- Какое там образование при коммуняках... Школу окончил с грехом пополам.
Дорожные знаки различаю. В стройбате, опять же, честно скажу, был на
хорошем счету. Имею значок "Отличника боевой и политической подготовки".
По пьянке потерял, поверьте на слово.
- Выпить, значит, не дурак?
- Как любой россиянин. Но меру знаю. Не больше литра в день.
По доброму оттенку презрительной улыбки Су Линя было видно, что чем-то
бойкий собеседник ему приглянулся.
- Что ж, солдатик, не так часто к нам попадают добровольцы, -
пооткровенничал он. - Обычно набираем сотрудников по принудительной
вербовке. Тем больше у вас шансов продвинуться. Пожалуй, будем готовить по
методу Шабдурасулова, по третьей категории. Не возражаешь, любезный?
Сидоркин, которому так и не предложили присесть, вытянулся в струнку.
- Премного благодарен, - выпалил он, как на плацу. - Коли кто к нам
добром, мы завсегда отслужим.
- Ступай, ступай, красавец... Ишь, глотка луженая...
Тянуть нельзя, да и незачем. При последней встрече в парке с Надин она
едва заметно прикрыла глаза: дескать, все поняла, не подкачаю. Мысленно
Сидоркин ее приободрил: держись, кроха, это все не больше чем игра. Как и
вся наша жизнь.
Двух ночей и трех дней ему вполне хватило, чтобы основательно
сообразоваться на местности. Действовать предстояло внаглую, на арапа, что
было противно его дисциплинированной офицерской натуре, но время и
обстановка не оставляли выбора. Или уложится в десять - пятнадцать минут,
или...
В четверг, как по заказу, смена выдалась легкая, можно сказать, никакая.
До часу ночи кремировали всего двоих: садовника Абрамыча (неизвестно чем
провинился) и двойника налогового фельдмаршала Починка. Сидоркин уже
поднабрался кое-какого опыта и сам, без подсказки Падучего, догадался, в
чем дефект у Починка. Тот пришел на кремацию своими ногами, и перед тем
как Падучий сделал ему обезболивающий укол, лишь истошно визжал и хрюкал.
Не мог членораздельно пропищать даже свою знаменитую присказку: "Заполни
декларацию и спи спокойно, товарищ!" Да и личиной был не очень схож. Тот,
которого поставили главным мытарем, похож на сосущую попискивающую пиявку
с продолговатой тыковкой, а двойник больше напоминал дождевого червя,
случайно выползшего на солнцепек. Вдобавок с короткими ручками и ножками.
Правда, не в халате, - в любимом фельдмаршальском мундире. Все равно вряд
ли за такую поделку самый отмороженный американос отвалит больше сотняги.
Явный брак.
Управившись с этими двоими, больше часа бездельничали, попивали пивко,
перекинулись с Падучим в дурачка. Зяма набивался третьим, жалобно мычал,
протягивая волосатую клешню, но Падучий грубо его одернул:
- Пошел на хрен, урод!
- Может, примем? - пожалел Сидоркин убогого.
- Думай, что говоришь. Обратной переделки не бывает. Животное - оно и есть
животное.
Играли на интерес и по-крупному, хотя и в кредит. Сидоркин проиграл
начальнику пять партий подряд и, вместе со вчерашним, задолжал ни много ни
мало - около лимона зеленых. Падучий заметно подобрел, расслабился.
- Эх, парнишка, когда только расплотишься... А платить придется. Долг
чести. Иначе - на счетчик.
- Расплачусь как-нибудь, - хмуро пообещал Сидоркин.-. Мне япошка повышение
посулил. Конечно, после переделки.
- То-то и оно. После переделки. А где гарантия, что из тебя второго Зяму
не слепят? Самураям нельзя верить. Они за свои слова не отвечают. Чуть
что, харакири себе сделают - и с кого тогда спросить?.. Не-е, надо что-то
другое придумать.
- Давай тогда последний кон на всю сумму, - предложил Сидоркин.
Раскинули карты, и вскоре он опять оказался в дураках. Долг подскочил к
двум миллионам. Оба задумчиво смотрели друг на друга. Чтобы снять
напряжение, Сидоркин сказал:
- Ладно, чего там... Буду отдавать частями. Вот, возьми пока сто рублей.
На тачку копил. Придется, видно, похоронить мечту.
Падучий деньги взял, достал лист бумаги, карандаш - и погрузился в
какие-то сложные расчеты. Сверху написал фамилию Сидоркина, вниз пошли
крестики и бесконечные цифры. Сидоркин глянул на часы - без пятнадцати
три. Пора.
- Пойду, что ли, курну на воле, - объявил безнадежным голосом.
Падучий даже не взглянул на него.
На дворе стояла тихая лунная ночь. Ни ветерка, ни звука. Сидоркин понимал,
что тишина обманчива: и собаки бродят на цепи, и охранники в сторожевой
будке у ворот не дремлют. Плюс сигнализация повсюду, где только можно.
Хотя, с другой стороны, ночные меры предосторожности принимались больше
для порядка. Обитатели хосписа, и пациенты, и персонал, после вечерних
процедур валились вмертвую. Вопрос в том, сумеет ли Надин перехитрить
надзор? Сидоркин полагал, что сумеет. Она из молодых, да ранняя. И его
сердце тянулось к ней, как намагниченное.
В трехэтажном здании окна светились лишь на первом этаже: там, в
диспетчерской, возле обзорных телеэкранов дежурят двое операторов. Тоже,
небось, кемарят вполглаза. Им он собирался нанести визит в первую очередь.
По заранее продуманному маршруту, хоронясь в тени деревьев, обогнул здание
и, перемахнув небольшое освещенное пространство, очутился возле закрытого
мусорного люка, над которым поработал еще с вечера. Из инструментов y него
были с собой пассатижи и длинная отвертка с массивной металлической
ручкой. Но этого хватило, чтобы поддеть крышку и сдвинуть засов. Трудность
была в том, чтобы по гладкому, почти отвесному желобу подняться на два-три
метра - до первой дверцы из шахты. Разумеется, не самое сложное упражнение
из тех, какие ему доводилось осваивать в программе подготовки спецгруппы
"Варан", только когда туго было... Семь лет назад. С тех пор он заметно
раздобрел, поэтому, без особых затруднений преодолев подъем, едва не
застрял в узком входном "оконце", нелепо завис с башкой наружу и с
туловищем в люке. На "переливание мышечной массы" по системе "Ниндзя"
затратил, наверное, столько же энергии, сколько молотобоец расходует за
рабочую смену. Но справился, ничего. Хотя потерял даром драгоценные
секунды. Зато потом все пошло как по маслу. Ураганом ворвался в
диспетчерскую и разбомбил операторов, даже не успев их разглядеть. Одного
приложил мордой об компьютер, второго сбил со стула и задавил на полу.
Через минуту очутился в холле на первом этаже, постоял, привыкая к
полумраку. Сюда должна подгрести Надин, но пока он слышал только звон в
ушах, мощные удары успокаивающегося сердца - и больше ничего. Хоспис
действительно спал мертвым сном.
Потом сверху, с лестницы, донеслись осторожные шлепки, будто по мокрому.
Что-то в этих звуках было не так. Он шагнул навстречу - и понял что.
Вместе с Надин спускался, судя по шаркающей походке, пожилой господин: его
лицо оставалось в тени. Казалось, мужчина идет не сам по себе, а девушка
тащит его насильно: оба двигались неуклюже, будто на ощупь. Сидоркин
негромко окликнул:
- Я здесь, - и, приблизившись, добавил: - Кто это? Надин ответила шепотом:
- Это Иванцов, Олькин папа.
- Ты в порядке? - спросил Сидоркин, быстро решая: вырубить этого папу на
лестнице или... Надин угадала его мысли.
- Без него никуда не пойду, - сказала твердо. На обсуждение неожиданно
возникшей проблемы не было времени. Сидоркин подвел их к двери и тут
оставил, приказав стоять смирно и, как только услышат машину, бежать к ней.
- Все поняла?
- Да, Антон... Поцелуй меня.
Он прикоснулся к ее губам и не почувствовал ничего. В железную дверь
гаража постучал отверткой. Второй решающий этап побега. Здесь все могло
сорваться, но не сорвалось. Загремели запоры, дверная щель раздвинулась на
несколько сантиметров - и грубый голос спросил:
- Кто там? Чего надо?
- Ваше благородие, - заторопился Сидоркин, - это я из крематория. Бабки
принес, как сговаривались.
Дверь открылась так, что он смог протиснуться. В гараже было светло и
сыро. Здоровенный охранник сзади подтолкнул его к верстаку:
- Ну даешь, мудило! Я уж думал, закосил. Хотел сам к Падучему
наведаться... Давай, сколько у тебя?
- Ваше благородие, не сочтите за хамство... Хотелось бы усесться, а уж
тогда... Мечта всей жизни, ваше благородие...
Автомат болтался на ремне, и охранник небрежным движением забросил его за
спину. Гоготнул:
- Ну придурки, мать вашу... Прям как дети... Давай, садись в какую хошь.
Сидоркин выбрал джип. Мощная, надежная машина. В опытных руках навроде
тарана. Вскарабкался на сиденье, включил свет. Ключи в замке, все путем,
без обмана. В сердце колыхнуло нехорошее предчувствие: слишком легко все
складывалось. Это не к добру. Хотя как легко? Вон какой-то Олькин папаша
некстати объявился. Это уже накладка.
Включил зажигание, движок послушно заурчал.
- Эй! - окликнул снизу детина. - Давай бабки, потом газуй. Ишь барин
выискался.
- Ага, ваше благородие, - счастливо заухал Сидоркин. - Еще бы телку в
салон. Для куражу.
- Телку тебе?.. А хо-хо не...
Охранник не успел досказать: сверху получил два прицельных удара
пассатижами в лоб. Пока качался и падал, Сидоркин спрыгнул вниз и забрал у
него автомат. Потом задвинул тело под верстак, добавив для верности еще
разок по черепушке. Уж больно могуч был "ваше благородие".
Раскрыл ворота на всю ширь - и выкатился к крыльцу. Надин уже помогала
одолеть ступеньки своему попутчику. Иванцов? Иванцов? Что-то ведь
знакомое, но думать некогда. Посадил доходягу в машину, не удержался,
буркнул:
- Он же наколотый... Зачем он тебе?
- Не говори, чего не знаешь.
- Машину водишь?
- Я все вожу.
- Тогда давай за баранку...
Прошло десять минут с того момента, как он вывалился из вентиляционной
трубы. Хоспис спал. Сигнализация молчала. Все хорошо. Остался последний
пункт - рывок на волю. Надин справилась с машиной лихо: джип добрался до
ворот в несколько скачков. Сидоркин похвалил:
- Молодец, я так не умею, - и спрыгнул на землю. Из будки вышел охранник в
десантной робе, с автоматом, естественно. У Сидоркина тоже был с собой
автомат.
- Открывай, рожа! - крикнул раздраженно, - Не видишь, что ли? Срочный рейс.
Охранник таращился изумленно.
- Какой рейс? Ничего не знаю. Давай бумагу. Между ними шагов пять - и
Сидоркин, сбросив на локоть приклад, выстрелил охраннику в грудь.
Оттолкнул падающего и влетел в будку. Там еще двое таких же десантников.
Сидоркин не хотел их убивать, хотя убить было проще.
- Руки! - шумнул жутким голосом. - За голову! Не шевелиться, гады!
Опытные бойцы и не думали шевелиться, отнеслись с пониманием. Молча
пялились на него, заложив руки за голову. Один заметил сочувственно:
- У тебя, видно, крыша поехала, браток?
- Как ворота открыть?
Боец показал глазами на железную коробку с рубильником.
- Вниз дернуть?
- Нет, вверх... Ты, что ли, кокнул Гришу? Не ответив, Сидоркин, стоя
боком, поднял рубильник.
В оконце увидел, как железные створки начали медленно расползаться. После
выстрела счет времени шел уже на мгновения.
- К стене! Оба. На колени. Живо, суки!
Парни подчинились охотно, но тот, который интересовался судьбой Гриши,
опять не удержался от вопроса:
- Почему такой злой, земеля? Тебя, может, обидел кто? Скажи, поможем.
Испытывая чувство глубокой симпатии, что в подобной ситуации было нелепо,
Сидоркин нанес два удара прикладом по стриженым затылкам.
Когда выскочил на крыльцо, там все уже изменилось. Ночь взорвалась
какофонией звуков, озарилась пересекающимися лучами прожекторов.
Заполошные человеческие голоса перекрывал собачий лай. Сидоркин оттеснил
Надин от баранки, из ворот вылетел на бешеном форсаже. Скорость набрал
сразу такую, словно собирался взлететь. Мощные фары вырвали из мрака
сосновый лес, какие-то строения, похожие на амбары, деревенскую улочку с
темными домами... Ночное блестящее шоссе ложилось под колеса с томными
вздохами, как отдающаяся женщина. Сидоркин спросил о том, что его
интересовало больше всего:
- Что с тобой сделали? Ты на игле?
- Не думай об этом. Я в порядке.
- А этот, сзади... он измененный?
- Не говори так. Он все понимает. Анатолий Викторович, как вы себя
чувствуете?
С заднего сиденья глухо донеслось:
- Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним...
- Шлягер семидесятых годов, - определил Сидоркин. - Забавный дядечка. Но
зачем он тебе?
Надин не ответила, закурила. Машина выскочила на пустынное предутреннее
Дмитровское шоссе. Погони не было. Слишком все гладко, слишком. Так не
бывает. Опыт подсказывал Сидоркину, что если все идет так гладко, то в
конце, когда перестанешь опасаться, обязательно ждет ловушка. Но это
неважно. Ловушка так ловушка. Он примерно представлял, как она будет
выглядеть.
- Одного не могу понять, - сказал он, - как ты уцелела?
- Внешние данные, - призналась Надин. - Кое-кому притянулась. Не хотели
портить товар. Антоша, ты вовремя успел.
Ревности он не почувствовал. Это раньше мужчины ревновали женщин и сходили
с ума от любви. Теперь другие чувства пришли на смену, более рациональные.
Сидоркин охотно порассуждал бы об этом с Надин, узнал ее мнение, но
впереди уже показалась Москва - сумрачный, призрачный город, средоточие
всех пороков и соблазнов.
- Сейчас заброшу вас на квартиру, будете сидеть до особого распоряжения.
Причем безвылазно. Там все есть: продуктишек на три дня, постельное белье.
Горячая вода, свет, газ, даже телек. Но по телефону не звони. Только я
буду звонить. Услышишь три гудка - трубку не снимай. Потом еще три гудка.
На третий раз ответишь.
- И маме нельзя позвонить?
- Никому нельзя.
На заднем сиденье пассажир блаженно замычал.
- Эх, ну зачем нам такая обуза? - опять не выдержал Сидоркин. - У
перевоплощенных обратного хода нет. Я наводил справки.
- Не смеши, какие справки? Никто всей правды об этом не знает.
- О чем об этом?
- Антон, умоляю! Я буду полной скотиной, если его брошу.
Переехали окружную. Москва просыпалась тяжко. Редкие фигуры пенсионеров на
тротуарах. Это их час. Первый, самый уловистый шмон помоек.
- Антоша, поверь, - заговорила Надин каким-то утробным голосом, - я так
тебе благодарна, я все для тебя сделаю! Все, что захочешь.
- Ничего мне не надо, - отозвался Сидоркин. - Радуйся, пока жива.
6. БЕЙ, БЕГИ
Стоило ему появиться в конторе, как последовал вызов к Крученюку. Это было
странно по двум причинам. Входя в спецгруппу "Варан", он подчинялся
полковнику лишь формально и не обязан был перед ним отчитываться. Но это
деликатный вопрос, лучше не заострять на нем внимание. Кто кому
подчиняется, дело десятое. Полковник Крученюк внимал лишь тем аргументам,
которые получал из какого-то иного штаба, расположенного отнюдь не в их
ведомстве. Вторая странность: вызов передал дежурный капитан Симе-нюк
прямо в вестибюле. Сказал, криво ухмыляясь:
- Ну, Антон Иванович, кажется, ты влип. Беги к деду, он рвет и мечет.
С чего такая спешка? Оставалось предположить, что люди из "Дизайна" за
ночь успели его идентифицировать. При неограниченных возможностях
господина Ганюшкина это вполне реально. Но очень худо. Ох как худо...
Крученюк поздоровался вежливо, даже предложил сесть, потом сухо спросил:
- Где шляетесь, майор? Никто вас не может найти.
- Болел, товарищ полковник. Шибко занемог.
- И где изволили болеть? Домашний телефон не отвечал.
- Практически был в коме. Не брал трубку.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг