- Наглеете, майор, да? - Темные пытливые глаза худощавого полковника и
простодушный взгляд Сидоркина на миг встретились, как собака и кот на
узкой тропе.
- Товарищ полковник, чем я провинился? Больничный в порядке, еще на три
дня выписан... Я досрочно вышел с температурой, как фанатик сыска.
- Советский пережиток.
- Знаю, что пережиток, но бухгалтерия оплачивает.
- Вот что, майор, я давно за вами наблюдаю, и впечатление складывается
удручающее, честно скажу. Какой-то вы внутренне разболтанный. Вечно что-то
себе на уме. Поэтому прошу, когда в следующий раз надумаете болеть,
докладывайте мне лично.
- Слушаюсь, Павел Газманович.
Он сознательно вел себя немного развязно, но не для того, чтобы нарваться
на неприятность. Напротив, с училища приученный к воинской дисциплине,
впитавший ее в кровь, он всегда инстинктивно следовал уставным отношениям,
но с Крученюком - особый случай. Неизвестно откуда взявшийся полковник сам
не был военным человеком ни по букве, ни по духу. Можно только удивляться,
что тот, кто прилепил ему звание, не дал сразу генерала или маршала, а
почему-то ограничился полковником. С Крученюком проще поладить, если
слегка дерзить. Тех, кто ему не дерзил, он вообще не считал за людей и
часами мучил у себя в кабинете лекциями на абстрактные темы, к примеру о
том, почему наемная армия, как в Штатах, намного боеспособнее, чем наша.
Сидоркин никогда не позволил бы себе никаких вольностей в беседе со своим
непосредственным командиром полковником Саниным, возглавлявшим "Варан". По
той простой причине, что уважал Санина и в душе признавал, что до Санина
ему еще тянуться и тянуться. Тот был рыцарем без страха и упрека, хотя
душа у него обуглилась до черной головешки. Но где сейчас Санин? Полтора
месяца от него нет вестей, и группа ни разу не собиралась вместе. Ходил
слух, что полковник в заграничном турне, где-то на Каймановых островах, а
за кем охотится - неизвестно. Ох как хорошо было бы с ним сейчас
повидаться!..
В конце концов Крученюк его отпустил, потребовав срочно составить справку
по делу серийного маньяка Кузи Севастопольского. Предлог для вызова явно
надуманный, и это еще больше насторожило Сидоркина. Маньяк Кузя числился
за отделом, но конкретно к Сидоркину имел косвенное отношение. Впрочем,
как к любому другому сотруднику конторы. Кузя был виртуальной фигурой, на
которую повесили несколько нераскрытых убийств и объявили в розыск.
Естественно, искать его никто не собирался, потому что, скорее всего,
никакого реального Кузи Севастопольского в природе не существовало. Года
два назад он был создан воображением неких оперативников, которые уже
покинули контору. Мода времени. По сводкам, поставляемым в министерство,
бродили несколько вымышленных персонажей, среди них два банкира, один
сатанист, один вор в законе по прозвищу Струна и трое американских
шпионов, внедренных еще при царе Горохе. Посвященные, включая и Сидоркина,
знали об этой мистификации, но только посмеивались в усы: откуда повелась
такая мода и кто за ней стоял, объяснить, наверное, не смог бы сам Господь
Бог. Правда, как раз в деле Кузи Севастопольского имелись самые
убедительные доказательства его наличности: фоторобот, отпечатки пальцев
и, уж конечно, ужасные снимки истерзанных жертв, прокручиваемые в
теленовостях.
Позже уединились с Сережей Петрозвановым в ведомственном буфете на втором
этаже, где подавали много вкусных и недорогих яств, к примеру сосиски от
Пал Палыча по семь рублей за порцию или грибную запеканку с ветчиной
по-монастырски - за десять рублей огромная тарелка, а также здесь имелись
разнообразные напитки, включая пиво пяти сортов. Старлей сперва
обрадовался, а потом чуть не впал в депрессию, когда понял, что наставник
не желает даже освежиться. Заподозрил, что тот просто не хочет светиться
публично, и намекнул, что можно подняться в кабинет, у него, дескать,
припасено, но Сидоркин остался тверд.
- Сам не пью с утра, - пояснил другу, - и никому не советую. Похмеляться -
верный путь к алкоголизму. А алкоголизм - верный путь к духовной
деградации. Я, Сережа не тебя лично имею в виду, тебе деградация уже не
грозит, а рассуждаю, так сказать, теоретически.
- При чем тут похмеляться? - обиделся старлей. - Все-таки есть повод -
твое выздоровление. Если думаешь, Крученюк из-за меня бесится, то
ошибаешься. Я все сделал как надо. Хочешь знать, он меня тоже на ковер
таскал, а кто я для него? Не более чем соринка в глазу.
- И что спрашивал?
- Как что? Где ты. Чем болеешь. Я сказал, точно не знаю, но вроде у тебя
гепатит. Кстати, Антон Иванович, у меня в портфеле натуральная горилка. С
перчиком. Дружбан прислал контрабандой из Херсона. От печени - самое оно.
Сидоркин призадумался и, морщась, надкусил эклер.
- Вот что, Сережа, у меня еще одна маленькая просьба. Но срочная.
- Весь внимание, шеф.
Сидоркин объяснил, что нужны документы на мужчину и женщину:
загранпаспорта, открытые визы и все прочее. Настоящие, но с вымышленными
фамилиями. Чтобы комар носа не подточил.
- Сделаешь?
Светловолосый богатырь глубокомысленно пожевал губами, что-то прикинул:
- Если по коммерческому каналу - тысяча баксов. Не меньше. За один
комплект.
Сидоркин недовольно скривился:
- А если по бартеру?
- Никак нельзя. Бартер - это же след.
- Ладно, деньги будут. Завтра. А документы нужны послезавтра. Допустим, с
выездом в Прагу. У меня там есть зацепка.
- Антон Иванович, как можно такой важный вопрос обсуждать всухомятку?
- И еще, Серж... Пожалуй, с этой минуты тебе лучше держаться в стороне.
- Что так?
- Боюсь, за мной началась охота. Лучше, если будешь на расстоянии.
- Кто же охотники? - Взгляд старлея блеснул нехорошей искрой.
У Сидоркина в груди потеплело. Ах, если бы еще командир Санин был в
пределах досягаемости...
- Сам не знаю. Только догадки... Документы, Сережа. Это сейчас самое
главное.
Разговаривать в буфете было безопасно, оба это знали, но перед тем как
задать следующий вопрос, Петрозванов наклонился ближе к другу:
- Сам тоже хочешь слинять?
- Береги себя, Сережа, - посоветовал Сидоркин. - Ты на грани белой горячки.
Чтобы позвонить на конспиративную квартиру, вышел на улицу к автомату.
Добрался аж до метро. Черт его знает, какие меры уже принял Крученюк. Но
если он связан с "Дизайном", то будет действовать жестко и быстро.
Надин ответила строго по инструкции, мысленно он похвалил ее за это. Но
голос был безрадостный. Оказывается, тот субчик, Олькин папаня, спит
семнадцать часов подряд и не хочет просыпаться.
- Что это значит?
- Я боюсь, Антон. Вдруг он вообще не проснется?
- Но дышит пока?
- Антон, прошу тебя!
- Ладно, что-нибудь придумаю. Сама как? Ответила после паузы:
- Почему ты вчера не остался? Удивительно, но он заранее знал, что она об
этом спросит. Хотел, чтобы спросила.
- Почему молчишь, Антон?
- Думаю.
- Побрезговал, да?
- Пожалуйста, - попросил он, - обойдись без идиотских женских штучек.
- Хорошо, - ответила она словно с облегчением, - Обойдусь.
В контору не вернулся, сел в свою "шестеху" и немного покрутил по городу.
Нет, пока чисто. Из очередного автомата позвонил единственному человеку,
который, в его представлении, мог помочь папане. Уговорился о немедленной
встрече в скверике неподалеку от фирмы "Геракл". Предупредил, чтобы, не
дай бог, не наделал глупостей, хотя понимал, что в этом человеке, по всей
видимости, сожжены все чувства, в том числе и страх.
Но он ошибся. После их недавней встречи доктор Варягин как-то заметно
помолодел и взбодрился. И в сквер вошел, крадучись и оглядываясь по
сторонам, как бывалый конспиратор из какого-нибудь криминального мыльного
сериала. Но за ним никто не следил.
- Нужна консультация, - сказал ему Сидоркин, угостив сигаретой. - По
вашему профилю.
- Разрешите присесть?
- Присаживайтесь, курите... Дело вкратце вот в чем... Пока рассказывал,
доктор рассеянно улыбался, с удовольствием затягивался дымом - и было
ощущение, что витает в облаках.
- Семен Куприянович, вы меня слышите?
- Да-да, разумеется, извините... Я помню Иванцова, профессора, да, да...
Хотя это вовсе не по моей епархии. Иванцов проходит по программе
стабилизации интеллекта, там Гаспарян верховодит. К нему надо ехать, на
"Сокол". Но он вам ничем не поможет и даже разговаривать не станет.
- Почему?
- Ну что вы... Конченый человек. Один из руководителей проекта. По-своему,
гений, конечно... Знаете, о чем я думаю уже несколько дней?
- Откуда же?
- Вы меня не убили... Почему? И еще. В каком странном облике приходит
возмездие... Вы совсем молодой человек, хрупкий, уязвимый. А тут -
империя, воплощенное царство зла. Неужто замахнулись? Как это можно?
Ничего не пойму... После вашего ухода я почувствовал какое-то обновление.
Что-то во мне пробудилось, давно похороненное. Я понимаю, мне прощения
нет, но я начал молиться. Смешно, да?
У Сидоркина не было времени на выслушивание откровений, и ему не
понравился лихорадочный блеск в глазах доктора. Казалось, это душевное
опустошение дало внезапную вспышку огня, как бывает при приглушенном
торфяном пожаре.
- Сосредоточьтесь, пожалуйста, доктор... Он все время спит. Что это значит?
- Ах, вы все про Иванцова? Да ничего не значит. Мы не знаем, в какой он
стадии. Если цикл близок к завершению, то он вообще уже не человек. Донор
мозговых клеток. С другой стороны, такой затяжной, могильный сон может
быть положительным симптомом. В том смысле, что организм продолжает
сопротивляться расщеплению клеток. Гаспарян разбирается лучше меня. Это
тончайшие исследования, прорыв в третье тысячелетие. Если бы они так не
спешили... Но они спешат. Коммерция. Бизнес. Что тут скажешь? У вас есть с
собой оружие?
Сидоркин не удивился стремительному переходу.
- Не беспокойтесь, убить я могу голыми руками, - уверил он. - Но хоть
что-то вы сможете посоветовать?
- Да, конечно... - Варягин заторопился, достал бланки, авторучку, начал
писать, подложив записную книжку, прорывая бумагу пером. - Выпишу пару
коктейлей, надо колоть через каждые три часа. Пусть спит. Теперь чем
дольше проспит, тем лучше. Но как вам удалось? Я слышал сегодня утром
краем уха... Гай Карлович в бешенстве. О-о, не хотел бы я быть на вашем
месте.
Сидоркин забрал бланки, уточнил, в какой аптеке взять лекарство. В любой.
На прощание посоветовал:
- Вам самому неплохо что-нибудь принять успокаивающее. Ишь как разобрало...
Доктор уходил с восторженной, детской улыбкой на пропитой физиономии.
Сидоркин поехал домой за заначкой. План был такой: сперва деньги, потом
завезти на квартиру лекарства, потом вернуться в контору. Отдать деньги
Сережке. Потом... Да чего там, хотя бы эту короткую программу и успеть
выполнить.
Нет, не успел. Хорошо хоть был настороже. В родном подъезде задержался у
почтового ящика, и пока возился с замочком, сверху, от лифта спустился
незнакомый гражданин с неприметным, как дым, лицом, в каком-то длинном,
необычного покроя пиджаке. Сидоркин следил за ним краем глаза и заметил,
как гражданин замедлил движение, будто что-то хотел спросить, и свернул с
прямой линии, которая вела с лестницы к дверям подъезда. При этом сунул
руку в боковой карман и что-то потянул оттуда, оказавшись буквально в шаге
от Сидоркина. Ждать не имело смысла Сидоркин сцепил руки в замок и,
развернувшись, нанес незнакомцу страшный удар снизу в челюсть. Мужчина не
успел сгруппироваться, отлетел к батареям, хрястнулся о них спиной, но на
ногах устоял. И даже вынул из кармана руку, в которой блеснула заточка, но
проделал это как бы в полусне. Майор подошел к нему, отвел руку с ножом -
и поддел коленом в промежность, после чего мужчина опустился на колени и
начал странно трясти головой, словно бык, отгоняющий слепней. Сидоркин
забрал у него нож и обыскал Из-под мышки, из наплечной кобуры выудил
милицейскую пушку - ТТ. Посланец "Дизайна" экипировался солидно, но решил
почему-то воспользоваться ножом.
- Жить-то, небось, хочешь? - посочувствовал Сидоркин, приставив ему пушку
ко лбу, - Ведь молодой еще...
- У-у, - промычал злодей.
- Понятно... Говори, на кого пашешь, мудила?
- У-у, - повторил страдалец, пуча туманные от боли глаза.
- Один пришел или с корешами?
- У-У, - прогудел тот в третий раз - и Сидоркин не выдержал, со словами:
"А вот тебе и му-у!" - врезал рукояткой пистолета в висок.
Мужичок, как оползень, улегся под батареей. Может, стоило затащить его
наверх и допросить погуще, но время поджимало. Главное он выяснил и так:
его не собирались брать в заложники, пытать, консервировать... Все это
чушь. Кто-то отдал простой, как, правда, приказ: найти и ликвидировать.
Это накладывало на него, Сидоркина, особую ответственность по отношению к
самому себе и к тем, кто надеялся на его помощь.
* * *
Генерал Могильный, седоволосый, румянощекий мужчина, под пристальным
взглядом Гая Карловича стушевался, как мальчишка. Он сидел в удобном
мягком кресле в кабинете Ганюшкина, перед ним рюмка коньяку, в пальцах
сигарета "Парламент", а почудилось на миг, вытянулся по струнке перед
грозными очами секретаря обкома, как бывало когда-то. Когда-то! Были и мы
рысаками. Высокий чин в МВД, гроза преступного мира, пробившийся снизу, из
оперов, благодаря только личным заслугам, Борис Борисович пятый год
возглавлял службу безопасности "Дизайна-плюс", подчинялся непосредственно
Ганюшкину, купался в деньгах, как в грязи, но сильно за это время сдал как
физически, так, пожалуй, и умственно. И не возраст был тому причиной. Что
такое шестьдесят с хвостиком для потомка корневого, крестьянского рода?
Отец жил до восьмидесяти, пил водку, как молодой, жил бы и дальше, да по
пьяни сбила электричка. Дед по отцовской линии, обыватель Херсонской
губернии, когда перевалило ему за девяносто, похоронил свою бабульку и
женился на молодой, на учителке Катерине, и та успела родить ему двоих
пацанов. По материнской линии дед сгинул в пучине войны, дослужившись до
полковника, и в могилу за ним ушла звезда героя. Нет, не ранняя старость,
конечно, причина ослабления организма, а тот непроницаемый,
фиолетово-сизый туман, который исподволь, но все необратимее окутывает
сознание. Тяжелые, беспросветные мысли взращивали мрак души. Многого не
мог уразуметь Могильный в новой и прогрессивной жизни, как, к примеру, и
того, почему он, заслуженный пес государев, трепещет перед неведомым
существом с хищным, подвижным носярой? Неужто лишь потому, что страшится
худой, нищей, беспросветной старости? Но как случилось, что существа,
подобные Ганюшкину, подмяли под себя, покорили великую страну? Какая сила
стоит за ними? Много, слишком много было вопросов, на которые он не
находил ответа, но которые давили, гнули к земле, не оставляя надежды
распрямиться. И винить некого: в услужение к победителям пошел по доброй
воле, никто не гнал.
Никогда еще хозяин не разговаривал с ним так пренебрежительно, свысока, не
скрывая истинных чувств, которые обычно прятал под маской фальшивого,
иногда даже с заискивающей ноткой приятельства. Читал ему нотацию, как
учитель нашкодившему школяру, унижал каждым словом, и старому служаке было
стыдно за обоих: и за того, кто глумился, и за себя, позволявшего глум.
Розовые щеки генерала словно заиндевели, но лицо выражало почтительное
внимание - и больше ничего.
- Ты хоть понимаешь, что происходит? - спросил Ганюшкин, сделав ударение
на слове "ты". - Какой-то зарвавшийся мерзавец, пугало чекистское,
проникает на мою территорию, умыкает мое добро - и - уходит как ни в чем
не бывало. И что дальше? Дальше я прошу своего друга, милейшего генерала,
которому плачу... может, мало плачу, Борис?.. Так вот, прошу генерала,
чтобы он приструнил наглеца, дал по башке, наказал как следует - и что же?
а ничего. Оказывается, подонка невозможно найти. Где невозможно? В
Калифорнии? На Аляске? В бразильской сельве? Нет, генерал не способен его
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг