- Вы слишком легко расцениваете свои преступления, решив быть
откровенным с нами только отчасти. Ну уж если так, мне придется
предупредить вас, что ваше положение серьезнее, чем вам представляется. В
Загорске вы чуть не убили Иванова, в поезде вы вместе с Красавиным убили
Камзолова, а документами его воспользовались в преступных целях, у
Сары-Джас вы расправились с колхозниками, чтобы под их видом проникнуть к
Ясному и Лучинину. А в нашей стране, как вы знаете, существует закон о
суровом наказании за убийство. Имейте в виду, отказываться нет смысла -
агент Харвуда и Гелена, Конрад Зуппе, он же Василий Иванович Ухваткин, нами
арестован.
Двадцатый съежился. Теперь он понял, что проиграл окончательно -
установление его личности дало полковнику Соколову возможность предъявить
ему те обвинения, которых он, Абдулла Османов, боялся больше всего.
- Операция "Вирус", - говорил генерал Тарханов. - Если о ней судить по
показаниям шпиона Зуппе и по той информации, которую он на сей счет имел от
своего шефа Джо Снэйка, можно прийти к выводу, что она уже закончилась
провалом. Харвуд любит точные определения. "Вирус". Почему именно "вирус"?
Не потому ли, что так же незаметно, как этот невидимый простым глазом
микроб проникает в человеческий организм, должен был агент Харвуда под
видом Макгайра проникнуть в лабораторию Ясного, а другой агент в его
разведывательную группу в Небесных горах? Как вы думаете, Иван Иванович, а?
- Думаю, что смысл шифра операции вами, товарищ генерал, раскрыт
правильно. Но я абсолютно убежден, что существует и второй вариант этой же
операции, - ответил Соколов.
- Я тоже уверен, что дело обстоит так. Как видите, Харвуд неглуп, даже
название операции он придумал таким образом, чтобы оно в случае провала с
лже-Макгайром и Двадцатым могло сбить нас с толку, создав видимость
отсутствия теперь всякой опасности.
- Но оно не собьет нас.
- Верно, Иван Иванович, - генерал говорил твердо. - А почему не
собьет? Вспомните, как мы пошли по следу с самого начала: нам помогли
рядовые советские люди, они указали нам на вражеских лазутчиков... А
теперь? Если бы не рабочий Семен Надеин и не инженер Горелов, возможно, мы
не имели бы и представления о дальнейших намерениях Харвуда и его
резидента. Но нам надо спешить, мне кажется, что на этот раз дело идет к
концу.
- Будем надеяться, товарищ генерал.
- Луизу Вернер арестовывать пока не надо.
- Понимаю, товарищ генерал. Разрешите идти?
- Да, конечно. Кстати, вы не читали интересное сообщение о том, что
произошло в контролируемом американцами районе Тихого океана?
- Нет, а что?
- Вот посмотрите, что сообщают наши газеты в телеграммах из-за
границы: "Как пишут газеты Австралии, Новой Зеландии, Японии и Индонезии,
два дня тому назад с одного из островов запретной зоны поднялся неведомый
летательный аппарат, по-видимому, космическая ракета. Достигнув высших
слоев стратосферы, ракета взорвалась. Взрыв был виден на расстоянии тысячи
километров. Судя по силе взрыва, на ракете имелись атомные бомбы".
- А нельзя предполагать, что имел место очередной опыт с атомной
бомбой? - спросил полковник.
- Нет, нельзя. Как пишет в американских газетах прогрессивный писатель
Артур Гибсон, одновременно со стартом космической ракеты на неизвестном нам
пока острове началась расправа с рабочими... Спасаясь от уничтожения,
многие бросились в море... Кое-кого из них удалось спасти японским рыбакам.
Спасенные утверждают, что ракета - она называлась "Космос" - была захвачена
обреченными на смерть людьми, среди которых будто бы находился известный
китайский инженер Чжао Мин, американский ученый Джон Старк и капитан
Нортон. Гибсон чтит память погибших.
Задача, поставленная Соколовым перед капитаном Пчелиным, была
конкретна: установить, кому Луиза Вернер, она же Алла Цветкова, передает
сведения, полученные ею от Горелова, касающиеся местонахождения секретной
лаборатории Ясного.
На другой же день после последнего свидания с Гореловым молодая
женщина отправилась на станцию и по автомату позвонила ему на службу. Ей
ответили, что инженер Горелов заболел и поэтому не работает. Тогда она
позвонила Горелову домой, сказав, что звонит-де ему со службы по
распоряжению начальства. Ей ответили, что с Гореловым плохо, он находится
без сознания, умирает. Тоном сочувствия она несколько раз переспросила,
действительно ли Горелов не приходит в сознание: как это сейчас понимал
капитан Пчелин, последнее обстоятельство ее устраивало как нельзя лучше,
бывший возлюбленный не мог выдать ее.
Пчелин не спал всю прошлую ночь - ему пришлось отвезти инженера с дачи
на медицинский пункт, где врачи нашли его состояние весьма опасным. Из
разговора Горелова с полковником Соколовым капитан понял, что инженер
проглотил солидную дозу сильного яда не потому, что Луизе Вериер удалось
провести его, а просто, чтобы она не могла заподозрить, что ее замысел
раскрыт. Горелову было ясно, что успех, с которым он сыграет свою роль при
встрече с бывшей возлюбленной, необходим Соколову для дезинформации
вражеской разведки - в этих условиях щадить себя он не мог. И теперь,
когда, по замыслу шпионки, он должен был находиться в агонии, Горелов,
наоборот, выздоравливал - врачи не отходили от него ни на минуту.
Накупив на станции продуктов, Алла Цветаева направилась к себе на
дачу.
Когда же, кому и каким образом она передаст адрес лаборатории? Самый
характер пущенного ею в ход яда - быстродействующего, давал основания
предполагать, что она вынуждена спешить.
Но, как заметил Пчелин, она спокойно пообедала. И улеглась в гамаке
отдыхать. Под вечер на веранде собралась шумная компания, играли в карты,
пели... Люди из группы Пчелина продолжали следить за дачей...
Из калитки выскочила девочка лет двенадцати. Внимательно осмотревшись,
она быстро юркнула в сторону и побежала по затененной густыми деревьями
улице. Пчелин направился за ней. Так шли они довольно долго; сделали
солидный круг, вышли на шоссе, идущее к Москве, и, пройдя по нему с
четверть километра, приблизились к соседнему дачному поселку. Как отметил
Пчелин, пройти в этот поселок девочка могла бы более близким путем, если бы
она, выйдя из дачи, пошла напрямик открытым полем, а не петляла по улицам.
Очевидно, ей было приказано идти именно этой дорогой.
Дойдя до поселка, девочка еще раз осмотрелась и резко свернула влево,
к большой даче с мезонином. Но в дачу она не вошла, а перелезла через
изгородь в сад и по дорожке направилась к расположенному в глубине его
небольшому флигелю. Пчелин следовал за ней.
Дверь флигеля оказалась заперта, но девочку это не смутило, она тихо
постучала. Кто-то отодвинул край занавески на окне, посмотрел. Потом в
помещении вспыхнул свет, и девочка проскользнула в дверь, которую ей
открыли. Одним прыжком капитан Пчелин очутился у окна: девочка со смешком,
не отдавая, кажется, себе отчета в сущности порученного ей дела, вынула из
кармана платьица записку и вручила ее стоящему перед ней мужчине. Тот
повернулся лицом к окну, и в то же мгновенье Пчелин отпрянул в сторону:
перед ним был тот самый стиляга с черными усиками, которого он хорошо знал
по часовой мастерской - "почтовый ящик" вражеской разведки.
Девочка тотчас убежала обратно.
Теперь Пчелин решил проследить, что будет делать человек, получивший
донесение Луизы Вернер.
Ждать пришлось недолго. Стиляга вышел на улицу - и, воровски озираясь,
быстро направился к станции. "К автомату", - подумал Пчелин и не ошибся. Из
телефонной будки шпион вышел раздосадованный, купил билет и стал
нетерпеливо поджидать электричку. В вагон Пчелин вошел вслед за ним.
Стиляга почему-то нервничал, очевидно, его смущала необходимость везти
кому-то записку, иметь при себе документ, который в случае чего мог служить
против него уликой, - по крайней мере так казалось Пчелину.
Они сошли на одной из станций, и капитану снова пришлось незаметно
идти по следу врага.
С шоссе пошли на проселок, отсюда во все стороны расходились дачные,
мало застроенные улицы, с глубокими колеями дорог, с домами, скрытыми за
заборами, из-за которых поднимались верхушки плодовых деревьев. Невдалеке
темнел лес.
Шпион не стал углубляться в просеки. Он прислонился к ближайшему
забору и притаился. Не успел Пчелин сообразить в чем дело, как из-за угла
показалась женщина. Она оказалась уже пожилой, толстой, с заплывшей жиром
физиономией.
Шпион выступил ей навстречу. До слуха Пчелина донеслось: "Михаил
Иваныч приказали..." Это сказала женщина. Она спрятала бумажку и
направилась обратно. Пчелин осторожно двинулся за ней.
Итак, "Михаил Иваныч"! Наконец-то он, кажется, разыскал его логово.
Шли вдоль заборов по одному из проселков. Вот уже и лес совсем
рядом... Женщина свернула в калитку. За забором залаяла собака. Послышался
мужской голос:
- Федосья, это ты?
- Я, я, кто же еще... - затараторила женщина. - А ты, Гаврила Акимыч,
спустил бы собаку-то! Пора уж, вишь, совсем темно.
Послышался лязг цепи, и собака бросилась к забору, у которого
притаился Пчелин.
Настала ночь. Пчелин несколько раз подходил к интересовавшей его даче,
он ничего не заметил - мешала собака.
Из осторожных расспросов редких прохожих капитан узнал, что дача
принадлежит пожарнику Самохину. Таким образом, теперь чета Самохиных
выступала на первый план. Но какова же роль Самохиных? Пчелин давно заметил
телефонный провод, идущий в их дачу... Может, они тоже служат "почтовым
ящиком" для Джо Снэйка - "Михаил Иваныча"? Но вскоре капитану пришлось от
этой мысли отказаться: ночью ворота дачи, ведущие прямо на шоссе,
неожиданно распахнулись, и из них в полной темноте выползла легковая
машина.
- Осторожно, Михаил Иваныч, - тихо предупредил мужской голос у ворот.
- Так не забудьте, Гавриил Акимыч, о чем я просил, - произнес
невидимый "Михаил Иваныч". Пчелин узнал его голос.
- Можете не сумлеваться, все будет в аккурате, - заверил хозяин дачи и
захлопнул ворота.
Машина перевалила через кювет и с потушенными фарами помчалась по
шоссе. Капитан Пчелин остался один: "Куда отправился Снэйк? Когда он
вернется? Возможно, он повез кому-то донесение Луизы Вернер о лаборатории
Ясного..." - размышлял капитан.
Теперь надо было срочно обо всем доложить полковнику Соколову, и
капитан поспешил к станции - оттуда он мог вызвать автомобиль. Было
досадно, что Снэйк уехал и он, капитан Пчелин, не имел возможности
следовать за ним, но тот факт, что наконец-то удалось стать на его след,
радовал. Полковник Соколов оказался прав, приняв решение до поры до времени
не трогать стилягу из часовой мастерской, сегодня эта предусмотрительность
себя целиком оправдала.
На следующий день Гавриил Самохин получил двухнедельный отпуск "по
семейным обстоятельствам" и, не заезжая домой, исчез.
Самохин появился в Сосновском районе: рыскал по деревням, сидел в
чайной, угощая случайных знакомых. Стежка-дорожка, на которую он вступил
теперь, явилась логическим завершением всего жизненного пути этого хищника
и лицемера. Единственное, что имело для него значение в жизни, были деньги,
и он всегда и всеми средствами старался приобрести их как можно больше.
Удобнее всего оказалось брать деньги, делая вид, что не знаешь, с кого их
берешь и за что; этому правилу Самохины следовали неукоснительно, оно, как
им казалось, застраховывало их от ответственности перед судом. Однако новое
поручение "Михаила Иваныча" выходило за рамки обычного, за него браться с
закрытыми глазами было нельзя: Снэйку пришлось основательно
проинструктировать Самохина и выдать ему солидный аванс. Как всегда, при
беседе присутствовала "сама" - Федосья-Фекла, она же завладела и деньгами
Снэйка. Естественно, Снэйк не сообщил им, с какой целю он интересуется
сведениями, достать которые поручил Самохину.
Очутившись в далеком Сосновском районе, Самохин говорил, что он будто
бы разыскивает родственников, эвакуированных сюда еще в годы войны. Ему
верили, сочувствовали, с ним охотно выпивали, без утайки отвечали на его
многочисленные вопросы. Самохин восхищался действительно прекрасными видами
района, лугами, лесами, речками. Среди случайных встречных словоохотливого
пожарника были разные люди, но все они как бы просеивались им через крупное
сито и уходили прочь, не задерживаясь - он искал подходящего человека.
Таким, судя по всем сведениям, мог быть старик Егор Куприянов, в прошлом
зажиточный хуторянин, приторговывавший скотом, а теперь работавший
пасечником в крупном колхозе. Человек замкнутый, молчаливый, дед Егор
остался доживать век в своей хате на опушке леса, хотя семья его, сыны и
внуки давно переселились в деревню.
С Куприяновым Самохин познакомился в чайной: старик пил с ним водку и
ронял скупые слезы на большую русую бороду. Собственно, плакать ему было не
о чем, просто он вспомнил дни молодости, поездки по ярмаркам, сделки,
барыши, гулянки. Потом все это пошло насмарку и пришлось жить иначе.
Самохин усердно потчевал старика и, перегнувшись к нему через стол, пьяным
шепотом бередил его воображение. Так они подружились, и Самохин появился в
лесной усадьбе Егора Куприянова. Пробыл он там всего несколько часов, а
возвратившись в Сосновку, сел в поезд и уехал. Но через день Самохин
вернулся и, купив в местном гастрономе водки и закусок, снова направился к
Егору Куприянову. На этот раз он никуда не спешил, и уже никто не видел
пьяных слез деда Егора - они пили вдвоем. Самохин без умолку болтал,
Куприянов молча глотал "столичную" и с аппетитом жевал копченую колбасу.
На следующий вечер, когда уже изрядно стемнело, с проселка к лесу
свернула запыленная "Победа". Машина остановилась у избы, и из нее вышли
трое мужчин, одетых в летние пальто, со шляпами и портфелями.
- Вот они, мои ученые-изобретатели, - указал на них Самохин. - Хлопот
тебе с ними никаких, а заплатят хорошо, потому дело у них научное, первой
срочности, спешить надо дозарезу, а в городе, сам понимаешь, какое может
быть спокойствие - комиссии да корреспонденты замучили.
Егор был сильно под хмельком.
- Пусть живут.
Самохин не отставал:
- Уговор, Егор Спиридоныч, дороже денег, штоб об изобретателях ни
гу-гу! Ни одной живой душе. А то опять понаедут тут и придется им и отсюда
бежать.
- Об этом не сумлевайся, никто знать не будет, мне самому невыгодно.
- То-то!
Самохин представил деду Егору его будущих жильцов-"инженеров": народ
оказался хоть и городского вида, а простецкий: Михаил Иваныч, Валерий
Борисыч... Не очень понравился старику только третий - латыш Ян.
Снова на столе появились вино и закуски, Егору это нравилось. Гости не
сидели сложа руки, им же нужно было работать над изобретением - несколько в
стороне от жилья, на лесной поляне, они с помощью Самохина быстро возвели
высокий забор.
Через два дня на рассвете прибыла машина-трехтонка.
- Привезли научную аппаратуру, - пояснил старику Валерий Борисыч.
Чума нервничал: наступал решительный момент, еще несколько дней - и
задание по уничтожению лаборатории Ясного будет выполнено. И в момент,
когда, казалось, следовало лишь радоваться, Фокса начали грызть сомнения.
Собственно, все говорило за то, что дело идет так, как ему и надлежало идти
под руководством такого опытного агента, как он, но все же именно это его
почему-то сейчас и смущало.
В рабочем грузчике, приехавшем на трехтонке, Фокс с удивлением узнал
Грина. Они отошли в сторонку и уселись на краю канавы.
- Вы уверены в успехе? - спросил Грин.
- Это зависит от качества доставленной вами аппаратуры.
- За аппаратуру и взрывчатку я ручаюсь, Алхимик умеет обращаться с
ней?
- Да.
- Когда же вы закончите операцию?
- Через неделю.
- Успеете?
- С трудом... Но приходится спешить - сидеть тут долго опасно.
- А старик хозяин? Он может догадаться и выдать вас потом...
- Он не сумеет сделать этого... Я поручу Самохину убрать его, но
только после нашего отъезда отсюда. О нашем пребывании тут не знает ни один
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг