произнес он дрожащим голосом. - Я тщательно продумал и твердо решил - ехать
нужно мне, только мне!
Полковник Соколов смолчал, - вспышки гнева у Ландышева обычно быстро
проходили. И действительно, после короткой паузы тот снова обратился к
нему, и на этот раз с задушевной мягкостью:
- Дорогой Иван Иванович. Поймите, так нужно... Мне абсолютно
необходимо повидать этого Вадима Можайцева! Есть личные мотивы, о которых я
не могу говорить.
Полковник Соколов молча развел руками - при чем здесь, собственно, он.
Но Ландышев тотчас разъяснил:
- Целесообразность поездки с деловой точки зрения ни у кого не вызовет
сомнений, это я беру на себя.
Ах, вот оно что! Полковник усмехнулся: та самая ответственность, и
действительно, огромная ответственность за жизнь и безопасность Ландышева
во время этой поездки, которую, как он сам понимает, другие не захотят
принять на себя, он предлагает Соколову взять на свои плечи добровольно.
Психолог! Ставка на прямой, решительный, без уверток и колебаний характер
старого чекиста.
- Я хочу обязательно видеть Можайцева. А сопровождать меня будет мой
помощник Доронин, парень надежный. Да вы же сами и рекомендовали его мне.
- Ладно, посоветуемся, - сказал Соколов.
- Ну, хорошо, - Ландышев встряхнул головой и, настраиваясь на другой
тон, деловито предложил: - Пойдемте на сборку, я хочу вам кое-что показать.
Возвратиться в Москву вы сможете ночью.
Они ходили по цехам, и Соколов видел, с каким энтузиазмом трудились
люди над выполнением почетного и ответственного задания правительства:
создание межпланетных станций стало смыслом жизни всего коллектива этого
огромного предприятия, отгороженного от внешнего мира барьером абсолютно
необходимой секретности.
В Берлин Ландышев с помощником прибыли в середине дня, добрались до
дома, отведенного для них немецкими товарищами. Домик расположен на
восточной окраине столицы Германской Демократической Республики, в густой
зелени садов, среди тихих, почти безлюдных улочек.
Поздно вечером отправились по адресу, указанному в письме. Лил дождь,
улицы расстилались пустынные, безлюдные. На одной из них, в глубине сада,
темнело строение с крутой черепичной крышей. Сквозь ставни пробивался свет.
Доронин позвонил. На пороге появился, очевидно поджидавший их,
мужчина.
Доронин и на этот раз пошел первым.
Посередине обширной, почти пустой комнаты стоял лет сорока мужчина с
продолговатым, иссеченным резкими складками болезненно-бледным лицом. Из-за
очков в золотой оправе на вошедших внимательно смотрели немигающие глаза,
серые, застывшие в напряжении.
- Инженер Ландышев? - он в упор смотрел на Доронина.
- Кто вы? - вместо ответа спросил Доронин.
- Моя фамилия Можайцев. Вы прибыли из Москвы?
- Да.
- Вам придется поверить, что я и есть инженер Можайцев, - говоривший
слегка передернул плечами. - Документов, удостоверяющих мою личность, я вам
представить не могу. Впрочем, это лучшее доказательство того, что я
Можайцев, - будь я кем-то другим, наверное, имел бы ворох документов,
сфабрикованных Алленом Харвудом. В мою пользу говорят два обстоятельства:
кое-кто в Германии может при случае подтвердить, что я не шпион и не
провокатор, и затем основное - я не имею намерения выспрашивать инженера
Ландышева о его секретах, а наоборот, хочу сообщить ему нечто важное и
передать документы, могущие представлять некоторый интерес для науки.
- Я Ландышев, - выступил вперед инженер. Можайцев некоторое время
смотрел на него каким-то странным, замершим взглядом. На миг Доронину
показалось: нечто вроде ненависти искрой промелькнуло во взоре Можайцева и
тотчас исчезло. Он протянул инженеру руку и просто спросил:
- Вы доверяете мне?
- Иначе я не находился бы здесь.
Опять что-то странное, невысказанное обоими почудилось Доронину в
словах этих впервые встретившихся людей, нечто такое, о чем знали лишь одни
они.
- Вас охраняют, - с явным облегчением заметил Можайцев и с уважением
посмотрел на Доронина. - Я должен был бы сразу догадаться, что вы приедете
не один. Это очень хорошо. Вам угрожает большая опасность, инженер
Ландышев.
- Надеюсь, вы пригласили меня сюда не только для того, чтобы
предостеречь от грозящей мне опасности? - в голосе Ландышева Доронин снова
почувствовал раздражение.
Можайцев остановил на нем суровый взгляд, немного помолчал.
- А почему бы и нет? - сухо заговорил он. - Я ценю вас как ученого и
считаю себя обязанным поэтому сказать вам об опасности, о существовании
которой вы можете и не подозревать. Кроме того, опасность, которая может
угрожать вам, одновременно угрожает и тем, с кем вы работаете. Затем, удар
против вас имеет целью сорвать успехи советской науки по освоению космоса,
а для меня это не безразлично - Россия моя родина. Вам, наверное, трудно
понять, что это такое - Родина для меня, у которого нет ничего другого в
жизни и у которого, возможно, скоро не будет и самой жизни. - Он говорил
внятно, бесстрастным, без интонаций тоном.
- Может, мы перейдем к делу, ради которого я прибыл сюда? - сказал
Ландышев.
- Да, пожалуй, - Можайцев жестом пригласил присутствовавших занять
места у стола. Он вынул из лежавшего на столе туго набитого портфеля
какие-то бумаги. - В Париже, у друзей, я восстановил основную часть
похищенных у меня чертежей тех установок, над которыми я работал в
Брайт-ривер. - Мне придется объяснить вам назначение этих установок,
названных Прайсом моим именем, расшифровать вам вот эти чертежи, а также
рассказать о том, что не может не представлять для вас непосредственного
интереса.
Ландышев, опускаясь в кресло, спросил:
- Откуда вам стало известно, над выполнением какой именно научной
работы я тружусь?
- Там в разведке осведомлены об этом... Харвуд информировал Уильяма
Прайса, а Прайс был вынужден сказать мне, ведь он был заинтересован в том,
чтобы я во что бы то ни стало перегнал вас, опередил.
- И вам это удалось?
- Почти. Затем, совсем недавно, когда я был в Париже, меня разыскивали
ищейки Карла Функа, - Можайцев на миг умолк, его лицо исказилось в гневе. -
Они тоже говорили мне о вас, старались пробудить во мне ненависть к вам,
Ландышев. - Он провел рукой по лбу. - Но я давно уже не тот, каким был
когда-то в Штатах, ни Шольц, ни Боде Крюгер не учли этой перемены во мне и
снова просчитались. Мне еще предстоит скоро встретиться с ними, они же ждут
меня, - на губах инженера Можайцева заиграла насмешливая улыбка. С угрозой
он произнес: - Они дождутся! И вот перед тем как отправиться к ним, я
должен был встретиться с вами, боюсь, что другой такой возможности у меня
уже не будет.
Доронин тихо вышел из комнаты, оставив Ландышева наедине с Можайцевым,
он не хотел мешать их свиданию. Он вернулся в гостиную, к молчаливому
хозяину.
За дверью слышались приглушенные голоса, иногда казалось - инженеры о
чем-то спорили. Доронин возвратился к ним часа через два и застал их
склонившимися над чертежами. Можайцев спокойно и, пожалуй, несколько
монотонно говорил о своем детище:
- Это минное поле в безвоздушном пространстве, - заключил он.
- И оно должно быть поставлено на пути, по которому будет двигаться
советский космический корабль, орбитальная станция с учеными на борту?
- Да, - подтвердил Можайцев. - По их подсчетам, они успеют
подготовиться к моменту вывода на орбиту вашей межпланетной станции. Мечта
у Прайса и Функа одна и та же - сорвать вашу работу, выиграть время, ну, а
что они делают сами для того, чтобы поскорее забраться в ближний космос с
оружием, я вам уже рассказал.
- Вы знаете место, где Функ монтирует ваши установки? - осведомился
Ландышев.
- Да, приблизительно. И сегодня же я отправлюсь туда, - спокойно
заметил Можайцев.
- Зачем?
Доронину показалось, что вопрос, заданный Ландышевым, имеет какой-то
иной, отнюдь не непосредственный смысл, но Можайцев сделал вид, будто понял
его буквально.
- Для того, чтобы уничтожить "волчье логово", в котором мерзавец
Шольц, по приказу Функа, готовит удар по вашей экспедиции.
Ландышев взволнованно поднялся из-за стола.
- Вы рискуете жизнью, - произнес он.
Можайцев строго посмотрел на него.
- Я обязан уничтожить то, что я же разработал и чего не смог
уберечь, - он слегка пожал плечами и продолжал: - Для меня дело чести
рассчитаться с Функом и устранить опасность, которая возникла для вас по
моей, хотя и невольной вине.
Ландышев стоял перед ним, погруженный в размышления.
- Я снова прошу вас подумать и принять мое предложение, - заговорил он
с несвойственной ему мягкостью в голосе, - Я думаю, что все-таки затеи
Прайса и Функа мы сможем предотвратить иным путем. Вам не следует идти в
пасть к зверю, Вадим Николаевич, это и опасно и, кто знает, не бесполезно
ли? Вы меня понимаете? - Он минуту помолчал и затем тихо закончил: - Я
думаю о вас не только как о человеке науки, как о талантливом инженере, -
он даже тряхнул головой в подтверждение своих слов, - но и как о человеке,
русском человеке с тяжело сложившейся жизнью.
Можайцев побледнел, лицо его стало еще суровее, глаза почти скрылись в
блеске стекол золотых очков.
- Благодарю вас, инженер Ландышев, - сухо и даже отчужденно заговорил
он, - я не могу принять ваше предложение, оно не устраивает меня. Почему?
Потому, что у меня есть долг, который я понимаю по-своему. Вы хотите, чтобы
я жил, существовал? - Можайцев всем телом подался в сторону Ландышева.
- Да, конечно, - сказал тот.
- Я не только не думаю о том, что со мною будет там... - Можайцев
сделал неопределенный жест, - но и не уверен, что мне стоит жить, - он сжал
челюсти, и в глазах его Доронин опять заметил гнев и ненависть. - Кажется,
я давно уже проиграл право на жизнь, однако некоторое время не понимал
этого. И все же вы не смотрите на меня, как на самоубийцу - у меня нет
настроения доставить такую радость Функу и Прайсу. А теперь нам пора
расстаться. Принято у нас, у русских людей, перед расставанием и перед
большим делом выпить по чарке водки, - он неожиданно широко улыбнулся,
точно его подменили на этот миг, и откуда-то из-под стола вытянул бутылку
самой настоящей "Столичной", поставил ее на скатерть, попросил молчаливого
хозяина принести рюмки и что-нибудь на закуску.
- Ну, за ваши успехи, - громко произнес Можайцев, подымая свою
рюмку, - за ваше здоровье, - сказал он Ландышеву тихо.
- За вашу победу и за то, чтобы вы поскорее вернулись на родину. - В
голосе Ландышева Доронин отчетливо почувствовал не только взволнованность,
но и непонятную ему растерянность.
Выпили по одной, закусили... Ландышев стал собираться, но Можайцев
остановил его.
- Нет, я уйду первым, так надо, - заявил он.
Они стояли друг перед другом, два инженера, и, крепко сжав руки, будто
задумались каждый о своем. И опять не мог понять чего-то Доронин.
Можайцев круто повернулся и пошел к выходу.
- Я хотел бы сказать вам несколько слов, - обратился он к Доронину,
когда они вдвоем вышли в прихожую.
- Слушаю вас.
- Берегите инженера Ландышева, - тихо произнес Можайцев. - Я много
думал о том, что должен был предпринять Уильям Прайс, оставшись без моих
установок... Он не из тех, что сдаются без борьбы... Убежден, он сделает
все, чтобы сорвать работу Ландышева, а возможно, и уничтожить его самого.
Он пошлет к вам, а скорее всего, уже давно послал людей Аллена Харвуда -
будьте внимательны!
- Ваше предупреждение примем к сведению. Благодарю, - Доронин с
признательностью пожал Можайцеву руку. - Не могу ли я быть вам чем-нибудь
полезен? - продолжал он. - Вам или вашей семье?
Можайцев остановился у самой двери.
- У меня нет семьи, - с трудом заговорил он. - Ребенка похитил Аллен
Харвуд для того, чтобы держать меня в руках... Что теперь будет с моим
Сережей - не знаю. Они спрятали его от меня. Жена давно ушла от меня, и в
этом виноват один я. Но она, кажется, счастлива.
- Где она? Кто она? - спросил Доронин с живым интересом.
- Оксана Орленко. Она иногда выступает по Московскому радио. -
Можайцев поднял воротник пальто и шагнул за порог.
Так вот в чем дело! Жена инженера Ландышева Оксана Орленко - бывшая
жена Можайцева! И Можайцев явно знает об отношениях, сложившихся между нею
и Ландышевым, - вот что значат и некоторая странность в его поведении, и
упоминание о том, что люди Карла Функа пытались возбудить в нем ненависть к
Ландышеву. И вот откуда Ландышеву знакомо имя Вадима Можайцева, почему он
так заинтересовался этим человеком! Оба они любят одну и ту же женщину...
К Доронину присоединился Ландышев.
Инженер спросил, имея в виду Можайцева:
- Он ушел?
Они стояли у окна и смотрели на удалявшегося от дома Можайцева, - вот
тот прошел по дорожке, открыл калитку, на мгновенье остановился, оглянулся
назад и тотчас шагнул в сторону, растворился в ночной тьме.
Ландышев сказал с грустью и болью:
- Я уговаривал его уехать вместе с нами в Советский Союз, но он
считает, что пока не уничтожит изобретенные им установки, об этом не может
быть и речи.
Дождь помельчал, надвигался смутный рассвет.
- Пора, - сказал Доронин.
Они распрощались с молчаливым хозяином и направились к месту, где их
дожидался автомобиль.
Глава четвертая
Софья Сатановская запросила визу на въезд в Советский Союз в качестве
туристки. Полковник Соколов пытался догадаться - что бы это могло означать?
Ему было весьма трудно строить сколько-нибудь основательные предположения,
поскольку знал он о ней мало, сведениями о ее прошлой жизни не располагал,
о том, что в свое время иностранная разведка готовила ее на роль Мата
Хари - понятия не имел. В его представлении она лишь ведала переправкой к
нам особо важных агентов из-за Буга маршрутом "Дрисса", только и всего. Во
всяком случае, ничего иного за ней замечено не было. Польские товарищи
установили, что не так давно приезжал к ней заморский бизнесмен Мордехай
Шварц, но особого значения этому не придали ни они, ни Соколов: старик
приходится Сатановской родным дядей.
Так что же нужно Сатановской на нашей земле? Может, она хочет поближе
познакомиться с людьми, против которых направлена ее агентурная
деятельность? А не получила ли она все-таки задание встретиться с кем-то на
советской территории?
Визу Софье Сатановской дали.
Работник областного управления государственной безопасности майор
Торопов с интересом ожидал встречи с "хранительницей" маршрута "Дрисса".
Интерес вполне понятный. Торопову, естественно, не могло и в голову прийти,
сколько переживаний и огорчений будет связано для него с приездом этой
неведомой ему женщины.
Пограничники, производившие таможенный досмотр вагонов после того как
поезд пересек советскую границу, обратили внимание: изящно одетая,
бесспорно красивая женщина будто прилипла к окну, смотрела во все глаза.
Что она тут хотела разглядеть? Подступы к Пореченску от Буга через болотца
и непроходимые заросли кустарника? Женщина была невесела, даже печальна.
Кто же мог знать, что для нее эти несколько километров от линии границы
означали приближение к полному несчастий и превратностей прошлому, к
воспоминаниям о пребывании в гитлеровском концлагере неподалеку отсюда?
Она - агент иностранной разведки, была все же живым человеком, со своей
жизнью, со своим сердцем, неотзывчивым лишь на чужие страдания, но отнюдь
не на свои собственные. Обещанная ей когда-то карьера, полная движения,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг