- Пока не знаю.
- Но все же? Где и когда вы его впервые обнаружили?
В тоне кучумовского голоса звучала уже знакомая мне неп-
риязнь, и потому я не стал сообщать о том, что медведь был
хромым и что я попытался выстрелом отпугнуть его от обрыва.
- Так где же вы его впервые обнаружили? И что с ним в
конце концов стало?
- С седловины это не видно, - ответил я. - Спущусь вниз,
тогда попытаюсь выяснить. Однако путь это долгий.
- Понятно. - Он говорил уже совсем жестко, с надмен-
ностью. - Но в ущелье вообще не спускайтесь. Я сейчас свя-
жусь с диспетчерской комбината. Ваша задача - флажками обс-
тавить гребень склона в месте схода осыпи. Вам ясно?
- Да.
Разговор оборвался.
Ну а сегодняшний день начался для меня с вызова как раз к
одному из тех самых уважаемых в нашем городе людей, которые
еще недавно с таким почетом встречали меня на аэродроме.
В служебном кабинете этого человека (его звали Дмитрием
Степановичем) я бывал уже неоднократно. И в первые дни после
возвращения с Игр, и почти всякий раз, когда приезжали име-
нитые гости. Чемпион! Гордость города!.. К тому же если гос-
тям надо было показать горную часть заповедника, то вообще
мало кто мог сделать это лучше меня. "Наверно, - подумал я,
- и теперь пойдет речь о таком поручении" - и потому явился
при галстуке, в белой рубашке, светлом костюме, в бежевых
полуботинках на толстой рифленой подошве и с памятным олим-
пийским значком в петлице. Как оказалось потом, нелепее ни-
чего нельзя было придумать.
В очень просторном и светлом кабинете Дмитрия Степановича
стояли три стола. Один - рабочий, с телефонами - у самой
дальней от входа стены; другой - с макетом всех зданий горо-
да, окрестных гор, нитей спортивных подъемников - справа от
двери. Третий, широкий и длинный, покрытый зеленым сукном,
занимал среднюю часть кабинета. Когда я вошел, по сторонам
его сидели директор заповедника, мой тренер, секретарь го-
родского комитета комсомола, городской прокурор и начальник
милиции.
Завидев меня, Дмитрий Степанович начал подниматься со
своего места, и с каждым моим шагом его широкоплечая, слегка
сгорбленная фигура не только делалась выше, но словно бы да-
же все более грозно нависала мне навстречу.
Я остановился напротив него, кивком поздоровался сразу со
всеми. Никто не ответил. С четверть минуты длилось молчание.
И Дмитрий Степанович, и сидевшие за столом всматривались в
менятак, будто впервые видели. Меня-то! И люди, с которыми
я, начиная чуть не с самого моего детства, встречался уже
сотни раз! Что это могло значить?
- Расскажите о себе, - наклонив голову, не глядя в мою
сторону, глухо проговорил Дмитрий Степанович.
Но и это было для меня неожиданностью: почему он обращал-
ся ко мне на "вы"? Ведь прежде он никогда так не делал.
Я растерянно заулыбался:
- О себе? Но вы про меня все давно знаете.
Тем же глухим, враждебно-холодным тоном он произнес:
- Очевидно, не все.
- Что же мне говорить? Здесь родился, учился в школе, ра-
ботаю. Я замолчал и сразу почувствовал, что тишина в кабине-
те с каждой секундой становится напряженнее. Вот-вот, каза-
лось, она как-то ужасающе для меня разорвется. Все эти люди,
еще недавно так тепло ко мне относившиеся, смотрели недовер-
чивыми строгими судьями. Что случилось?
- Учился, работаю, - повторил я с тем отрешенным от всего
окружающего спокойствием, как будто стоял на огневом рубеже.
- Было, правда, еще одно событие: участвовал в зимних Олим-
пийских играх. Но об этом здесь, в вашем кабинете, я уже
рассказывал несколько раз.
Ответом снова было молчание, хмурые взгляды. Я покосился
на стены, на потолок: где я? Да, там, где бывал много раз. И
все здесь такое, как прежде.
- Вам известно, что наш город возник только потому, что
было открыто рудное месторождение?
Ответить я не успел. Успел только подумать: "При чем же
здесь мой рассказ о себе?" Дмитрий Степанович вдруг заторо-
пился, словно опасаясь, что мои слова чем-то могут ему поме-
шать:
- Сейчас это уже история. В тачках выкатывали из штолен
руду, на оленях везли за десятки километров к железной доро-
ге. Жили в бараках, палатках. Чтобы не замерзнуть, ночи про-
сиживали у раскаленных железных бочек. Теперь пройдите по
улицам: Дворцы культуры, музыкальные школы, школы искусств,
красавцы дома. И ведь не только город, но и лично вы всей
своей счастливой судьбой обязаны тем, кто его когда-то стро-
ил. И мы хотим знать: вам это понятно? И если да, то что все
же таится в вашей душе? Что? Что? Почему вы мешаете нам?
Он спрашивал резко, будто бы вел допрос. Я слушал сжав-
шись, вобрав голову в плечи, "сгруппировавшись", если гово-
рить языком горнолыжника, в ожидании града камней. Это не
было преувеличением. Так мне вдруг действительно показалось.
Но потому же я не стал отвечать. Пережду. Будет видно.
- С той поры, когда был основан город, прошло полвека. Но
никогда и никакое месторождение полезных ископаемых не быва-
ет неисчерпаемым. Спросите ученых. - Дмитрий Степанович кив-
ком головы указал на бородача в замшевой куртке и джинсах,
который тоже сидел у стола и которого я только теперь заме-
тил. - Да, спросите ученых. Они подтвердят, что и наших за-
пасов руды хватит еще только на четверть века. И что тогда?
Опустеть домам. Дворцам, школам? С улиц, по которым больше
некому ходить, содрать асфальт? И ваше сердце спокойно? Вы
над этим не думали и никогда не захотите думать? Но мы-то
уже сегодня готовим завтрашний день города. И я вам скажу,
каким здесь, в горкоме партии и горисполкоме, мы его видим."
Это будет не только всесоюзно известный центр горнолыжного
спорта, но и столица самого северного в мире национального
парка. Мне иногда говорят: "Надо браться только за один
спорт. У нас прекрасные горы. Десять месяцев на них лежит
снег. Будут проходить мировые чемпионаты, тренировки масте-
ров - и достаточно!" Но ведь спортсмену в такие периоды жиз-
ни нужны кроме гор и снега еще только подъемники да место в
гостинице. И в сущности, ничего больше. Чтобы не увядал го-
род, этого мало. Национальный парк привлечет сюда любителей
северной природы. Станут съезжаться туристы всех стран и
возрастов. Это большие массы людей, фестивали, недели ис-
кусств, современное, градостроительство, десятки тысяч пос-
тоянного населения, круглый год занятого полезным трудом.
- Но почему вы считаете, что мне над этим никогда не за-
хочется думать? - прервал я его.
- Потому что претендовать на то, чтобы стать таким горо-
дом, - это в первую очередь значит полностью сохранить в его
окрестностях животный и растительный мир. Ради этого мы и
добились, чтобы уже сейчас от самых наших окраин начиналась
территория заповедника.
Он протянул в мою сторону раскрытую ладонь. На ней что-то
лежало.
- Это пуля из твоей винтовки? - в упор глядя на меня,
спросил он.
- Какая пуля? - Я оглянулся на тренера, на директора за-
поведника. Никто из них не смотрел на меня.
Дмитрий Степанович подошел к тренеру, протянул ему ла-
донь. Тот, подтверждая, кивнул.
- Но почему? Как это может быть? - спросил я, уже дога-
давшись о том, что услышу дальше.
- Имеются данные баллистической экспертизы, - вступил в
разговор прокурор. - Калибр семь целых и шестьдесят две со-
тых миллиметра. Пуля от целевого винтовочного патрона "экс-
тра", предназначаемого для стрельбы на особо ответственных
соревнованиях. Во всем нашем городе, кроме вас, ни у кого из
спортсменов таких патронов нет да и не было. Но разумеется,
гораздо важнее то обстоятельство, что экспертиза бесспорно
установила индивидуальные признаки, общие для этой пули и
нарезки ствола вашей винтовки.
Дмитрий Степанович смотрел на меня с таким отвращением,
что его подбородок дрожал.
- Когда ты стрелял последний раз и по какой цели?
- Если вы говорите о каком-либо животном, то несколько
месяцев назад, - ответил я. - Вы сами посылали меня в приб-
режный район. Вы помните?
- А что ты сделал три дня назад? - Он взвешивал на ладони
пулю, будто решая, швырнуть ее в меня или нет, и вдруг, сжав
кулак, грохнул им по столу. - Хватит вранья! Это нашли в
медведе, погребенном лавиной, и ты прекрасно знаешь, почему,
где и когда это было.
- Но что оставалось? - в отчаянии крикнул я. - Он шел к
обрыву. И слабый, тощий. Кожа да кости. Еле тащился. Было
ясно: ему ни за что не удастся удержаться на склоне. Моего
голоса он не услышал. Пришлось отпугнуть выстрелом. Но я
только это и сделал.
- Только? - переспросил Дмитрий Степанович. - Но вот уже
сколько раз на территории, которую ты должен оберегать от
браконьерства, находят убитых животных.
Он шагнул к рабочему столу, взял с него пачку фотографий
и швырнул на зеленое сукно. Они ручьем потекли по его по-
верхности.
- Росомахи, куницы... Птицы, записанные в "Красную кни-
гу"... Ты знаешь, сколько раз вот эти друзья, - он ткнул
пальцем сперва в секретаря горкома комсомола, потом в трене-
ра, в директора заповедника, - оберегая твою репутацию, тай-
ком подбирали на дне ущелья, у границы территории, которую
ты обязан охранять, убитых тобою животных и прятали, чтобы
никто не увидел? Думаешь, так может продолжаться вечно? И
хотя бы бесстыдно сдирал шкуру, жрал! Но ты браконьер особо-
го рода. Чист и свят. Всего лишь отрабатываешь технику.
Идешь к высшим достижениям в спорте. И ни у кого из твоих
друзей не хватает мужества сказать: "Прекрати!" И что же де-
лать теперь? Просить Всесоюзный комитет по делам физкультуры
и спорта о твоей дисквалификации? Знаешь, сколько уже насчи-
тала на тебя охотоинспекция? И прячут, списывают на стихий-
ные бедствия. На лавины и паводки, которых не было. Лишь бы
только не бросить тень на олимпийского чемпиона, которым все
мы гордимся. Но теперь мы с них спросим. Товарищи говорили:
"Нет доказательств". Теперь они есть. Мы верили, что вместе
с тобой в наш город придет большой спорт. Пришел позор.
Дмитрий Степанович снова поднес ладонь с пулей к моим
глазам. Я так и ждал: он все же швырнет ее мне в лицо.
- Иди, - с презрением сказал он; - И чтобы больше никто
не видел тебя в горах. - Он кивнул сперва в сторону директо-
ра заповедника, потом в сторону начальника милиции. - Обязы-
ваю вас принять необходимые меры. Это во-первых. И во-вто-
рых, винтовку сегодня же сдашь на спортивную базу. Трениров-
ки - только в присутствии тренера. И запомни: здесь в этот
раз мы все тут, кто как мог, боролись за твое будущее. Пото-
му и вели этот разговор. Но победили мы или нет, зависит
лишь от одного тебя.
Когда я только-только завершил тот свой победный рывок на
зимней Олимпиаде и еще едва держался на подкашивающихся но-
гах, меня обступили журналисты.
Переводчица захлебывалась словами: "Что вы чувствовали,
когда шли по трассе? С какими неожиданностями столкнулись?
Кто из спортсменов мира служит для вас образцом? В чем сек-
рет того, что вам удается так быстро переходить от бега к
меткой стрельбе?"
Я отвечал: "Не знаю".
Так в ту минуту и было. Но позже я, конечно, смог сам се-
бе ответить на все эти вопросы и даже вдруг будто со стороны
увидел во всех мельчайших подробностях то, как бежал по
трассе, что происходило вокруг.
Переключаться - это еще и способность вырываться из одних
потоков-впечатлений, шума, света, обращенных на тебя взгля-
дов - и тут же погружаться в другие, не менее яркие, значи-
мые, но совершенно другие.
Выйдя из здания, где все это происходило, я остановился
на краю тротуара. Мимо шли люди, проносились автомобили. Ни-
каких мыслей в голове моей не было. Стоял, смотрел по сторо-
нам. Щурился от лучей солнца.
Рядом со мной вдруг оказался бородач в замшевой куртке.
- Самое странное - это, конечно, то, что медведь, которо-
го вы видели на седловине, был очень тощ, - проговорил он
так, будто мы с ним добрые приятели и продолжаем неторопли-
вую, давно начатую беседу. - Вы сказали: "Кожа да кости".
Очнитесь! - Он начал тормошить меня за плечо. - Судите сами:
уже сентябрь. Скоро в берлогу. Медведь же нисколько не нако-
пил жира. Значит, ему что-то мешало. И значит, если он был
хвор из-за пули, которая сидела в нем (а это вполне можно
проверить), то пулю всадили в него не три дня и даже не три
недели назад, ибо ни от какой раны похудеть за такое корот-
кое время он бы не мог. Осенние медвежьи жировые запасы ог-
ромны. Их должно хватить на целую зиму. Следовательно, впол-
не возможно, что пуля сидела в нем все летние месяцы, и ваша
недавняя стрельба, даже если она и была, не имеет никакого
отношения к данному случаю.
У меня вырвалось:
- Но я же точно знаю, что не попал в него!
- И сможете доказать?
- Смогу. Но кто будет слушать мои доказательства?
Он прервал меня:
- Вам известно, где находится филиал Академии Hayк? Ко-
нечно, известно! Трехэтажное здание на площади Первого Мая.
Приходите завтра в Институт геологии и геофизики. В первой
половине дня я буду там в гидрохимической лаборатории. Это
на втором этаже. Спросите Трофима Петровича. Нам обязательно
нужно поговорить.
Я не успел ответить.
Подкатил зеленый пикап с надписью: "Экспедиционная". Еще
на ходу раскрылась дверца. Машину заполняли мужчины и женщи-
ны в куртках и ватниках. Трофим Петрович влез в нее, пова-
лился на окованные железом ящики приборов. Пикап рванул.
- Непременно зайдите! - донеслось уже с середины улицы.
Вероятно, если бы в ту минуту, когда я потом пошел по
улице вверх, прямо к подножию ближайшего к городу горного
склона, меня спросили:
"Куда ты идешь?" - и в ответ услышали бы: "Прощаться",
это не было бы неправдой. Завтра будет приказ по заповедни-
ку: "Такой-то переводится на работу, не связанную с обходом
территории". Но сам я уже принял решение: докажу свою право-
ту и уеду. И никогда и нигде больше не стану на лыжи, не
возьму в руки винтовку. Победителем следующих Олимпийских
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг