военного образца. И тянуло от него неприятными запахами - теми, какими
пропахли морги и полицейские участки во всем мире. Во всяком случае, что
касается моргов, я мог положиться на личный опыт.
Не здороваясь, он подошел к креслу, сел, снял панаму и вытер ею вспотевший
лоб. Потом уставился на меня суровым прокурорским взглядом.
Пришлось поздороваться первому.
- Не рад вас видеть, Иван Иваныч. Встречаемся в третий раз, и дважды - при
трупах моих знакомых. Боюсь, это стало дурной традицией.
- Майор Чернозуб - не ваш знакомый. Он выполнял задание, - отчеканил
остроносый железным голосом.
"Майор Чернозуб... вот как его звали..." - подумал я и покачал головой.
- И что с того? Майор так майор, каленый пятак ему к пяткам... Мы чуть ли
не подружились... - Я отправился к холодильнику, налил в стакан
минеральной и протянул гостю. Он жадно выпил, бормоча: "Неплохо вы здесь
устроились... Любопытно, за какие такие заслуги?" Вопрос был явно
риторическим и остался без ответа - тем более что меня интересовали совсем
другие материи.
- Значит, Борис у нас майор... А вы в каком же звании?
- Полковник ФСБ. Северо-западное региональное управление аналитических
исследований.
- Поздравляю, - откликнулся я и налил ему еще один стакан. - Десяти дней
не прошло, а вы уже полковник и служите не в УБОП, а в ФСБ. Стремительный
рост в чинах! Может, покажете удостоверение?
На этот раз он пил воду мелкими глотками, дергая кадыком на жилистой шее и
бормоча:
- Не будьте идиотом, Дмитрий Григорьевич... глот-глоп... такие
удостоверения за рубеж не берут... глот-глоп... а берут паспорт и
справку... глот-глоп... а в справке той написано, что я... глот-глоп...
родной дядюшка Бориса Чернозуба... глот-глоп... и явился, чтоб увезти тело
племянника на родину... глот-глоп... - Он отставил пустой стакан и
сообщил: - Однако я - полковник ФСБ, и беседовать мы с вами будем, исходя
из этой диспозиции. То есть я спрашиваю, вы отвечаете. Предельно точно и
откровенно. Без всяких уверток и неуместного паясничанья. Вы меня поняли,
Дмитрий Григорьич?
И в самом деле полковник, решил я, кивнув. Ничего не имею против
полковников, даже из ФСБ, но этот остроносый тип не просто был полковником
- он играл в полковника. Полковник ФСБ должен быть суров - особенно с
нашим братом интеллигентом, со всякими физиками-шизиками,
литераторами-дегенератами и прочими музыкантами сомнительных
национальностей. Суров настолько, чтоб яйцеголовый интеллектуал тут же
наложил в штаны и во всем сознался: как продал родину, как удавил жену,
как утаил нетрудовой доход и как подделал банковское авизо. Должен
заметить, что эта манера беседы никак не зависит от политического режима,
авторитарного или демократического; это некий глобальный конфликт между
шустрой лошадкой и всадником. Лошади - это мы, люди творческих профессий;
мы стремимся свободно гулять в пампасах, но всадники-хозяева направляют
нас к определенным и стратегически важным целям. К атомной бомбе,
например, к теории расового превосходства, к марксизму, неопозитивизму и
соцреализму, к ваянию статуй вождей и отцов нации. Или, как в данный
момент, к приятной беседе. Я спрашиваю, вы отвечаете... Предельно точно и
откровенно... Поняли, Дмитрий Григорьич?
Бывший майор Скуратов коснулся переносицы, с отвращением оглядел свою
пропотевшую рубаху и произнес:
- Первое: не демонстрировал ли Чернозуб что-то необычное? Какую-нибудь
странную вещицу? Второе: кому демонстрировал? Вам, или имелись еще зрители?
- Отвечаю точно и откровенно, - сказал я. - Демонстрировал. Вчера вечером,
в садике при отеле Мне и гражданину США Ричарду Бартону. Чернокожий, лет
тридцати восьми, здоровый, как лось. Служит в компании "Фортуна
Индепенденс", Таскалуса, штат Алабама. Это, как я понимаю, к востоку от
великой реки Миссисипи... - Выдержав паузу, я поинтересовался: - А что это
было, полковник?
- Называйте меня Иваном Ивановичем, светиться нам ни к чему, - сказал
остроносый. - А был это следственный эксперимент.
- Неудачный, - заметил я.
- Как сказать, - не согласился Иван Иванович. - Если б мы знали его
результаты...
- А труп в бассейне - не результат?
Он нахмурился:
- Я имел в виду не Чернозуба. Хотя его смерть в определенном смысле тоже
результат... как и отсутствие объекта, которым он манипулировал... - Иван
Иванович на секунду прикрыл глаза, потом веки его приподнялись, и серые
зрачки пришпилили меня к стене - как мотылька, проколотого двумя
булавками. - Этот объект... у вас?.. - спросил он после недолгой паузы.
Я молча помотал головой. Взгляд полковника изменился - теперь он глядел на
меня не пронзительно, а с укоризной и даже вроде бы с легким сочувствием.
- Позвольте заметить, Дмитрий Григорьич, что вы еще не осознали, в каком
очутились положении. Вы пока что не обвиняемый, но исключительно важный
свидетель... друг человека, которого мы искали... - Я сделал протестующий
жест, но он не обратил на него внимания. - Убитого, кстати, на вашей
даче... похитившего перед тем объекты государственной важности... Что же
может вас спасти, Дмитрий Григорьич? Откровенность, откровенность и еще
раз откровенность! Вот ваша соседка пошла нам навстречу... кстати, очень
привлекательная девушка... сказала, что Арнатов был у нее пару раз после
продажи квартиры... крутился там и тут, болтал о пустом, но делал
многозначительные намеки... А к вам он не заглядывал?
Ну и ну! Уже и Дарью отловили, и та созналась во всех грехах! А мне она о
визитах Сержа не говорила... Впрочем, я и не спрашивал: мы увлеклись
другими делами.
- Так заходил к вам Арнатов или нет? - раздался голос полковника. - Какие
вы с ним поддерживали связи? И где упоминавшаяся мной вещица? Та, что была
у Чернозуба? Вы учтите, Дмитрий Григорьич, я ведь на вас надавить могу...
крепко наехать... могу взять вас в разработку и выяснить, чем живет
уволенный сотрудник Промата, на какие деньги ест-пьет и разъезжает по
заграницам... кто ему платит и за что... и все ли доходы декларированы
должным образом...
- Все, - ответил я, начиная злиться. - И не валяйте дурака, полковник, вы
все уже выяснили, все, что смогли. Да, я - ученый, один из многих, которых
выбросили на улицу, и я работаю с частными фирмами как
аналитик-консультант... И что тут такого? Вы предпочли бы, чтоб я сдох с
голоду или отправился в Ирак, рассчитывать выход плутония на атомных
станциях? И то и другое - не для меня. Лучше я буду консультировать мелких
жуликов да честно платить налоги... ну, еще в Андалусию съезжу, коль
повезет. На всех законных основаниях, по договору с "Голд Вакейшн".
Остроносый слегка оторопел, потом приложился к стакану с минеральной,
сделал пару глотков и произнес:
- Пусть так, Дмитрий Григорьевич, пусть так. Готов согласиться, что лично
вы, - он подчеркнул слово "лично", - ни в чем таком не замешаны... Но речь
не о вас, а о вашем покойном соседе. И вы пока что не ответили на заданные
вам вопросы.
- Почему же, ответил. При первой нашей встрече заявил, что близких
отношений с Арнатовым не поддерживаю и контактов в последние месяцы не
имею. Что же касается вещицы... объекта, продемонстрированного
Чернозубом... я ведь ясно дал понять, что у меня ее нет. Однако... - Я
замолчал, и в комнате повисла тишина, прерываемая шелестом листвы под
налетевшим с моря бризом.
- Однако?.. - Иван Иваныч выгнул бровь.
- Я мог бы поделиться с вами своей гипотезой. Весьма правдоподобной. Но
гипотеза - это не факты, которыми я, в силу гражданского долга, обязан с
вами делиться: гипотезы и версии - плод моих раздумий, моя, так сказать,
интеллектуальная собственность. Так что заключим джентльменский договор: я
вам - гипотезу, а вы мне - обещание.
- Какое?
- Что оставите меня в покое. Хотя бы на пару ближайших недель.
Он медленно допил минералку, призадумался, что-то прикидывая и
просчитывая, потом резко кивнул головой:
- Ладно! Выкладывайте ваши соображения.
- Подозреваю, что Ричард Бартон из Таскалусы агентствует не только в
страховой компании, - сказал я.
- Это факт, а не версия. Факт, уже известный мне.
- Разумеется. Вам ведь доложили о случившемся на пляже? Не далее как
вчера? Один из ваших сотрудников оглох, а мне тем временем были сделаны
намеки. Странные, должен признаться. Суть их осталась мне неясной. Что-то
о черной магии, о заклинаниях, об амулетах и ведьмовстве...
Остроносый дернулся.
- Вы посоветовались с Чернозубом?
- Нет. Я же говорю, что не понял намеков. Мне показалось, что это шутка...
знаете, юмор страховых агентов... А может, он хотел надо мной посмеяться.
Поразвлечься... Он - черный, я - белый, зато он из Америки, а я-из
России... Разумное допущение?
- Вполне, - Иван Иваныч криво улыбнулся. - Над нами скоро готтентоты
смеяться будут.
- Вот-вот... Похоже, мы раньше вымрем, чем они. - Я придвинул к нему
бутылку с минеральной, сделав широкий гостеприимный жест. - Вечером мы
устроили междусобойчик на троих, выпили по капле. Я - исключительно сухое,
а Чернозуб с Бартоном - виски, но понемногу, двухсот граммов не наберется.
Тут Борис нам и выдал... Мне, во всяком случае, хватило. Еле в номер
добрался... - Остроносый что-то хотел сказать, но я поднял руку. -
Погодите, Иван Иваныч. Это все факты, а теперь начинается версия. Я ушел,
Бартон остался с Чернозубом, но Чернозуб не был пьян и не имел намерения
напиваться. А утром его находят в бассейне, без ран и царапин, зато и без
штучки... без упомянутой выше вещицы... И что мы должны думать?
Я уставился на остроносого с тем неописуемым выражением, с каким
подчиненный, вложивший умную мысль в голову шефа, глядит на начальника.
Пора, мол, бабки подбивать, да чин не позволяет, тогда как вы...
Скуратов с легкостью принял эту игру, важно кивнул и промолвил:
- Чем-то одурманили Чернозуба, Потом освободили от вещицы - и в бассейн.
Жаль! Работник он был неплохой. Ну, проведем экспертизу, посмотрим, чего
ему дали понюхать...
- А негр-то исчез, - добавил я. - Уехал утром с полицейскими и не вернулся.
- Зачем же ему возвращаться? - На лице Иван Иваныча мелькнула злорадная
усмешка. - Он ведь думает, что бриллиант ухватил. Вот и понес к себе в
гнездышко... в эту самую Такзалупу, что к востоку от Миссисипи...
Мы переглянулись, как два сообщника, ухмыльнулись разом, и я спросил:
- А на самом-то деле - что?
- Так, пустячок... Приманка. Приманка? Для кого? Об этом он забыл
упомянуть.
Скуратов поднялся:
- Ну, Дмитрий Григорьевич, собирайтесь. Домой полетим.
Примерно такой конец и ожидался, невзирая на джентльменский договор. Эти
договоры - как поддельное авизо: вроде бы есть, однако не всякий получит
означенную в документе сумму. Получишь, если тебя боятся, а коль не боятся
- при напролом, может, чего-то и выйдет Наша российская тактика, и,
кстати, не хуже прочих.
- Домой? - Мой рот скривился в недоумении. - А если я не соглашусь?
Остроносый хмыкнул и пожал плечами:
- Тогда выбирайте, Дмитрий Григорьич: соляные копи, урановый рудник,
галеры или каленые пятаки к пяткам.
Пожалуй, он не шутил, однако скоропалительное возвращение никак в мои
планы не входило. По множеству причин. Во-первых, мне просто хотелось
отдохнуть; во-вторых, я нуждался в покое и некотором времени, чтобы
обдумать ситуацию и отыскать зернышко истины в груде навоза; в-третьих, я
не терял надежды на встречу с Диком Бартоном - а вдруг ответит на парочку
вопросов?.. Существовали и другие резоны, и среди них такой: что я скажу в
славной компании "Голд Вакейшн"? Что недоволен отдыхом? Что пиво в Испании
кислое, а гранаты - не той системы? Или что меня насильно вывез полковник
ФСБ? В любом случае это положило б конец нашим доверительным отношениям и
плодотворному будущему сотрудничеству. А я не столь богат, чтобы
разбрасываться клиентурой.
Пришлось упереться рогами, трясти хвостом и бить копытами. В ответ
остроносый воззвал к моим чувствам: к чувству ответственности и чувству
долга, к патриотизму и гордости за державу, и, наконец, к чувству
самосохранения. Я возразил, заявив, что обозначенное в первых пунктах
кануло в вечность вместе с имперскими замашками, а что до самосохранения,
так это не чувство, а инстинкт. Разумеется, он мне не чужд, и он говорит
мне сейчас, что лучше пару деньков погреться на андалусском солнышке. Иван
Иваныч сморщился, обозвал меня эгоцентристом и посулил заковать в кандалы;
я презрительно сплюнул и напомнил ему, что мы, во-первых, живем в
демократической стране, а во-вторых, пребываем сейчас на территории
испанского королевства. Которое, кстати, диссидентов не выдает. "Это кто
же тут диссидент?" - насмешливо сощурился Скуратов. А я ответил, что
магнитофон включен и все его шуточки про кандалы и рудник уже на пленке.
На том мы и расстались, слегка недовольные друг другом. Может быть,
больше, чем слегка: хоть остроносый своего не добился, зато посеял в моей
душе тревогу. Эти намеки о Дарье и Арнатове... Зачем приходил Сергей?.. И
почему оставил в спальне любовный амулет?..
Странно, но в эту ночь мне ничего не приснилось. То ли погода стояла
прохладная, то ли запас вещих и страшных снов был у Морфея временно
исчерпан.
Глава 11
Признаюсь - к собственному стыду - что смерть Бориса меня не огорчила.
Как, в сущности, не огорчали и другие смерти, происходившие внезапно и не
касавшиеся близких мне людей - гибель предпринимателей и депутатов,
банкиров, журналистов и чиновников. Все они знали, на что идут, все
разделяли профессиональный риск с пожарными, саперами и милицейскими, но
получали при этом гораздо больше благ, влияния и власти. Одних было жаль,
других - не очень, но даже чувство испытанной жалости оставалось
мимолетным и очень далеким от истинного сострадания. Что, разумеется,
неудивительно. Совсем неудивительно - ибо в эпоху киллеров запасы
сострадания быстро иссякают, а нищета подталкивает к жестокости.
Бедность не порок, учили нас, но то был всего лишь один из мифов советской
эпохи. От каждого - по способностям, каждому - по труду... Тренируйся, и
будешь прыгать, как Валерий Брумель... Прилежно постигай науки, и станешь
умным, как Альберт Эйнштейн... Пиликай на скрипке по двадцать часов
ежедневно, и будешь играть, как Давид Ойстрах... Все это было ложью, ибо
талант, фантазию и гений подменяли унылым трудом, который есть в конечном
счете удел невольников и крепостных. Но самой чудовищной ложью являлась
теза о том, что богатство - зло, что богач бесчестен, мерзок и жаден,
тогда как бедняк, в силу одной лишь классовой принадлежности, является
средоточием всех достоинств.
Ложь! Наглая ложь!
Богатый - или скажем скромнее, состоятельный - свободен и независим.
Конечно, его свобода не абсолютна, но страх голодной смерти ему неведом, а
это многое значит: богатый не продаст свой голос на выборах за бутылку
пива, не убоится неправедной власти и не пойдет за преступным маньяком.
Это все привилегии бедности, ибо бедный народ - это народ рабов. Рабы же
не знают сострадания и верят любому, кто обещает их накормить. Особенно
плотью и кровью богатых соседей. Beggars must not choosers, как говорят
британцы: нищие не выбирают.
Я сам - из племени рабов, привыкших к насильственной смерти, и потому,
быть может, призрак Бориса не являлся мне в снах и не стонал ночами под
балконом. В повестке дня были другие вопросы, не оставлявшие места
сожалению, и я размышлял над ними, как терпеливый и усердный крысолов.
Помимо того, выгреб значки из своих баулов и подарил их Санчесу вместе с
синим попугайным галстуком; позвонил в банкирский дом "Хоттингер и Ги" и
сообщил пароль ("петрруша" - только латинскими буквами); еще я пил сухие
вина, ел курицу под огненным соусом кэрри, смотрел непристойные фильмы по
телевизору и плавал по два километра каждый день ~ для сублимации
сексуальной энергии.
Но обратимся к моим размышлениям. Кем был, в сущности, Шерлок Холмс? Вы
скажете - сыщиком? Но это слишком узкий термин, обозначение профессии, и
только; как множество других реалий, изобретенных человечеством, он
подлежит классификации и более строгому описанию. Я бы сказал, что Шерлок
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг