и не подозревал...
Первый визит был визитом вежливости, но последующие были вызваны тем,
что Прокудин заинтересовался и жизнью и обликом своего неожиданного
знакомого.
Рушников выписывал много политической литературы, газеты и журналы
заполонили все его жилище. Такая уйма печатных изданий безусловно требовала
затрат, которые не всякому пенсионеру по карману. Однако Прокудин обратил
внимание на то, что пристрастия к чтению газет и журналов у полкового
комиссара Рушникова не отмечалось; казалось, вся эта печатная продукция не
имела к нему никакого отношения. Так для чего же она ему нужна, к чему
раскладывать литературу таким образом, чтобы она обязательно бросалась в
глаза каждому посетителю дачи?
Прокудин не мог не обратить внимания: коммунист, политработник
Рушников, партийный билет и воинские документы которого он видел своими
глазами, всячески старается избегать разговоров на политические темы; ни
разу не слышал он от него ни одного критического замечания по поводу
неполадок, недостатков, упущений. Прокудин пытался вытащить Семена Семеныча
из скорлупы, в которой тот старательно прятался, но безуспешно. Тогда у
Прокудина сам собой возник законный вопрос: какие же должны быть у человека
мысли, убеждения, если требуется тщательно их скрывать от посторонних?
Особенно если этот человек - член партии?
После нескольких посещений дачи в Кратове у Прокудина возникло
ощущение незаметного на первый взгляд несоответствия в семье Семена
Семеныча. Молодую, жизненно неопытную женщину, жену пенсионера, не терзали
смущения, подозрения, она глубоко верила мужу и все заботы и время отдавала
детям и обработке дачного участка. О прошлом мужа она была осведомлена не
больше Прокудина, все, что знала о нем, знала исключительно с его же слов.
Таким образом, Семен Семенович Рушников был для Прокудина человеком с
неизвестной биографией, с неведомым прошлым. Легко верить, особенно тем, к
кому у него возникло недоверие, Прокудин не привык. К тому же он заметил:
новый знакомый исподволь, в высшей степени осторожно, пытается прощупать
его настроение - не озлобился ли он, оказавшись, да и то в результате
помощи чужого, совершенно постороннего человека, на положении рядового
рабочего? По крайней мере, три обстоятельства обратили на себя внимание
Прокудина: Рушников возвращался к интересующему его пункту в жизни
Прокудина неоднократно, через определенные интервалы во времени, как будто
он был уверен, что не сегодня, так завтра Прокудин обязательно должен
разозлиться на всех и вся: почему он так вел себя? Очевидно, был уверен:
Прокудин от условий, в которых он оказался, от обиды, ему нанесенной,
обязательно взвоет. Так это и понял Прокудин. И у него возникло подозрение,
что "благодеяние" Рушников оказал ему не случайно, что он стремится на свой
лад "перевоспитать" его. Первое, что Прокудин сделал, - отправился в райком
партии и спросил, в какой первичной организации состоит на учете Рушников.
В отделе учета ему ответили, что у них Рушников не числится и вообще райком
о таком "старом коммунисте" понятия не имеет. Что же это значит? Ведь
Прокудин лично видел у своего знакомого партийный билет! Он направился в
военкомат - о "полковом комиссаре Рушникове" и там не слышали.
Возвратившись домой, Василий Михайлович написал письмо в КГБ. Он делился
своими сомнениями и обращал внимание органов безопасности на Рушникова.
Секретарь райкома встретил Прокудина приветливо. Расспрашивал о
работе, о жизни, он явно был в курсе, все понимал.
- Вот что, Василий Михайлович, - дружески сказал он, - у меня к вам
сразу два дела... Пришлось заинтересоваться вами, - секретарь мягко
улыбнулся, - и я выяснил, что в свое время вы работали в газетах, писали
статьи, очерки. Вот мы тут и подумали, - а почему бы вам опять не взяться
за перо, деятельность, так сказать, физическую сменить на идеологическую.
Решили рекомендовать вас для работы в печати. Не возражаете? - Прокудин
сидел молча, опустив глаза, и пытался разобраться в чувствах, которые
овладели им в эти минуты...
- Значит, договорились, - продолжал секретарь райкома. - К деталям
вернемся позже. А теперь вот какое дело - к нам обратились товарищи из
Комитета государственной безопасности... Они хотели бы, чтобы вы, Василий
Михайлович, в чем-то им помогли. Посоветовались с нами... От имени
районного комитета я их заверил, что вам они могут доверять полностью.
- Спасибо, - вырвалось у Прокудина.
Точно не замечая его душевного волнения, секретарь продолжал:
- Сейчас сюда приедет полковник Соколов, я вас с ним познакомлю.
Действительно, Соколов приехал буквально через десять минут. Вместе с
ним Прокудин прошел в предоставленную им комнату.
- Скажите, вы хорошо знали Тимура Рахитова? - спросил Соколов.
- Да. - В поднятых на полковника глазах Прокудина появилось удивление,
разговора на эту тему он никак не ожидал. - Приходилось встречаться в
клубе, иногда он приезжал в отдел, к отцу. Беседовали... Вас интересуют
наши отношения, мое мнение о нем?
Соколов отрицательно качнул головой:
- Нет.
- Тогда что же? - не понимая, произнес Прокудин.
- Видите ли, что собой представляет Тимур Рахитов, нам уже более или
менее ясно...
Соколов коротко рассказал, - вчера юноша был тяжело ранен ударом ножа.
- Жаль парня, - искренне сказал Прокудин. - Вы знаете, почему его
пытались убить?
- Очень приблизительно, - уклончиво сказал полковник, - он не хотел
тратить время на подробности. - В данное время нас интересуют некоторые
обстоятельства, связанные с покушением на этого юношу, но имеющие отношение
больше не к нему непосредственно, а к его отцу, Рахитову Михаилу
Борисовичу.
При этом имени Прокудин помрачнел. Полковник продолжал:
- Мы обратили внимание на следующее... Во-первых, оказалось, что о
случившемся с сыном Рахитов узнал раньше, чем милиция, следственные органы.
Кто-то сообщил ему, что его сын убит. Как только он получил это известие -
парализовало левую часть его тела. Сейчас Рахитов представляет собой жалкое
подобие того, каким вы знали его прежде. Возникает вопрос - от кого и каким
образом он получил такое сообщение? Рахитов мог бы если не сказать, то
написать - правая рука у него в порядке. Однако он молчит. Что же это
значит? Почему он не хочет назвать человека, принесшего ему трагическое
известие? Дальше, Рахитов почему-то не сделал ни малейшей попытки как-то
ускорить следствие, что, пожалуй, при подобном несчастье сделал бы любой из
нас. Больше того, он вообще не проявляет никакого интереса к следствию.
Почему он так странно ведет себя? Вас, безусловно, занимает вопрос - почему
мы, собственно, обратили внимание на поведение Рахитова после покушения на
его сына, не так ли, Василий Михайлович?
- Да, так, - признался Прокудин.
- Мы уверены, что Тимура Рахитова хотели убрать с дороги агенты
иностранной разведки, - пояснил полковник. - В этих обстоятельствах
странное поведение Рахитова-отца приобретает, я бы сказал...
- Зловещий смысл, - подсказал Прокудин.
- Пожалуй, так, - согласился Соколов. - Вы ведь, конечно, понимаете -
перед нами задача со многими неизвестными. Вы должны помочь нам решить эту
задачу.
- Я не силен в алгебре, - хмуро усмехнулся Прокудин. Он в упор
спросил: - Что я должен делать?
- Встретиться и поговорить с Рахитовым.
- Не понимаю.
- Вы не следователь - стало быть, не имеете права его допрашивать. Вы
с ним не друзья, а враги, - естественно, не можете рассчитывать на то, что
он доверится вам, - все это мы отлично понимаем, - спокойно наговорил
полковник. - И все же именно вы должны попытаться установить истину.
Сначала вы дружили, потом он возненавидел вас. И в то же самое время он
по-своему уважал вас, вернее, отдавал себе отчет в том, что вы достойны
уважения... и боялся вас. Да, да, Василий Михайлович. Вот это
обстоятельство и навело меня на мысль обратиться к вам за помощью.
Понимаете, иногда человек свой страх перед другим старается скрыть
нарочитой грубостью, проявлением ненависти, хотя сам-то в душе и знает,
что, собственно, ненавидеть не за что.
- Понимаю, - задумчиво сказал Прокудин. - Психология! Вы хотите как бы
опрокинуть логику. Здравый смысл говорит, что такой встречи быть не может и
сам Рахитов в этом абсолютно убежден - и вдруг - открывается дверь,
появляюсь я. Гм... Он растеряется? Безусловно. Но в следующий же момент он
укажет мне на дверь и никакого разговора не состоится. Я полагаю, вы
подумали об этом?
- Подумали, - Соколов усмехнулся. - И на дверь он указать не посмеет и
разговор состоится, если вы, конечно, согласитесь пойти на это, как я
понимаю, не очень приятное для вас свидание.
- Мне нужен предлог, - сказал Прокудин.
- Вот он - этот предлог, - полковник вынул из бокового кармана конверт
и протянул собеседнику.
- Что это? - осведомился Прокудин.
- Письмо вам от Тимура Рахитова. Будучи не в состоянии самостоятельно
выпутаться из тяжелого положения, в котором он очутился, Тимур решил
обратиться за советом к вам. В этом коротеньком письмеце он пишет, что
поговорить с вами ему крайне необходимо, что это для него вопрос жизни и
смерти. Он не пишет, в чем именно дело, на конверте ваша фамилия, без
адреса. Стало быть, он хотел лично приехать к вам для беседы, а записку
приготовил на тот случай, если бы не застал вас дома, для того, чтобы иметь
возможность условиться с вами о встрече в какое-то другое время. Но он
опоздал - они попытались убрать его, и беседа Рахитова-сына с вами не
состоялась. Сейчас он без сознания. Преступники спешили и не догадались
обыскать одежду Тимура. А в кармане его костюма лежал вот этот конверт с
письмом вам, Василий Михайлович.
- По-нят-но... - Прокудин сурово нахмурился. - Письмо Тимура дает мне
право, да нет - обязывает меня пойти на встречу с Рахитовым.
Долго еще Соколов и Прокудин обсуждали предстоящую встречу.
Целью посылки Прокудина к Рахитову главным образом было стремление
убедиться не столько в том, как к этому визиту отнесется сам Рахитов,
сколько проживающий у него лже-Егоров. По мысли Соколова, визит Прокудина
должен был напугать его и подтолкнуть на какие-то действия. Но Прокудину
знать об этом соображении, пожалуй, не обязательно. Излишняя
осведомленность может помешать ему держать себя у Рахитова естественно,
непринужденно. Однако об одном обстоятельстве Соколов счел нужным
предупредить своего собеседника.
- Кстати, - сказал он, - примите к сведению - то, что Тимур не убит, а
лишь тяжело ранен, Рахитов не знает. Вы, конечно, понимаете, почему мы так
сделали?
- Опасаетесь, что кое у кого может появиться искушение приняться и за
самого Рахитова?
- Вот именно.
Глава пятая
Прокудин легко нашел дачу своего бывшего начальника. Жена Рахитова,
сгорбленная, заплаканная, при виде его остановилась и не могла сдвинуться с
места.
- Нельзя! - замахала она руками. - Не пущу. Порадоваться нашему горю
хотите.
- Перестаньте! - поморщился Прокудин. - Из-за Тимура скорблю вместе с
вами, - в голосе его была искренность, которой Рахитова не могла не
поверить. - К сыну вашему я относился с симпатией. Ну, а муж ваш... Чему же
мне радоваться? Скажите, почему вы не положили его в больницу?
Женщина боязливо покосилась в сторону веранды, ответила почти шепотом:
- Он не разрешает.
- Кто - он?
- Знакомый его - инженер, товарищ Егоров.
Прокудин в изумлении передернул плечами:
- С каких это пор командует в вашей семье какой-то Егоров? Вашего мужа
следует положить в больницу, там и лечение и уход лучше, да и вы, вижу,
совсем с ног сбились, шутка ли - такие несчастья...
- Не разрешает, - безнадежно повторила женщина. - А Михаил Борисыч
приказал мне во всем слушаться Егорова.
Она немного успокоилась и уже не держала Прокудина у калитки, они шли
по направлению к веранде. Когда поднимались по ступенькам, в дверном проеме
выросла фигура крупного мужчины с холеной рыжей бородой, с широкими
стеклами золотых очков.
- Нельзя! - грубо, с оттенком угрозы в голосе сказал незнакомец,
загораживая вход. - К больному нельзя.
Прокудин остановился.
- Егоров? - осведомился он, бросив на человека с рыжей бородой
неласковый взгляд.
- Да, а в чем дело? Кто вы такой?
- Это вас не касается, - резко сказал Прокудин. - И будьте любезны не
шуметь, шум любому больному противопоказан. - Не сводя с Егорова глаз, он
двинулся вперед и сильным движением заставил того посторониться.
- Назад! - неожиданно злобно крикнул Егоров. - Я не позволю вам
беспокоить товарища Рахитова.
Прокудин стоял уже посредине комнаты. На кровати в двух шагах лежал
Рахитов. У него действительно вид был неказистый: лицо своротило на
сторону, изо рта текла слюна, вывороченный из орбиты левый глаз уставился
на Прокудина с выражением беспредельной ненависти. Его жена стояла теперь
рядом с кроватью и с надеждой смотрела на Прокудина.
- Вот что, - сказал Прокудин, расправляя плечи, - вы, гражданин
Егоров, зря надрываетесь. У меня к Михаилу Борисовичу интимное дело, и
будет лучше, если вы уйдете, не будете нам мешать.
Он увидел, как взгляд Егорова зажегся злобной решимостью. Ого! Он,
кажется, и в самом деле намерен выдворить отсюда непрошеного гостя.
- Кто этот человек? - спросил Егоров жену Рахитова.
- Прокудин.
В глазах Егорова мгновенно возникло и тотчас погасло какое-то новое,
еле заметное выражение - растерянности, страха или удовлетворения...
Обращаясь к женщине, он сказал:
- Я скоро вернусь... Не позволяйте ему утомлять больного, - и
направился к калитке. На Прокудина больше ни разу не взглянул. Но Прокудин
про себя отметил: его имя почему-то имеет для этого человека значение.
Какое и почему? Кто он?
Рахитов таращил налитые кровью глаза, правой здоровой рукой указывал
на дверь. Жестом Прокудин остановил его.
- Именем вашего сына я должен задать вам, Рахитов, несколько вопросов.
Я не задержусь здесь. Вас интересует, какое я имею право говорить от имени
Тимура? Дал ли он мне такое право? Да, дал. Смотрите, вот его письмо мне -
оно найдено при нем. Прочтите это письмо. - Он вынул его из конверта и
передал Рахитову.
Кося глазами, тот мучительно долго читал. Прокудин понял: он уже давно
не читает, а размышляет, как вести себя дальше. Потом Рахитов вобрал голову
в подушку и, отшвырнув от себя письмо, снова показал на дверь. Булькающее
рычанье, срывающееся с его губ явно означало: вон!
Прокудин внутренне усмехнулся - сейчас он убедился воочию, как прав
был полковник Соколов: гнев и ненависть были искусственно вызваны, чтобы
избавить от необходимости вести неприятный, а может, и опасный разговор -
это он почувствовал отчетливо.
- Перестаньте хотя бы на несколько минут кривляться, - спокойно
заговорил он, - Вашему сыну грозила смертельная опасность, он знал о ней,
стремился избежать ее и хотел посоветоваться со мной, но не успел. Ваш сын
отлично знал, что вы ненавидели меня, и все же он рискнул. Говорил ли он
предварительно с вами о том, что беспокоило его, о том, чего он боялся,
почему боялся?
Рахитов отрицательно затряс головой, но по выражению его глаз Прокудин
видел: лжет. Больше того, он заметил, что все существо паралитика при этом
разговоре охватил смертельный страх.
- Я был для Тимура - последним шансом, последней соломинкой, за
которую он решил ухватиться, вы - рядом, вы - отец, разве не логично
предполагать, что прежде чем обращаться ко мне, он поговорил с вами?
Рахитов опять замотал головой, замычал: не было, мол, такого
разговора.
- Я не верю вам, - откровенно сказал Прокудин. - Тимур просто не мог
обратиться ко мне, не попытавшись найти совет и помощь у вас, отца своего.
С какой же целью вы пытаетесь разуверить меня в этом? Я хотел помочь вам -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг