких мужчин, как вы.
- А я какой?
- Ну-у... - она изобразила в воздухе параболу, - вы тоже экзотический. И
хотите купить букет для экзотической женщины. - Да вы просто прелесть! - с
энтузиазмом воскликнул я. - Прямо как в воду глядели... Так что тут у нас
самое экзотическое?
- "Одонтоглоссум гранде", "дендробиум нобиль" и "катлея лабиата", -
доложила моя брюнеточка.
О, польза чтения словарей! О, тайный клад энциклопедий! Я с изяществом
повел бровями, бросил взгляд на второго клиента (он, похоже, интересовался
не цветочками, а блондинкой) и небрежно произнес:
- "Катлея лабиата"? А "брассокатлеи" у вас не найдется? Я люблю сорт
"олимпия альба". Такая, знаете ли, нежная, беленькая, с резными лепестками
и с желтоватым нацветом внутри. Из бразильских орхидей.
Брюнеточка была потрясена, но, к великому несчастью, "олимпии альбы" у нее
не оказалось. Зато была "голубая луна" - только для вас, монсеньор, только
для истинных знатоков, для ценителей и фанатов! Прямо из Англии, в
кувшинчике с питательным раствором и в герметичной упаковке. Каждый цветок
- по отдельности, каждый - по сорок долларов, и всего их осталось пять. Не
плебейские орхидеи, а уникальные розы потрясающей красоты! Нет, здесь мы
их не держим, прошу вас в служебное помещение... Сами понимаете, редкий
товар...
Меня повели к служебной дверце, что вела в темноватую комнатку. Мужчина,
флиртовавший с блондинкой, вдруг встрепенулся и сказал, поворачиваясь ко
мне:
- Вам покажут что-то особенное? Не возражаете, если я тоже взгляну?
Он пристроился за мной в кильватер, да так ловко, что блондиночка отпала
сразу, а брюнетка оказалась впереди. В дверях я почувствовал, как его
дыхание греет мое ухо. Затем раздался шепот:
- Из этой комнаты есть выход во двор, Гудмен. Там стоит голубой "БМВ".
Садитесь и ни о чем не беспокойтесь. Отвезут туда, где вас рады видеть.
Мои губы чуть заметно шевельнулись:
- Я не один.
- Знаю. Я же сказал, не беспокойтесь! "Голубая луна" была изумительна:
рядом с ней обычные розы казались посудомойками, коих не пристало
сравнивать с принцессой. Изящный цветок, в общем-то, белый, но с
несомненным налетом голубизны: небольшой, довольно плоский и в самом деле
похожий на луну, мерцающую за голубыми облаками. Края лепестков имели
более интенсивный, почти сиреневый оттенок, а сердцевина сияла снежной
белизной. Очень загадочно и романтично! Я забрал все розы, а вместе с ними
- массу улыбок и комплиментов темноволосой продавщицы.
Мой спутник тоже даром времени не тратил и из мужчины в пиджаке
преобразился в мужчину в свитере. Пиджак отправился в сумку, откуда перед
тем был извлечен свитер, а сумка повешена за спину - точь-в-точь как у
меня. Вдобавок этот тип не уступал мне ростом, и свитер вроде был похож, и
брюки, и эта самая сумка, и башмаки, не говоря уж о волосах; завершив
метаморфозу, он кивнул, вернулся в зал и, встав спиной к окну, продолжил
флирт с блондинкой
Не мешкая, я подхватил свои розы в кувшинчиках и выскочил во двор.
Любопытство терзало меня голубой "БМВ", подпольная кличка Гудмен и
таинственность обстановки распаляли воображение. Юркнув в машину, я
посмотрел на часы (было 14.10), бросил водителю: "Едем!" - но он не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг