Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - Кто был с вами в приемной? Видер?
   - Он.
   - Наверное, сердится, что я предпочел сначала увидеть тебя?
   - Кто и когда на вас сердится, шеф? Тем более Видер. Вы же ему  платите
втрое больше, чем мне.
   - Он стоит этого, Хис.
   - Я понимаю: сомалийские руды?
   - Не только. Он физик, Хис. А наше время - век физики.  Проведи-ка  его
на "островок уединения", достань виски и скажи, что я сейчас выйду.
   Не переодеваясь, в том же халате, Рослов - Трэси подошел  к  зеркалу  и
мысленно усмехнулся: на него глядел шеф банды налетчиков, тот же гибкий  и
подвижный, несмотря на торс тяжеловеса-борца, не молодой, но и не  старый,
умевший в свои шестьдесят казаться моложе на двадцать лет, в каждом  своем
движении хищник; только вместо синей матросской  фуфайки  на  нем  пестрел
цветастый персидский халат. "Еще держусь",  -  с  удовлетворением  подумал
Трэси. "Сволочь", - прокомментировал Рослов и в чужой,  ненавистной  шкуре
не спеша прошел в неожиданно открывшуюся дверь, хотя  в  ней  не  было  ни
кнопок, ни ручек. "Фотоэлемент", - успел подумать он  и  шагнул  навстречу
поднявшемуся с ближайшего кресла долговязому блондину с русой бородкой и в
очках с тоненьким золотым ободком. Игер-Райт ничего не  думал,  он  просто
шел, как хозяин навстречу слуге, высоко, очень высокооплачиваемому  слуге,
но оплата в данном случае интересовала лишь слугу, а не хозяина.  Он  даже
не счел нужным одеться для разговора с ученым, терпеливо поджидавшим  его,
наверно, более часа. Он не разглядывал и зала,  в  котором  все  было  "не
делово" и "не кабинетно", а столики с напитками  и  сгруппированные  возле
них кресла напоминали "островки уединения", о  которых  Игер-Райт  говорил
Хису. Здесь Игер-Райт, несмотря на халат  и  голую  волосатую  грудь,  был
все-таки Игер-Райтом, а не Трэси; "выдающимся финансистом", а не  атаманом
шайки морских  пиратов;  владельцем  одной  из  богатейших  вилл  в  Южной
Калифорнии,  а  не  дирижером  сомнительных  операций,  участники  которых
называли его весело и дружелюбно "шеф".
   - Я подготовил все материалы, профессор, - вежливо сказал Видер.
   "Опять профессор", - удивился Рослов и тут же получил разъяснение.
   - Брось "профессора", сынок, - поморщился  Трэси.  -  Профессор  -  это
учитель. Профессор я для таких же тузов с мошной,  потому  что  больше  их
смыслю в  передовой  науке,  вернее,  в  том,  как  выгоднее  и  лучше  ее
использовать.  А  ученых,  которым  я  плачу,  мне  учить  нечему.  Им   я
приказываю.
   - Слушаю, сэр.
   - Отбросим и "сэра". Разговор на равных. Я спрашиваю - ты отвечаешь. Не
понимаю - объяснишь. Только не забирайся в научные джунгли - я не  магистр
и не бакалавр. И не упрощай: читаю не только комиксы.
   Игер-Райт помолчал, позволяя Рослову оценить положение: разговор пойдет
о Селесте, об этом знают оба, и оба к нему готовы.
   - Селеста - разведчик другой планетарной цивилизации.  Таково  всеобщее
мнение, - начал Трэси.
   - Не всеобщее, но бесспорное. И даже не  планетарной,  а,  может  быть,
галактической.
   - Значит, в любой момент собранная на Земле информация может  оказаться
в распоряжении этой цивилизации?
   Видер подумал и ответил, скрывая недоумение:
   - Теоретически - да. Но Селеста существует семь тысяч лет, если принять
за основу наше летосчисление и  правдивость  высказываний.  С  не  меньшей
вероятностью можно допустить и  большее  долголетие:  почему  семь,  а  не
восемь или сто восемь? А вдруг проблема надежности  информария  рассчитана
не на тысячи, а на миллионы лет? Таких  допущений  можно  сделать  сколько
угодно. Информация Селесты поступала и продолжает поступать по адресу  его
отправителей.  Поступление  информации  прекратилось,  но  информарий   не
уничтожен. Цивилизация,  создавшая  Селесту,  давно  погибла,  а  селектор
работает вхолостую. Ни одно из этих допущений  не  позволяет  говорить  об
угрозе для человечества.
   - А для частных лиц или организаций?
   - При неуправляемых контактах - да.  Даже  для  государств.  Но  угрозу
можно предотвратить  специальной  договоренностью,  как,  скажем,  ядерную
войну.
   - Не проще ли уничтожить сам информарий?
   - Как уничтожишь нечто невидимое и невещественное? - удивился Видер.  -
Судя по опубликованным данным, Селеста даже не газ, а незнакомый  нам  вид
энергии.
   На этот раз Трэси ничего не спросил, он молча  сосал  сигару,  позволяя
Рослову   читать   его   мысли:   "Можно,   конечно,   раздуть   кампанию,
популяризирующую прямую или косвенную угрозу Селесты. Можно  даже  создать
партию на этой платформе и протащить своего кандидата в губернаторы или  в
сенат. Потребуются крупные, очень крупные капиталовложения... А  в  итоге?
Нуль. Можно  пощупать  лобби  в  Вашингтоне.  Продвинуть  проект  изоляции
Селесты, подбросить его делегату в ООН, а под щитом  изоляции  попробовать
легальные собственные контакты... Долго и дорого. Не окупится".
   А вслух он спросил:
   - Кто, по-вашему, возглавит контакты? Институт Мак-Кэрри? ЮНЕСКО?
   - Едва  ли,  -  усомнился  Видер.  -  Думаю,  выше.  Может  быть,  даже
непосредственно Совет Безопасности.
   - С правом вето?
   - Вето понадобится, когда правительство какой-нибудь страны  попытается
использовать Селесту  в  своих  интересах.  Уже  поговаривают  о  создании
особого цензурного комитета под эгидой ООН.
   - Для политической информации?
   -  Не  думаю,  -  покачал  головой  Видер;  очки  спрятали   не   очень
почтительную усмешку во взоре. - Политическую информацию,  -  повторил  он
убежденно, - вообще исключат. Наверняка. Но иногда и научная может служить
делам и замыслам, от науки далеким.
   - Не глупо, - сказал Игер-Райт и спросил, как показалось  Рослову,  сам
не веря в то, что спрашивает: - А,  скажем,  особые  часы  информации  для
экономического прогресса? Я имею в виду интересы коммерческих фирм.
   Видер уже совсем невежливо усмехнулся:
   - Вам, я думаю, незачем говорить  о  том,  как  трудно  сейчас  хранить
коммерческие тайны. А с вмешательством  Селесты  тайн  вообще  никаких  не
будет. Вы можете представить себе последствия?
   Опять не ответил Трэси, и опять Рослов услышал  его  безмолвный  ответ:
"Кто-кто, а уж  я-то  могу  представить  эти  последствия.  Мальчик  прав:
никаких "экономических часов" тоже не будет. Но  любой  цензурный  комитет
составляется из людей, а стоимость любого из них исчисляется в долларах".
   - Тогда забудем об этом, - сказал он вслух.
   Видер искренне удивился:
   - На что же вы меня ориентируете?
   - На то, что сказал. Забыть о нашем разговоре и о Селесте.
   - А институт Мак-Кэрри? Вы же хотели послать меня в секцию физиков. - В
голосе Видера дрожало разочарование.
   Живот Трэси всколыхнулся от смеха.
   - И пошлю, - услышал Рослов. - Только ты забудешь  об  этом  как  можно
прочнее.   И   никаких   дневников   и   писем.   Селеста   снимает    все
документированные записи. И мысли, если их  много.  Но  я  перехитрю  его.
Решение будет принято  сразу,  без  размышлений.  Зря  потраченное  время,
сынок, обходится слишком дорого. А виноватый заплатит.
   Последней реплики Трэси Видер не  понял,  но  понял  Рослов.  Игер-Райт
оценивал бурно и бесполезно прожитую ночь: он не прощал и  не  простил.  И
когда Рослов увидел темные кресла амфитеатра и золотое небо  в  стеклянных
полотнищах "переговорной", он тут же спросил:
   "Слышал?"
   В сознании откликнулось:
   "Конечно".
   "Как ты оцениваешь информацию?"
   "Как сигнал опасности. В будущем".
   "Трэси умен".
   "Как враг".
   "Ты уже научился отличать друзей от врагов, - засмеялся  Рослов.  -  Не
упускай его из-под наблюдения".
   "Я не наблюдаю. Я улавливаю мысли, если они посылают волну  достаточной
для приема мощности".
   "А если его решение будет внезапным?"
   "Решение - уже мысль. Все зависит от ее интенсивности".
   Селеста ответил и отключился. Рослов сразу почувствовал этот мгновенный
и, как всегда, неожиданный обрыв связи. Шатаясь от усталости, он вышел  на
срез острова. Полицейский пропустил его без опроса,  и  Рослов  подошел  к
белой  глянцевой  кромке  скалы,  где  клубящаяся  рыжая  пена   заполняла
неширокую водную гладь между гаснущими на подводных коралловых  волноломах
высокими океанскими волнами и белым обрывом рифа. Позолоченная синева неба
висела над ним, и где-то, высоко или  низко,  близко  ли,  далеко,  в  его
чистейшей тиши таился "некто", невидимый и  неощутимый,  неподвластный  ни
природе, ни человеку, и все же не враг, а друг.



27. ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

   Рослов застал Янину в слезах. На тарелках стыли  гренки  с  поджаренной
ветчиной,  а  в  больших  чашках  -   кофе   по-варшавски,   восхитительно
приготовленный Яниной.
   - Пришел... - всхлипнула она и перекрестилась мелким крестом у лица.
   - Совсем сценка из сентиментального фильма. Несчастная  жена  встречает
пропадавшего всю ночь пьяницу-мужа, - сказал Рослов. - Я, между прочим, не
знал, что ты верующая.
   - Я же католичка, Анджей. Выросла в религиозной семье. Но  у  меня  это
просто привычка, условный рефлекс.
   Рослов вытер ей  слезы  ладонью,  хлопнул  по  спине,  как  девчонку  в
туристском походе, сказал весело:
   - У супругов Кюри религиозных рефлексов не было. И у нас не будет.  Тут
такие пироги, Янка...
   Рассказать он не успел. Прожужжал телефонный зуммер. Звонил Корнхилл:
   - Уже позавтракали? Нет? Поторопитесь. Внизу в холле  все  зазимовавшие
здесь репортеры. Мертвый сезон их не пугает.  Откуда  узнали?  Понятия  не
имею. Люди мои не болтливы, но кое-кто, вероятно, не утерпел.  Словом,  мы
со Смайли и вы с мисс Яной - первые жертвы на пиршестве  людоедов.  Но  до
пиршества надо договориться. Мы сейчас подымемся к вам по служебному ходу,
чтобы ненароком нас не перехватили у лифта.
   В номер Корнхилл и Смайли вошли без стука, сразу захлопнув дверь.
   - Проскочили, - облегченно вздохнул Корнхилл. - В  гостинице  о  ночном
рейде знают все, от портье до бармена. Что же вы хотите от репортеров? Они
жаждут подробностей - откуда  появились  налетчики,  чего  хотели  и  чего
добились.
   - И кто возглавлял их, - добавил Смайли.
   Корнхилл поморщился:
   - Не торопись. Об этом и речь. Я бы не упоминал Игер-Райта.
   - Почему?
   - Трэси никогда не рискует  зря.  Отправляясь  в  поход,  он  наверняка
обеспечил себе непробиваемое алиби. Никого из нас не обрадует  привлечение
к суду за диффамацию. Подождем новостей из Лос-Анджелеса.
   - Я уже знаю их,  -  сказал  Рослов.  -  Вчерашний  прием  на  вилле  в
Санта-Барбаре был отменен из-за внезапного сердечного припадка у  хозяина.
За пять минут до съезда гостей его в бессознательном состоянии  отвезли  в
клинику доктора Хиса, а после соответствующих процедур рано утром  вернули
домой. Кто видел это, не знаю, но подтвердят многие,  начиная  с  дежурной
полицейской охраны и кончая ночным персоналом клиники. К тому же  все  это
уже удостоверено и местной и лос-анджелесской печатью.
   - Селеста? - понимающе спросил Корнхилл об источнике сведений Рослова.
   Тот кивнул.
   - Вместо Игер-Райта  назовем  неизвестного  полиции  человека  в  синем
матросском свитере и темных очках.
   - Он был без очков, - сказал Смайли.
   - Тем лучше. Нет смысла даже упоминать о сходстве. Об  этом  все  равно
никто не напишет, а устное сообщение так или иначе дойдет до Трэси. Что за
этим последует, кто-кто, а Смайли отлично знает.
   - А мне зачем знать? - с вызовом спросил Рослов.
   - Чтобы не торопиться с разоблачениями.
   - Ну а если потороплюсь?
   - Ничего не выиграете. Во-первых, я, как начальник полиции,  официально
опровергну любую попытку разоблачения, а во-вторых, лично вы Игер-Райта  в
глаза не видели - портреты  его  не  публикуются,  следовательно,  даже  о
сходстве говорить у вас нет оснований.
   - Селеста подтвердит не сходство, а тождество.
   Корнхилл с сожалением взглянул на Рослова.
   - Вы, может быть, великий ученый, мистер  Рослов,  но  плохой  политик.
Спросите хотя бы у Смайли, выгодно ли сейчас восстанавливать  против  себя
калифорнийского мультимиллионера? Я имею в  виду  не  вас  лично,  а  ваше
детище. Институт еще не открыт, и стоит ли множить число его  противников?
Вы думаете, их нет?..
   Вынужденный согласиться, но предельно  обозленный,  Рослов  отвечал  на
вопросы журналистов сквозь зубы и очень кратко.
   - Что  вы  думали,  доктор  Рослов,  когда  передавали  ответы  Селесты
налетчикам?
   - Ничего не думал.
   - Поясните.
   - Я передавал их машинально, как обычно в  состоянии  ретрансляции.  Но
запомнил все. Подробности вы уже знаете от Корнхилла.
   - Вы сообщили о нападении вашему правительству?
   - Зачем? Это частный случай, находящийся в компетенции местной полиции.
   - Как вы оцениваете ее действия?
   - Как своевременные и результативные.
   - А что вы скажете о "преступлении века"?
   -  С  таким   вопросом   вам   лучше   обратиться   непосредственно   к
заинтересованным лицам.
   -  Еще  вопрос,  доктор  Рослов.   Почему   Селеста,   безразличный   к
человеческой этике и морали, стал на сторону закона, а не его нарушителей?
   Вопрос был тонкий и, как говорится, с "двойным  дном".  Ответить  можно
было с полезной рекламой Селесте  или  насторожить  его  недоброжелателей.
"Может, отшутиться? - подумал Рослов.  -  Или  сказать  просто:  не  знаю,
Селеста, мол, феномен еще не  разгаданный,  символический  "черный  ящик",
черт его знает, почему и зачем". Но, подумав, все же решил высказать  свое
соображение: ведь прочитать его могли не только лавочники, но и ученые.  К
сожалению, он не предполагал, что лавочники окажутся инициативнее.
   - Общение с Селестой позволяет мне сделать одно, может быть и  спорное,
заключение, - сказал он. - К контактам с человеком Селеста пришел  заранее
запрограммированный, с ненасытной жаждой информации, свободный от решений,
диктуемых   человеку   механизмом   его   эмоций.   Но   Селеста   -   это
саморегулирующаяся и самопрограммирующаяся система. Постепенно  общение  с
человеком, взаимный информативный обмен обогащает  программу  хотя  бы  за
счет  присущих  человеку  эмоций.  С  каждым  контактом  Селеста  как   бы
"очеловечивается". Отсюда и свойственные не машине, а человеку решения.
   Все высказанное Рословым  и  его  спутниками  журналисты  добросовестно
запечатлели на своих портативных магнитофонах и побежали  на  телеграф.  А
прибывший к концу этой импровизированной пресс-конференции Барнс заметил с
присущей ему желчной назидательностью:
   - Зря вы раздули эту историю. Как бы не пришлось потом пожалеть.
   - Но мы не назвали Игер-Райта, - сказал Корнхилл.
   - Дело не в именах, а  в  цели  налета.  Я  понимаю:  сенсация.  Десять
миллионов долларов не будут  отняты  у  калифорнийских  банков.  Но  меня,
честно говоря, волнует больше судьба будущих контактов с Селестой.
   - А что же им угрожает? - удивился Корнхилл.
   - Вы - полицейский, Корнхилл, и рассуждаете как  полицейский.  Для  вас
предотвращение, хотя бы с помощью Селесты, преступления такого масштаба  -
доблесть. Но не окажутся ли газетные отклики на эту,  допустим,  доблесть,
метафорически  говоря,  первым   дымком   разбуженного   вулкана?   Рослов
улыбается... Спросите, Корнхилл, почему он улыбается? Как-то мы  обсуждали
с ним один вполне вероятный вариант понимания контактов с Селестой. Что ж,
Игер-Райт уже показал этот вариант. На  юридическом  языке  он  называется
раскрытием охраняемой законом секретности и к науке никакого отношения  не
имеет. По-моему, ваша болтовня подсказала его сотням тысяч читателей.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг