половина цветов. В следующие две минуты удовольствие приуменьшилось, но мы
не могли остановиться, мы смеялись с натугой, еще не понимая, чем кончится
внезапное веселье. Затем смех принялся выворачивать нам внутренности, и
наступило время испугаться, но испуг был каким-то вялым, заторможенным,
неспособным бороться со смехом: мы хохотали по-прежнему, зачарованно глядя
в ладонь Бориса, наши расслабленные тела содрогались, пот заливал глаза, а
из разверстых глоток рвался хриплый каркающий рев.
Наш мучитель сжал кулак, и мы в изнеможении откинулись на спинку скамьи. В
горле у меня хрипело и клокотало; Бартон то ли постанывал, то ли
повизгивал, и с нижней его губы стекала на подбородок слюна. В данный
момент все его мускулы, крепкие кости, непрошибаемый череп, могучие
челюсти, как и умение пользоваться этим добром, не значили ровным счетом
ничего; он был беззащитен, словно новорожденный младенец. Мешок с трухой,
и только.
Впрочем, и я оказался не в лучшей форме.
- Ну, повеселились, и хватит, - сказал Боря-Боб, прибирая пестрый
футлярчик в карман. - Пощипали перышки кое-кому... всяким хитрожопым
умникам...
Глядел он при этом не на Бартона, а на меня, так что не приходилось
сомневаться, кто тут хитрожопый умник. Дмитрий Григорьевич Хорошев,
специалист по части крыс, полировальщик рогов, великий химик и
токсидермист... В этот момент я и в самом деле готов был содрать с Бориса
кожу и набить чучело. Ведь он меня купил! Купил со всеми потрохами! Я мог
долдонить сколь угодно, что знать не знаю о штучках Арнатова, но у
противной стороны будет иное мнение: теперь им известно, что я их видел. А
раз известно, они меня дожмут. Навалятся скопом, устроят допрос и выдавят
истину пытками... хотя бы той же веселухой...
Такой вариант полагалось обмозговать, и я, шатаясь, поднялся.
- Хрр... Ты, Боря, лучше фруктами торгуй. Серьезное занятие, там не до
смеха... Опять же грыжу не наживешь...
- Я-то не наживу, - с усмешкой сообщил Борис. - Ты о себе позаботься,
химик!
- Вот это правильно, с этим я согласен. Главное - забота о здоровье, так
что пойдука я спать. Смех продляет жизнь, если подкреплен долгим сладким
сном.
Я развернулся, но тут Бартон пришел в себя, вытянул длинные ноги в
коричневых замшевых башмаках и хриплым голосом спросил:
- Что это было, Гудмен? Меня словно перышком щекотали... по пяткам и в
других местах... Даже внутри, по селезенке... О-ох! Брюхо до сих пор
сводит...
- Магия и колдовство, колдовство и магия, - сказал я, мстительно улыбаясь
Борису. - Это, Дик, был тот самый раритет ценою в десять тысяч долларов.
Переведи их для Боба в банкирский дом "Хоттингер и Ги".
- А формула?
- Формула за мной.
Зулус поскреб курчавый затылок, достал непочатую жвачку в золотистой
обертке, медленно развернул и кивнул Борису - мол, угощайся, друг дорогой.
Перешагнув через его ножищи в гигантских башмаках, я потащился к лестнице
и лифтам, чувствуя, как в животе что-то екает, подпрыгивает и
раскачивается, словно кишки затеяли футбольный матч с желудком. По дороге
я нагнал девиц и полковника - он тоже тащился на полусогнутых, опираясь на
хрупкое плечико Эллочки.
- Т-ты, ммуж-жик... - произнес полковник Гоша, уперев в меня мутный взор.
- В-вы, ммуж-жики... ч-чего там рр-жали? Анн-хдот ннов-вый, х-хе?
- Самый новый, - сообщил я. - Про Афган. Как моджахед ставил клизму одному
интендантскому полковнику.
Эллочка хихикнула, а Гоша, хоть и был крепко пьян, побагровел.
- Т-ты н-на что н-намекаешь, щ-щенок? Я бы объяснил, на что, но тут кишки
забили гол желудку, и мне пришлось срочно юркнуть в лифт.
Глава 10
Я проснулся в восьмом часу от истошного визга. Он был громким, паническим,
но довольно мелодичным - похоже, вопила женщина с незаурядным вокальным
даром. Мне чудилось, что где-то подо мной, на нижних этажах, ведет
бесконечную партию колоратурное сопрано: визг то поднимался до самой
высокой пронзительной ноты, то смолкал на мгновение, как будто визжавшая
набирала побольше воздуха в грудь, то начинался с новой оглушительной
силой.
В чем был, я выскочил на балкон.
Визжала толстая немка.
Не знаю, что побудило ее подняться в такую рань - может, неистребимая
немецкая пунктуальность или гигиенические соображения. Нормальный человек,
который находится в отпуске, обычно спит до девяти, потом неторопливо
продирает глаза, завтракает, пьет чай и только после этого лезет в бассейн
купаться - с полной гарантией, что он проверен ответственными лицами.
Теми, которым положено осматривать и проверять бассейны, а также беречь
постояльцев от нервных стрессов. Если же вы пренебрегаете этим правилом,
то можете наткнуться на что-то неприятное - скажем, на дохлую крысу или
кошку, на жабу, собачьи фекалии или, как в данном случае, на свежий труп.
Труп прибило к бортику, и с моего восьмого этажа он был отлично виден с
тыла. Человек лежал в воде ничком: майка обтягивала мощную спину, руки
были распластаны, ноги в синих линялых джинсах дрейфовали вслед за
квадратным корпусом, как две баржи за широким кургузым буксиром. Стриженый
затылок напоминал чугунное ядро, приделанное к короткому толстому
основанию шеи, зад был приподнят, а плечи опущены, словно утопленник с
разбега нырнул в бассейн вниз головой. Вода в бассейне была прозрачной,
дно выстлано голубоватой плиткой, и на этом пастельном фоне труп казался
каким-то темным инородным включением - гигантский жук, угодивший по
случайности в миску с формалином.
Немка продолжала визжать.
Я протер глаза, сглотнул и убедился, что не ошибаюсь: там, в бассейне,
раскинув конечности и тыкаясь носом в дно, плавал мой земляк Боря-Боб,
безгласный и недвижимый, точно останки шкафа, распотрошенного и
выброшенного за ненадобностью. Эта картина была резкой и четкой, однако
какой-то неестественной: во-первых, я еще не осознал случившегося, а
во-вторых, увиденное опровергало все уверения Леши и Гриши о безмятежном
отдыхе в испанском королевстве. Теперь приходилось признать, что если
тапок и полотенец в Коста-дель-Соль не воровали, то все же здесь случались
иные неприятности.
К немке подскочил дежурный портье, глянул вниз, отшатнулся и что-то
завопил по-испански. Прибежали еще люди, кажется, из местного персонала:
двое, бережно обняв немку за талию, принялись ее успокаивать, потом повели
к Санчесу, уже спешившему к ним со стаканом воды; остальные склонились над
трупом, будто хотели его выловить, но портье прорычал: "Полисиа! Дотторе!"
- и один из служащих метнулся в холл отеля - видимо, к телефону.
Когда, торопливо умывшись и одевшись, я спустился вниз, полиция и медики
уже приехали, а Борю выловили из воды и положили на носилки. В гостиничном
холле, выходившем на две стороны, к шоссе и к парку с бассейном, толпилось
человек десять - видимо, немка разбудила не всех. У выхода в парк стоял
полицейский в роскошной форме с серебряными шнурами, не пропуская желающих
взглянуть на мертвеца. Самую яростную активность проявляли Лев и Леонид -
с отчаянными лицами пытались что-то втолковать служителю закона, однако
тот лишь отмахивался от них и время от времени рявкал: "Но, сеньоре! Но!"
Меня он пропустил - когда Санчес, которого допрашивал какой-то тип в
штатском, ткнул рукой в мою сторону и разразился воплями сначала на
испанском, а после на английском. Из слов его можно было понять, что
покойный сеньор выпивал прошлым вечером с доном Диего и чернокожим
американским доном, что они веселились и хохотали, а потом дон Диего - вот
он!.. в дверях стоит!.. - ушел, а чернокожий дон остался. И беседовал с
русским сеньором тихо-мирно, хоть оба были в приличном подпитии - в чем у
него, у Санчеса, нет сомнений, повидал он всяких сеньоров, и русских, и
финских, и американских, и на ушах, и на бровях. А после он, Санчес,
закрыл бар и тоже ушел, и что случилось, не знает, но думает так:
американский сеньор отправился спать, а русский, наверное, еще добавил -
по этой части русские сеньоры будут покруче американских Добавил он,
значит, и пошел прогуляться, а по дороге свалился в бассейн. И решил, что
самое Время поспать... Вот чернокожий сеньор из Америки то же самое
скажет...
Чернокожий сеньор из Америки был тут как тут, стоял слева от детектива в
штатском и кивал с печальным видом А также грустно причмокивал губами,
мотал головой и закатывал глаза, будто собирался огласить окрестности
протяжными звуками спиричуэлс. Портье, врач в белом комбинезоне и детектив
тоже кивали - видимо, изложенная Санчесом версия устраивала всех, как не
грозившая крушением туристскому бизнесу в Коста-дель-Соль.
Мне пришлось подтвердить, что вчера Боря-Боб и в самом деле набрался,
однако не слишком, если учесть его габариты и спортивный тонус. Детектив с
кислой миной возразил, что тонус тонусом, а градус градусом; ведь дон
Диего не знает, чем закончились вчерашние посиделки и сколько спиртного
принял его земляк en masse2. "Если принял, то из чего?" - поинтересовался
я. Бар был закрыт, но всякий запасливый русский сеньор имеет при себе
бутылку либо фляжку. Так где же она? Где роковая емкость, оборвавшая жизнь
моего земляка?
Начались поиски бутылки - безрезультатные, хотя искали тщательно, под
скамейками и лежаками, среди травы и на дне бассейна. Тем временем я
наблюдал, как детектив шарит у Бориса по карманам. В них обнаружились
солнцезащитные очки, российский зарубежный паспорт, сорок долларов и тысяч
пять песет, монетки, зажигалка и размокшая пачка с сигаретами. Никаких
следов цилиндрика с пестрым забавным зверьком, то ли кроликом, то ли
белкой... Я бросил взгляд на Бартона, но тот по-прежнему шлепал губами да
закатывал глаза, будто бы в горестном недоумении.
Носилки с телом Бориса подняли и потащили к шоссе - кружной дорогой, не
через холл, дабы не эпатировать собравшуюся там публику Ей портье объявил,
что произошла трагическая случайность, что полиция во всем разберется и
что бассейн будет надраен, вымыт и спрыснут французскими духами, так что
уважаемые постояльцы смогут резвиться в нем через пару часов Бартона, с
которым мы не успели перемолвиться ни словом, детектив забрал с собой:
все-таки мой чернокожий приятель являлся последним, кто видел Бориса в
добром здравии, и это полагалось отразить в официальном протоколе.
Едва полицейский в дверях исчез, как Лев и Леонид, два братца-лейтенанта,
ринулись ко мне со скоростью космических ракет. Они были бледными - краше
в гроб кладут! - и я их вполне понимал: во-первых, не досмотрели по
службе, а во-вторых, могли очутиться на месте Бориса, порознь или парой.
Бассейн велик, а запасы виски и коньяка у Санчеса неисчерпаемы...
Я ознакомил их с официальной версией, и минут пять они поливали тупых
испанских детективов, врачей, портье и полицейских, не обходя вниманием и
королевскую чету. Монархи были, конечно, последними с края, но чего не
сболтнешь под горячую руку... Так что меня раздражала не столько
ненормативная лексика, сколько ее неандертальский примитивизм - с позиции
цивилизованного кроманьонца, читающего нужные словари. Я
послушал-послушал, затем вмешался в их диалог и высказал свои соображения
по этому поводу - в пяти этажах, с завитушками и прибамбасами. Близнецы
почтительно примолкли.
Затем Леонид отправился звонить начальству - думаю, в Петербург, а может,
и в Москву. Мои лейтенанты уже не скрывали, что связаны с Борисом; об этом
хоть не говорилось, но будто разумелось само собой Если в процессе
компьютерных расчетов произошли неприятности, нажмите клавишу "эскейп"...
Тоже не говорится, но разумеется, как и многое другое в нашей повседневной
жизни.
Лев остался со мной и, пощипывая усы, начал дотошно выпытывать каждую
деталь вчерашних посиделок. Я рассказал в подробностях, что пили, о чем
говорили и как хохотали над анекдотом про интендантского полковника. Затем
подвел его к скамье, уже исследованной полицейскими; стол был убран
(видимо, Санчесом), а под скамейкой и вокруг нее валялись увядшие цветы
тамариска, окурки и четыре скомканные обертки от жвачки. Лев покосился на
этот мусор, пожал плечами и направился к бассейну, пробурчав, что
криминала и вещдоков тут не наблюдается.
Но у меня сложилось иное мнение. Какая-то мысль стучала в мозгу отбойным
молотком, или, если использовать более поэтический образ, кружила, как
чайка над океанскими волнами. Что-то смутное, связанное с ненайденной
бутылкой... Я вдруг подумал, что смерть Бориса разительно непохожа на
смерть Сергея: ни огнестрельной раны, ни ссадин, ни синяков - словом, ни
единого следа насилия. Похоже, он в самом деле напился вдребадан и ухнул в
воду, пребывая в абсолютно невменяемом состоянии...
Напился? Но при мне он выпил чуть-чуть, в общей сложности граммов сто
пятьдесят, а чтоб напоить такого лося, нужна не бутылка - бочонок... Да и
зачем ему пить с коллегой из враждебной конфессии? Пить до бесчувствия,
имея с собой футлярчик с драгоценным амулетом?..
Это как-то не вязалось. Совсем не вязалось... Ни бутылки, ни бочонка, ни
смысла, ни резона... Другое дело - если его одурманили... Но чем?
Я наклонился, поднял валявшиеся в траве обертки и начал их разглаживать.
Две - от "Дирола"-вайт, без картинок, с синей и белой надписями по
серебристому фону, одна - от "Стиморола", со снежинкой, и еще одна -
неведомой мне марки, золотистая, с едва заметным медицинским запахом. Вот
и нашлась искомая емкость, промелькнуло в голове, пока пальцы
автоматическими движениями расправляли золотой фантик. На обороте был
какой-то текст, на английском и очень мелкий, но у меня хорошее зрение. Я
вгляделся и прочитал, что лечебная жвачка с клофелином предназначена для
гипертоников, что она стабилизирует давление, но, в сочетании с алкоголем,
оказывает мощный седативный эффект. Клонит в сон, иными словами. Затем
перечислялось еще пять препаратов, добавленных к жвачке, с формулами и
названиями из двадцати букв, но это я пропустил; к стыду своему, должен
сознаться, что не силен в органической химии. Как, очевидно, и Борис.
А зря! Временами не мешает знать, что мы едим, что пьем и что жуем.
* * *
Я поднялся в номер, принял душ, побрился и переоделся, затем решил
позавтракать. Пока допивал кофе с бисквитом, чистку бассейна закончили, но
ни один постоялец не спешил плюхнуться в голубовато-хрустальные воды. На
лежаках и шезлонгах тоже не было никого, зато портье с мрачной миной
наблюдал, как немка со своими отпрысками и багажом садится в такси. За ней
отбыли гомики, полдюжины англичан, две наши супружеские пары из Питера и
еще кое-какой излишне впечатлительный народец. Санчес тоже был мрачен на
завтрак явилось всего человек двадцать, и среди них - полковник Гоша с
красными, как у вампира, глазами. Я подумал, что ему бы клофелиновая
жвачка не помешала, обеспечив разумную экономию средств. Хотя кто его
знает9 Вполне возможно, цена чудодейственной жвачки была побольше, чем у
бутылки "Столичной".
Ко мне за столик подсели Гриша с Лешей и завели разговор о том, что, в
силу прискорбного случая, есть возможность переменить прописку. Я ответил,
что собираюсь купаться в море, что вполне доволен "Алькатразом" и не хочу
съезжать, что у меня тут завелись друзья, включая бармена Санчеса, и все
мы должны поддерживать друг друга в горестях, хранить российские традиции,
бодриться и не кукситься. Затем я отоварил свою карточку, и мы, как
положено, выпили не чокаясь - за упокой души Бориса.
Весь этот день я провел на пляже - разумеется, под неусыпными взорами
братцев-лейтенантов. Лев - тот, что с усиками - намекнул, что ожидается
приезд большого начальства, но других скользких тем не касался; Леонид же
был немногословен, как его тезка, спартанский царь, защитник Фермопил. По
небу скользили облака, дул приятный ветерок, температура опустилась с
тридцати восьми до тридцати - уже не африканский зной, а просто теплая
погода. Мы отобедали в индийском ресторанчике на набережной, съели
цыпленка под соусом кэрри, окунулись два-три раза и возвратились к ужину в
отель. Я отметил, что Дика Бартона нигде не видно, поразмышлял о судьбе
своих вкладов в банке "Хоттингер и Ги" и в восьмом часу поднялся в номер,
собираясь предаться дальнейшим раздумьям в плане сложившейся ситуации.
Однако мои намерения были нарушены. Только я вышел на балкон, вдохнул
прохладный вечерний воздух и закурил сигарету, как в дверь постучали. "Кам
ин!" - крикнул я, решив, что сейчас повидаюсь с Бартоном; дверь
отворилась, но вошел не зулус из Таскалусы, а остроносый майор Иван
Иванович Скуратов. Был он запылен и мрачен, в пропотевшей рубашке и панаме
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг