Все же разговаривать с Лжедмитриевной он не был обязан.
- Я тоже буду грести? - спросила Мартышка. - Или Елена Дмитриевна?
- Бери весло.
- Какой ты суровый, Боря, - протянула Мартышка. - Просто настоящий
капитан.
Уважения в ее словах было ноль целых и ноль десятых. У девочек,
которым перевалило за шестнадцать, это называется кокетством. Марине
еще не перевалило, но кокетничать она умела уже с семи.
Лжедмитриевна была все так же бесстрастна, как судья. Не
спортивный судья, разумеется, а тот, который присуждает кого-нибудь к
чему-нибудь.
Веник, решив, что его бросают, зарыдал. Собаки тоже умеют плакать.
Некоторые собаки, как и некоторые люди, делают это молча. Но Веник был
не из таких.
"Ай-ай-ай... - причитал он, - ай-ай..."
В его голосе было столько обиды и жалости к самому себе, что
никакого перевода не требовалось. Когда Лжедмитриевна перенесла на
плот рюкзак с продуктами, вопли Веника стали еще тоньше, пока не
перешли в область ультразвука. Теперь он кричал неслышимым криком,
только нижняя его челюсть мелко дрожала.
- Веничек, - сказала Мартышка, уже и сама готовая пустить слезу,
- неужели ты думаешь, что мы тебя бросим? Иди ко мне.
Веник заметался у края воды, шагнул вперед, покачался,
примериваясь, и прыгнул на плот. Для собаки это был храбрый поступок.
Примерно такой же, как для человека, впервые прыгнувшего с парашютом.
Когда все уселись, а Веник улегся на куртке Мартышки, Борис
оттолкнулся веслом от берега.
Мартышка гребла довольно сносно, если не считать того, что весло
часто выворачивалось в ее руках и поливало пассажиров прохладной
водой. Лжедмитриевна принимала это с обычным своим спокойствием. Борис
негодовал, но молчал, понимая, что сейчас ничего не исправишь.
Они уже доплыли до половины озера, уже хорошо различали ребят и
Алексея Палыча, стоящих на берегу. Даже Веник поднял морду и начал
нюхать ветер, почуяв что-то знакомое...
Волны чмокали возле носа плота; весла расплескивали воду; все это
были постоянные и привычные звуки...
И вдруг Борис услышал посторонний шумный всплеск, будто кто-то
плюхнулся в воду. Он повернул голову и увидел, что это не кто-то, а
что-то.
Он еще успел увидеть зеленый бок рюкзака, никель пряжек, строчки
на лямках - все это отпечаталось в его глазах с необычной четкостью.
Рюкзак погружался не торопясь, но неуклонно, неотвратимо.
Это был рюкзак с продуктами.
Говорят, что в критическом состоянии организм человека как бы
взрывается изнутри - быстрее начинает двигаться кровь, мышцы на время
приобретают необычную силу, легче переносится боль; но главное -
ускоряется мысль, решения принимаются почти мгновенно. Организм
выбрасывает наружу резервы, скрытые в его кладовых. Так, например,
рождаются рекорды, подвиги.
Борис ни о чем не успел подумать, как очутился в воде.
Перед этим он смог заметить, что Лжедмитриевна сидит в позе
истукана и провожает тонущий рюкзак своим рыбьим взглядом. Увидел
округлившиеся глаза Мартышки и рот, открытый для того, чтобы что-то
сказать. Успел осознать - не подумать, не рассудить, не рассчитать, -
что перебежать на другой борт нельзя: плот может сильно накрениться и
тогда с него посыплется в воду и все остальное. Весь этот всплеск
информации и решение длились меньше секунды.
Борис резко наклонился вбок и свалился в воду. Он нырнул под плот
и разлепил веки. Пресная вода резанула по глазам, но он все же заметил
зеленоватое расплывчатое пятно и пузырьки воздуха, струившиеся от
него. Пятно удалялось и тускнело: вода в озере была коричневатой.
Борис изо всех сил заработал ногами, по-собачьи подгребая под
живот ладонями. Ему удалось догнать рюкзак, и пальцы его вцепились в
какой-то ремень. Он развернулся ногами вверх и попытался всплыть. В ту
же секунду у него зашумело в голове, словно заработал насос.
Нестерпимо захотелось вздохнуть хоть один раз.
Рюкзак идти наверх не хотел. Правда, вниз он тоже не опускался -
борьба между ним и Борисом шла на одном уровне. Но в отличие от
Бориса, ему не нужно было дышать.
Перед закрытыми глазами возникли искрящиеся шарики - это был
последний сигнал, и Борис его понял. Он разжал руки и заболтал
непомерно тяжелыми ногами в последнем усилии. Он поднимался медленно,
бесконечно долго, почти всю жизнь. Если бы ему сказали, что с момента
падения рюкзака и до появления его очумелой головы на поверхности
прошло всего девятнадцать секунд, он бы не поверил.
Когда круги перед глазами исчезли, а звон в ушах прекратился,
Борис обнаружил, что Мартышки на плоту нет. Она болталась в воде возле
плота, придерживаясь за него руками.
- Я ду... ма.. ла... ты упал... - сказала Мартышка, дыша так же
часто и отрывисто, как Борис.
Она часто моргала, и то, что текло по ее щекам, было очень похоже
на слезы.
Веника на плоту тоже не было. Когда рюкзак, а за ним Борис и
Мартышка плюхнулись в воду, Веник решил, что это уже слишком. Он
прыгнул вслед за ними, но тут же раскаялся: ноги его болтались в воде,
не ощущая привычной опоры, и он чувствовал себя беспомощным. Как и все
собаки, плавать он умел от рождения, но это открытие ничуть его не
обрадовало. Он и сам не знал, зачем прыгнул в эту жидкую, мокрую и
холодную воду.
На поверхности от Веника оставались только кусочек хвоста и голова
с ушами, торчащими словно малярные кисти. Увидев Бориса, он подплыл к
нему и попытался на него взобраться, положив передние ноги на его
плечи. Впрочем, можно было подумать, что Веник приступил к
спасательной операции.
Стряхнув собаку, Борис уцепился за плот рядом с Мартышкой.
- Упустил... - сообщил он. - Чуть бы пораньше...
- Ты нарочно нырнул?
- Неужели нечаянно...
- Что же теперь делать?
- Будем помирать.
Лжедмитриевна протянула Борису руку.
- Влезай. Я тебе помогу.
Борис презрительно фыркнул в воду, нырнул под плот и вынырнул с
другой стороны.
За время всей этой возни их снесло назад. Упущенные весла
болтались недалеко от плота: их сносило медленнее. Борис поплыл за
ними.
На том берегу все это видели, хотя и не понимали, в чем дело. К
плоту уже плыли трое. Когда Борис прибуксировал весла, можно было
различить Стасика, Гену и Чижика.
Борис закинул весла на плот.
- Давай влезать одновременно, - сказал он Мартышке. - По счету
три. Раз...
Борис и Мартышка с противоположных бортов, дрыгая ногами, втянули
на плот по половинке туловища. Веник заскулил. Он не то чтобы твердо
решил, что его бросают: это было бы стопроцентным предательством в
таком положении, - он просто напоминал, что есть на свете такая собака
Веник, которой не хотелось бы оставаться одной среди такого обширного
и такого мокрого пространства.
Мартышка помогла Венику взобраться на бревна. Он тут же
отряхнулся. Когда Веник вытряхивал последнюю мелкую водяную пыль,
около него возникло радужное облако. Лжедмитриевна получила свою
порцию душа. Ее это не огорчило, а Бориса не порадовало, что
непременно произошло бы в другой обстановке: сейчас было не до мелкой
мести.
Подплывшие ребята окружили плот, ухватились за него.
- Вы что тут кувыркаетесь? - спросил Стасик.
- Рюкзак упал, - сообщила Мартышка.
- Какой?
- С продуктами.
- Поймали?
Вопрос был излишним: все видели, что на плоту оставался только
один рюкзак. Однако для подобного разбирательства место было не совсем
подходящим. Плот продолжало сносить. Борис и Мартышка начали понемногу
синеть, кожа их покрывалась пупырышками. И только Лжедмитриевна сидела
неподвижно. Правда, на ребят она не смотрела, и можно было подумать,
что она тоже переживает.
- Гребите, - сказал Стасик, - мы вас будем подталкивать.
Прежде чем Мартышка взяла весло, его неожиданно перехватила
Лжедмитриевна. Совесть ее, что ли, заела или что-то другое - Борис не
понял. Но, как и обычно, ничего хорошего из этого не получилось.
Лжедмитриевна гребла, а неподвижная Мартышка мерзла все больше.
- Возьми весло, - сквозь зубы сказал Борис, увидев, как Мартышка
потирает озябшие руки.
- Елена Дмитриевна, давайте я погребу, - попросила Мартышка.
- Замерзла?
- Ага.
- Накинь на себя что-нибудь.
Эта неожиданная заботливость возмутила Бориса.
- Я тебе говорю: возьми весло! - заорал он. Взрыв этот относился
не к Мартышке, но она не поняла.
- Не кричи, - сказала она. - Ты еще молод на меня кричать.
Мартышка была старше Бориса примерно на полгода. Откуда она об
этом знала - одном богу известно. Наверное, просто знала, и все. В
другое время он бы возмутился. Он и сейчас слегка возмутился, но очень
вяло. Все-таки Мартышка брякнулась с плота не зачем-нибудь, а для его
же спасения. Конечно, спасти она никого не могла, но ведь хотела...
- Я не на тебя кричу, - пояснил Борис.
Мартышка снова не поняла. Обычно девочки гораздо лучше чувствуют
психологические зигзаги. Мартышка не была исключением. Но в данную
минуту ее интуиция находилась в замороженном состоянии.
- А на кого? - спросила она.
Вопрос остался без ответа. Лжедмитриевна внимательно взглянула на
Бориса и передала Мартышке весло.
- Вы чего там ругаетесь? - спросили из воды. - Гребите сильней, мы
замерзли.
- Плывите на берег, мы догребем, - посоветовал Борис.
- Точно?
- Точно.
Ребята отпустили плот и поплыли к берегу.
Тем временем Алексей Палыч нервно расхаживал вдоль кромки воды, то
снимая, то надевая очки. Он постоянно справлялся у Шурика.
- Что там сейчас?
- Доплыли.
- А сейчас?
- Мартышка и ваш дружок залезли на плот.
- А сейчас?
- Плывут сюда.
- Никак не пойму: что там могло случиться?
- А ничего не случилось, раз не кричат. Может, просто решили
искупаться на середине.
- Это по меньшей мере странно, - сказал Алексей Палыч.
- А вы-то что волнуетесь? Не вам отвечать.
- Странно ты рассуждаешь. За поход я не отвечаю, но есть еще такое
понятие, как человеческая ответственность. Разве не ясно?
- Все ясно. Только не стоит из-за ерунды шум поднимать.
Что-то в ответах Шурика не нравилось Алексею Палычу. Повинуясь
нечетким еще своим мыслям, он неожиданно спросил:
- А почему ты не поплыл?
- Надо кому-то на берегу остаться... А почему вы не поплыли?
- Я об этом жалею.
- Ну вот видите...
- Что я вижу?
- Что тоже не поплыли, - сказал Шурик. - Давайте костер разведем
побольше. Сейчас приплывут - жрать захотят со страшной силой.
Последняя реплика не прошла мимо ушей Валентины, сидевшей подле
костра.
- Скажи лучше, что сам хочешь.
- Ну и хочу. Ну и что? Нельзя?
- Не заработал еще.
- Не меньше тебя несу, - сказал Шурик. - Не больше тебя ем.
Возражения есть?
- Хватит вам ссориться, - попросил Алексей Палыч.
- А мы и не ссоримся, - сказал Шурик. - Вполне нормальный
разговор. Когда начнем ссориться, вы сразу поймете. Я вот, например,
имею на вас зуб за кеды, но молчу: такой уговор - в походе ничего не
выяснять.
- Мне кажется, что ты уже выясняешь? - сказал Алексей Палыч,
стараясь придать своим словам форму деликатного вопроса. Он даже
предоставил Шурику возможность для почетного отступления. - Или мне
показалось?
Шурик возможностью воспользовался.
- Показалось. Все это - семечки.
Но Алексей Палыч, не чувствуя себя виноватым, все же понял, что
Шурик не из тех, кто легко прощает обиды - как реальные, так и
выдуманные.
Когда плот пристал к берегу, ребята собрались у костра. В суматохе
тяжесть потери оценили не сразу, но постепенно до всех дошло, что это
означает конец похода.
- Как это получилось? - спросил Стасик.
- Я не видел. Услышал, как плеснуло... только тогда...
- А ты?
- И я не видела, - сказала Марина. - Видела, как Боря нырнул. Я
думала, он свалился.
- Может, плот сильно наклонили?
- Не наклоняли. Плыли спокойно. Мы ничего... Мы не виноваты.
- Но ведь кто-то виноват? - заявил Шурик. - Так не бывает, чтобы
никто не виноват.
- Мы гребли... - сказал Борис и кивнул в сторону Лжедмитриевны. -
Она сидела... Она все видела.
Лжедмитриевна молчала, и на сей раз молчание ее было непонятно
всей группе.
- Самый ценный рюкзак, - сказал Стасик. - Пускай бы любой другой.
Я, конечно, тоже виноват. Но и вы могли сообразить - привязать!
- Любой другой сразу бы не утонул, - сказал Шурик. - А в этот, как
нарочно, все банки напихали.
"А он нечаянно попал в точку, - подумал Алексей Палыч. - Не "как
нарочно", а просто нарочно... Она сама уложила... А ведь по логике,
при переправе самое ценное надо разделить, а не складывать в одно
место."
Алексей Палыч понимал, что Лжедмитриевне придется прекратить поход
и, значит, его цель будет достигнута. Но нельзя сказать, что он очень
радовался в эту минуту. Он видел расстроенные лица ребят, их
растерянность. Ребят было жалко. Алексей Палыч слегка раздваивался.
Если бы была такая возможность, он сам сейчас нырнул бы за рюкзаком.
Это лишний раз доказывает, что Алексей Палыч не был человеком железной
воли, не умел идти к цели по прямой, что вообще-то не так и плохо, ибо
люди, идущие к цели прямолинейно, не всегда смотрят, кто попадается им
под ноги.
Ребята не решались обвинить Лжедмитриевну вслух. Они молчали.
Молчание затягивалось, и становилось ясно, что на сей раз одним словом
ей не отделаться.
Шурик продолжал затягивать петлю.
- Кто укладывал рюкзак на плот?
- Елена Дмитриевна, - сказала Марина.
Алексей Палыч, видевший уже на горизонте станцию, электричку и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг