- Вы забываете, Арсен Давидович: двадцать третьего августа, в шесть
часов утра, "Пионер" должен быть во Владивостоке. И он будет там в этот день
и в этот час, если понадобится, хотя бы ценой гибели моей или кого-либо
другого! Родина ждет свою подлодку. Правительство и партия требуют этого.
Подлодка пойдет своим курсом.
- Тогда пошлите меня к нему! - закричал вне себя зоолог. - Я здесь
не нужен уже! Я нагружусь кислородом, аккумуляторами, пищей и, может быть,
сумею еще спасти его.
- Это будет бесцельно, Арсен Давидович, - тихо сказал старший
лейтенант. - Прошли уже сутки: вам в скафандре потребуется еще трое суток,
чтобы добраться до острова. В каком состоянии найдете вы там Скворешню? Если
только вы вообще найдете его на старом месте... и если вы сами доберетесь
туда: запасов кислорода, энергии, пищи в вашем скафандре может хватить
максимально на двое суток.
Несколько мгновений зоолог стоял неподвижно.
Потом, схватившись за голову, выбежал из центрального поста.
Капитан, старший лейтенант и комиссар молча проводили его глазами.
Через минуту капитан тяжело поднялся со стула:
- Александр Леонидович, примите на себя руководство работами по
ликвидации недоделок. Людей не торопить, не переутомлять. Распорядок вахт
нормальный.
Он кивнул головой и вышел. Вслед за ним вышел и комиссар.
"Пионер" продолжал стремительно нестись по ранее заданному курсу...
x x x
Павлик ходил весь день с красными глазами. Ушел друг, с которым всего
лишь за два месяца знакомства пережито было столько, сколько Павлик не
испытал за все предыдущие четырнадцать лет своей жизни. Ушел добродушный
великан, покоривший сердце мальчика своей сверхчеловеческой силой, простотой
своей незлобивой, бесхитростной души, своим мужеством. Каждым шагом, каждым
поступком он вел Павлика за собой по пути незаметного героизма в
повседневной, обычной жизни, в работе, в бою с природой и врагами...
И, оставшись один в каюте Плетнева, Павлик представил себе своего друга
- величавый образ могучего, непобедимого богатыря, древнего норманского
викинга с длинными светлыми вьющимися усами, с новым, необычно суровым
прекрасным лицом.
И Павлик падал на подушку своей койки, уткнувшись в нее лицом,
содрогаясь в неслышных, разрывающих сердце рыданиях.
И с кем ни встречался он в эти часы на работе, в столовой, в часы
отдыха - на всех лицах он видел отражение той же молчаливой, замкнувшейся
скорби. И, сам не сознавая этого, он был благодарен каждому за то, что не
чувствовал себя одиноким в своем горе, что его боль сливается и растворяется
в общем чувстве любви к его другу и боли за его участь...
Лишь однажды, перед Маратом, он не выдержал и раскрыл свое измученное
сердце. Под конец дня, того ужасного дня, в начале которого стала ясна
судьба Скворешни, Павлик встретил Марата в пустынном коридоре. Марат шел с
каким-то странным лицом, с глазами, мучительно ищущими что-то потерянное,
которое вот-вот должно появиться, найтись и вернуть счастье, наполнявшее до
сих пор его жизнь...
- Марат, - тихо, сдавленным голосом остановил его Павлик, - ты не
помнишь? Я давно дал ему почитать книжку из библиотеки... "Роб-Рой" Вальтера
Скотта. Он сказал, что ты взял ее у него. Она у тебя, Марат?
Голос у него задрожал, губы искривились. С неудержимо текущими слезами
он спрятал лицо на груди Марата и прерывающимся голосом проговорил:
- Ах, Марат, как ему нравилась эта книга! Как ему нравился Роб-Рой! Он
говорил: "Вот это герой!" А сам? А сам?..
Марат, словно только что пришел в себя, помолчал, потом положил руку на
голову мальчика.
- Не плачь, Павлик... Мы должны быть всегда готовы к этому...
Представь себе, что он погиб в бою...
- Так ведь то в бою! - воскликнул Павлик, отрывая мокрое лицо от груди Марата. - А тут?
- И это был бой, голубчик. Бой за спасение "Пионера". И он погиб на
боевом посту.
Павлик помолчал, потом, опустив голову и вытирая кулаком слезы,
прошептал:
- Я его никогда, никогда не забуду! А ты, Марат?
- Я тоже, Павлик...- вздохнул Марат, и хохолок на его темени грустно
задрожал.
Они помолчали, потом Марат сказал:
- Ты слышал, Павлик, капитан послал радиограмму во Владивосток и
сообщил об этом происшествии... Он просил немедленно послать на остров самый
лучший, самый быстроходный гидроплан, чтобы отыскать Скворешню, живого или
мертвого. Он долетит до острова еще скорее, чем могла бы вернуться туда
подлодка. И капитан еще предложил, чтобы подлодка встретила гидроплан
где-нибудь в океане и передала ему своего водолаза со скафандром. Говорят,
что Арсен Давидович упросил капитана, чтобы именно его отправили туда на
гидроплане. Он ведь врач и опытный водолаз.
- Какой он замечательный, наш капитан, - с восхищением сказал Павлик.
- И Арсен Давидович тоже...- Затем, вздохнув, добавил: - И все здесь
такие хорошие... Правда, Марат?
Глава XIII. К РОДНЫМ БЕРЕГАМ
В ночь на двадцать первое августа "Пионер" проходил вдоль островов
Фаннинга, редкой цепью протянувшихся с северо-запада на юго-восток. Оставив
их по правому борту, "Пионер" оказался перед обширными пространствами
океана, почти совершенно пустынными вплоть до Японских островов. Лишь
несколько одиноких островков да затерянных рифов скудно оживляли эту
безграничную водную ширь зато густо усыпанную к юго-западу от пути "Пионера"
бесчисленными островами Маршальского и Каролинского архипелагов.
Здесь, над огромными безопасными глубинами, стремясь выгадать несколько
часов в борьбе с обгоняющим подлодку солнцем, капитан пустил в ход все
резервы "Пионера" и довел его скорость до двенадцати десятых. "Пионер" несся
теперь с немыслимой для подводного плавания быстротой. В черных толщах вод
он летел, словно раскаленная комета с белым хвостом из пара. Ни одно из
попадавшихся ему навстречу живых существ, даже самые быстрые дельфины и
меч-рыбы, не успевало свернуть в сторону и погибало от мгновенного
соприкосновения с раскаленным до двух тысяч двухсот градусов корпусом
подлодки. Даже перед огромным кашалотом, имевшим несчастье оказаться на
пути, "Пионер" не счел нужным уклониться чуть в сторону и проскочил мимо
него, словно гигантский огненный меч.
К концу третьих суток благодаря такой быстроте подлодка выиграла во
времени около пяти часов, и ее отделяло теперь от самого крупного среди
Японских островов расстояние всего лишь около тысячи километров.
Работы по ликвидации недоделок уже были почти закончены. Оставалось
лишь привести в порядок осветительную и сигнализационную сети в жилых
помещениях, покрыть краской некоторые машины и переборку, разобрать
материалы и оборудование, сваленные в выходной камере во время погрузки.
Старший лейтенант отложил эти второстепенные работы на последнюю очередь,
чтобы заняться ими после общего собрания, которое должно было состояться
сегодня вечером.
Жизнь на "Пионере" входила в свою обычную колею. Но команда тосковала
теперь по работе. Работа давала возможность хотя бы немного, хотя бы
ненадолго, урывками забывать о незаживающей ране, о незабываемой потере,
понесенной дружной семьей, летевшей теперь к гостеприимным, радушным берегам
Родины. Скорбь о погибших товарищах отравляла радость возвращения.
На двадцать часов двадцать второго августа, почти у преддверия родных
вод, комиссар Семин назначил общее собрание всей свободной от вахт и
дежурств части команды для подведения научных, технических и боевых итогов
похода - исторического, прославившегося потом на весь мир похода советской
подлодки через два океана.
К назначенному времени красный уголок начал заполняться людьми.
Сходились тихо, без обычного оживления. Собирались небольшими группами,
вполголоса разговаривали, замолкали, на время погруженные в другие мысли, и
опять пытались завязать разговор.
Длинный, узкий стол, покрытый красным сукном, стоял посередине
помещения, но никто не занимал вокруг него мест. И у буфета, заставленного
блюдами с легкими закусками, пирожными, сластями и бутылками с водой, не
было обычного шума, веселой толкотни, шуток и смеха.
Пришли докладчики: профессор Лордкипанидзе, профессор Шелавин, Козырев.
Все они, кроме зоолога, уселись за столом и начали разбираться в своих
конспектах и заметках. Зоолог задумчиво ходил у свободной задней переборки.
Наконец появились капитан и комиссар. По звонку комиссара, постоянного
председателя таких собраний, все заняли места. В краткой речи комиссар
сообщил о задачах сегодняшнего собрания и предоставил слово океанографу
профессору Шелавину. Вопреки обыкновению, доклад океанографа не внес
оживления. Он был краток, сух и деловит. Шелавин сообщил о многих
замечательных открытиях, сделанных при помощи необыкновенной подлодки, о
новых подводных хребтах, о неизвестных до сих пор глубоководных течениях, о
новых открытиях в области распределения солей, газов и температур в
различных областях и глубинах океана, о результатах магнитных и
гравиометрических измерении, о процессах и законах льдообразования в
Антарктике, о первом в истории науки случае наблюдения воочию подводного
вулканического извержения. Все эти открытия и наблюдения, по словам
Шелавина, вписывают новую блестящую страницу в историю океанографии и
поднимают авторитет и значение советской науки на недосягаемую высоту.
Выступивший вслед за Шелавиным зоолог не сразу смог начать свой доклад.
Он с трудом собирал мысли, сбивался, повторялся и лишь в середине доклада
сосредоточился, понемногу увлекся и с обычной страстью заговорил об успехах,
достигнутых в этом небывалом походе в областях его любимой науки. Он говорил
о бесчисленных вновь открытых видах, родах, семействах и даже классах
животного мира океанов, о жизни, строении, питании глубоководной и придонной
фауны, о необычайном значении открытия живущих доселе в глубинах океана
плезиозавров - остатков животного мира далеких геологических эпох, о
замечательном открытии нового класса золотоносных моллюсков, которые
благодаря работам Цоя превратятся в неисчерпаемый источник золота для нужд
Советской страны, и о неизвестных до сих пор науке гигантских крабах. Под
конец зоолог настолько увлекся, что председатель должен был несколько раз
напоминать ему, что его время давно истекло.
После зоолога говорил Козырев, рассказавший собранию об отличной
живучести, управляемости, боеспособности подлодки и в особенности о простоте
ее механизмов и аппаратов, которая позволяет при наличии взаимозаменяемых
частей и целых узлов быстро и легко произвести ремонт и даже полное
восстановление оборудования и вооружения подлодки в самый короткий срок.
Именно благодаря этому удалось так быстро собственными силами ликвидировать
столь серьезную аварию, какая произошла с подлодкой у острова Рапа-Нуи.
Последним взял слово капитан. Он подвел итоги всему, что сообщено было
до него докладчиками по специальностям, но больше остановился на людях,
беззаветная работа которых, полная энтузиазма и самоотверженности, сделала
возможным для советской науки достижение всех этих побед. С сердечной
теплотой он отозвался о профессоре Лордкипанидзе, напомнив, какой ценой и с
каким риском для жизни он добыл материалы о плезиозаврах - реликтах
мелового периода; о профессоре Шелавине, который едва не погиб при
исследовании горного лабиринта в Атлантике и открытии там кристаллического
золота; о Цое, который с несокрушимым упорством и настойчивостью работал над
своей мечтой о создании морских золотовырабатывающих моллюсочных фабрик. С
нескрываемым волнением капитан перешел затем к характеристике прекрасной,
беззаветной работы и поведения экипажа подлодки на протяжении всего этого
исторического похода. В самые критические его моменты - при атаке магнитных
торпед в Атлантике, в плену у гигантских ледяных гор, наконец при последней
катастрофе под Южным тропиком - ни на одну минуту паника не нашла себе
места в сердцах советских людей на подлодке. Непоколебимая выдержка,
спокойствие, высокая дисциплина и моральная сила экипажа делают его
предметом гордости и радости великой Родины, сумевшей воспитать таких
преданных сынов, таких борцов за ее счастье, за победу коммунизма и в
пределах ее границ, и далеко за ними... Даже гнусное предательство одного из
членов командного состава подлодки не смогло сломить дух экипажа. Ремонт и
восстановление подлодки после взрыва - это героическая битва, которую можно
поставить выше многих боевых сражений и схваток. Достаточно вспомнить
поведение Павлика, которого команда приютила у себя и в короткий срок
царящим среди нее духом мужества, стойкости и дисциплины настолько
перевоспитала его, передав все свои качества, что этот простой мальчуган
может теперь стать примером храбрости, мужества и находчивости для многих и
многих ребят нашей Родины его возраста и даже старше...
Капитан сделал паузу. По лицу его пробежала тень, глаза полуприкрылись.
Медленно, словно под грузом огромной тяжести, и с видимым усилием он снова
начал говорить:
- Товарищи!.. Я хочу упомянуть теперь о тяжелых потерях, которые
понесла наша дружная, тесно сплоченная семья...
Шум отодвигаемых стульев на минуту прервал его. Все встали и в немой
тишине с опущенными лицами слушали капитана.
- ...Мы потеряли молодого товарища, лейтенанта Юрия Павловича
Кравцова. Несмотря на его увлекающийся характер, на отсутствие достаточной
выдержки, объясняемые его молодостью, все говорило, что из него выработался
бы смелый, честный, преданный Родине командир. Достаточно вспомнить его
поведение во время аварии в ледяном тоннеле. Раненный, теряя сознание, он
все же не ушел со своего поста, требуя смены. Он пал смертью храбрых. Не
считаясь со своей слабостью в результате последнего ранения, ни минуты не
задумываясь, он бросился на изменника Горелова, чтобы задержать его. И он
погиб... Но своей попыткой он дал возможность другим своим товарищам
выполнить эту важную задачу.
Помолчав, среди все той же безмолвной и печальной тишины, капитан
продолжал:
- Мы потеряли также нашего старшину водолазов, любимого товарища,
прекрасного, чуткого человека, беспредельно преданного Родине - Андрея
Васильевича Скворешню... Это его могучая рука в смертельно опасной борьбе
обезоружила предателя и изменника Горелова, это он спас Павлика и себя из
грота, запертого Гореловым при помощи сброшенной скалы, это он трое суток
подряд, не зная ни сна, ни отдыха, не смыкая глаз, не разгибая спины,
работал в последние, самые напряженные дни ремонта, заражая всех своим
энтузиазмом и нечеловеческим упорством в борьбе за спасение подлодки...
Всюду, где грозила опасность, всюду, где требовалась...
Внезапно из центрального поста донесся в красный уголок резкий
длительный звонок. Пробиваясь сквозь его непрерывные тревожные трели,
неразборчиво слышались в красном уголке какие-то распоряжения вахтенного
командира старшего лейтенанта Богрова, передаваемые через репродуктор в
машинное отделение.
Капитан оборвал свою речь, беспокойно прислушиваясь к шуму, возникшему
в машинном отделении, к тревожным голосам, долетавшим оттуда через ближайший
люк. Потом звон прекратился, послышалось несколько глухих грохочущих ударов.
Шум в машинном отделении продолжал нарастать. Вдруг шум прорезал громкий
крик, через мгновение к нему присоединились крики других людей, и этот хаос
звуков, прерываемый отдельными непонятными восклицаниями, вливался широким
потоком через люк в коридор, из коридора - в красный уголок.
Шум все возрастал, приближался и наконец, уже под самым люком, внизу,
остановился.
- Что там происходит? - не выдержал капитан. - Товарищ Козырев,
сходите туда и разберитесь.
Едва лишь Козырев сделал два шага по направлению к выходу, как вдруг
сидевший в дальнем конце стола, лицом к двери и коридору, Павлик вскочил,
словно подброшенный, со стула и, оцепенев на месте, с глазами, неподвижно
устремленными в коридор, с протянутой вперед рукой, пронзительно закричал:
- А-а-а! Смотрите!.. Там!.. Там!..
Как безумный, он сорвался с места, стрелой пронесся мимо всех, подбежал
к двери и, подскочив, повис на огромной фигуре, переступившей в этот момент
через порог красного уголка.
У двери стоял Скворешня - бледный, с впавшими щеками, с длинными
растрепанными усами.
Громкое единодушное "Ох!" пронеслось по всему помещению. Двадцать
человек, окаменев на мгновение, не сводили широко раскрытых глаз с этого
видения. Затем все смешалось, и, опрокидывая стулья, отбрасывая мешавший
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг