- Хорошо, но помните, если я удалюсь, исчезнете и вы.
- Пожалуй, я примирюсь и с этим...
Из записок неизвестного
Он не всегда говорил то, что думал. Но сказав что-либо, впредь думал
именно так.
С. Дюгонь-Дюгоне. "Портреты"
Главный недостаток извилин в том, что они извилисты.
А. П. Сыроваров, начальник Лаборатории перезаписи,. "Приказы"
Шагая рядом с Ириной, Чебукин совсем было собрался пуститься в
откровенности, неуместные и не ведущие к цели, но внутренне необходимые
сейчас, однако бис опередил его и повел дело изученной тропой.
- Так тянет на природу, в просторы... Человеку, посвятившему себя
эстетике, истинная красота важнее всего, - начал бис рокочущим и
переливающимся голосом.
"Затоковал... Колоратурный бас... Траченный молью первый любовник
провинциальной оперетты", - зло и безнадежно думал Чебукин, с непривычной
жалостью ощущая робкое тепло Ирининой руки.
- Неумолчный шелест деревьев, щебет птиц, - разливался бис. - Давайте
отправимся за тайнами природы, как древние аргонавты за золотом!..
Чебукин взглянул на Ирину, но не как обычно, чтобы проверить действие
слов, "скорректировать огонь", а бесцельно, с той же щемящей душу жалостью.
- Да, да... так тянет к птицам, к деревьям, - беззвучно шептала девушка,
удивительно хорошея при этом.
"Ну, конечно, - виновато думал Чебукин, любуясь ее новой красотой. - Ей и
вправду представляется это самое - листва, мурава, бабочки, соловьи, а в
мыслях биса - я - то ведь знаю - протертые влажной тряпкой листья пальмы над
столиком в уединенном углу ресторана "Нерпа", где всегда кончается первый этап
"плавания аргонавтов".
-К природе... как аргонавты, - шептала Ирина, и самые пошлые слова в ее
устах приобретали новый, вернее - старейший, первозданный смысл.
- Я тоскую по красоте, как плененная ласточка по воздушному океану, -
разливался бис. - Безграничность стихий и такая же необъятность музыки.
Грандиозность Баха. Бранденбургский концерт та-ра-та-та-лю-лю-та-ра... '
"Это, коллега-шестипудовая ласточка, никакой не Бах, а "Подмосковные
вечера", да еще префальшиво исполненные", - подумал Чебукин.
- Лю-лю-лю-ра-ра-лю-ра-ра-ра, - не заметив подлога, чистым, серебристым
голоском подхватила Ирина. - Лю-лю-ра-ра-та-та-та-та...
"Вот это не "Подмосковные вечера", это, верно, и есть Бах, которого я, к
сожалению, совершенно не знаю", - думал Чебукин.
Он посмотрел на Ирину и впервые за время короткого романа, а также
предыдущих коротких романов, бескорыстно залюбовался девушкой, чувствуя, что
сердце бьется чаще, горло пересохло и нечто одновременно горькое и сладостное
теснит грудь.
А бис развивал обычную программу:
- Музыка и ваша щедрая ласка единственное, что может согреть сердце,
измученное борьбой с оппортунистами и догматиками, годами неустройств и
теоретических размышлений. Женское тепло... трепет...
- К черту! -не своим голосом закричал Чебукин. - Трепач! Брехун! Девушка
испуганно оглянулась.
- Вам нехорошо? - нежно спросила она. И этот страх за другого человека,
беззащитно протянутые руки, от-крывали в ней новую красоту.
- Вы извините, - пробормотал Чебукин и тут же, услышав, как бис снова
принимается за свое токованье, закричал нечто уж совсем непонятное кроткой
аспирантке: - К дьяволу! Извините, я не вас. А вы тоже хороши - развесили уши.
К дьяволу! К черту! К дьяволу! Чебукин махнул рукой и побежал прочь. Дома он,
не ужиная, заперся в кабинете и, тяжело дыша, улегся на холодном кожаном
диване.
- Чего ты волнуешься? Бис через три месяца отделится и будет жить
самостоятельно, как... - пробовал он успокоить себя.
- Как тысячи других пустозвонов, - перебил внутренний голос, который
прежде почти никогда не подавалголоса, а теперь стал проявлять поразительную
активность. - Но сам ты ведь не отделишься от себя!
- Да, я от себя не отделюсь, - должен был согласиться Чебукин. - И кроме
того, я не вынесу дуэта с бисом не то чтобы три месяца, а даже еще три часа.
Сквозь дверь Чебукин слышал, как жена отвечала по телефону:
- Ничего особенного... Неужели? Ах, боже мой... Что вы говорите!
"Доброжелатель" информирует о моем странном поступке на междуведомственном
совещании", - безошибочно определил Чебукин.
- Нет, нет, он сумеет взять себя в руки, - говорила жена.
"Положение неустойчивое. Любопытно, кто обрадуется, когда я загремлю? -
спросил он самого себя. - Прохвост Прожогин? У Прожогина больше всего шансов
занять мое место. Потом Петр Петрович; Петр Петрович станет заместителем.
Нет... вернее всего, свалит меня Чебукин-бис".
Чебукин засмеялся, такой странной и одновременно вероятной была эта
догадка. "Не кто иной, как Чебукин-бис".
- Опять карьера, карьера, мелкий и суетный человек, - раздраженно сказал
внутренний голос. - Не пора ли, как выражались в старину, подумать о душе?
- Давно пора, - согласился Чебукин и вздохнул. Ему припомнилось милое лицо
Ирины и захотелосьнапеть мотив, услышанный от нее, это дивное
лю-лю-ра-рата-та-лю-лю-та...
Получилось нечто совсем иное, хотя тоже знакомое.Он напрягся и вспомнил:
"Да это же "Там, вдали, за рекой",походная песня, заученная в юности, во время
срочнойслужбы".
- Там, вдали, за рекой загорались огни. В небе ясном заря догорала... -
промурлыкал он.
Жена услышала и, выйдя в коридор, тоненько сказала:
- Васе-е-чек... может быть, чае-е-ечечку... горя-я-я-ченького,
кре-е-е-е-пенького?
Сострадание она умела выражать только так: растягивая гласные.
Чебукин не откликнулся. Сердито дыша, он бормотал про себя одно и тоже:
"Там, вдали, за рекой... Там, вдали, за рекой..."
- А ты знаешь, почему песенка так крепко засела у тебя в голове? - шепнул
внутренний голос.
- Н-нет. Воспоминания юности? - неуверенно спросил Чебукин.
- Романтика, юность... Вздор, голубчик. Разве не ты в качестве директора
Института эстетики, получив наводящий запрос, подмахнул резко отрицательный
отзыв об этом "упадочническом произведении". А через известное время по
второму наводящему запросу состряпал другой-безоговорочно положительный
отзыв...
- Что же тут такого? - вмешался бис. - Некоторые произведения искусства в
свете одной, э-э, исторической эпохи играют совершенно иную роль, чем те же,
так сказать, произведения искусства в свете другой, э, исторической эпохи.
Азбучная истина.,"
- Завел шарманку, - огрызнулся Чебукин, хотя бис защищал его от
внутреннего голоса.
Чебукину вдруг снова показалось жизненно необходимым заменить сомнительное
доброе дело другим, настоящим.
И заменить сейчас же, будто только после этого появится хоть какая-то
защита и против биса и против внутреннего голоса.
- Доброе дело... Доброе и смелое дело...-бормотал он про себя.
- Добро... Зло...-снова вкрадчиво вмешался бис. - Ты в плену абстрактных
категорий... идеалистических, общечеловеческих понятий. Предоставь другим;
судить о тебе. Твоя биография и, э-э, анкеты всегда радовали глаз компетентных
работников. Неужели ты случайно дослужился до...
- Позволю себе заметить, - сухо перебил внутренний голос, - что у Клавдия,
короля Дании, тоже, по-видимому, были безукоризненные, радующие глаз анкеты. А
то, что он влил малую толику яда в ухо неосмотрительно уснувшему и потерявшему
здоровую бдительностьбрату - отцу Гамлета, анкеты не отразили. Там и вопроса
такого нет: "Отравлял ли ты ближних своих?"
- Яд!! Убийство!! - с негодованием вскричал бис. ("Боже, какой ложный
пафос!" - подумал Чебукин). - Вы переходите все границы, милейший... Не
посмеете же вы обвинять нас, меня и Чебукина настоящего, в...
- В отравительстве? - внутренний голос хохотнул. - Но яды бывают разные...
Некоторые поражают только душу...
- Идеализм!.. Субъективизм... Махизм... - кричал бис.
Чебукин прикрыл голову подушкой, пытаясь столь наивным способом заглушить
спорящие голоса, слушать которые он уже был не в силах. "Я теперь больше похож
на арбитражную комиссию, чем на обычного человека, - думал он. - Так не может
продолжаться. Я не выдержу".
Как ни странно, подушка помогла. А может быть, голоса затихли сами собой.
В тишине Чебукин снова принялся искать подходящее доброе дело.
"Прожогин? Ну, конечно же", - обрадованно вспомнил он и помедлил, давая
время высказать свои мнения и внутреннему голосу и бису.
Те молчали... Их пассивность обнадеживала.
Чебукин вспомнил.
В прошедшие годы Прожогин попал в ссылку и крайне нуждался. Профессор
Лядов, старый учитель Прожогина, подбирал книги и другие материалы для статей
и заметок. пересылал их ссыльному, а затем, напечатав сочинения своего
подопечного, по необходимости без подписи, переводил автору гонорар.
Человек скрупулезно аккуратный, Лядов сохранял извещения на получение
гонорара и квитанции переводов в специальном конверте.
Когда через несколько лет Прожогин вернулся, здоровый и - в немалой
степени благодаря заботам своего старого учителя - вполне благополучный,
профессор уронил слезу и с некоторой торжественностью вручил ученику
упомянутый конверт, сказав между прочим, чтобудет счастлив, если после его,
Лядова, кончины Прожогин примет кафедру и продолжит начатые учителем
изыскания.
Подробности трогательного свидания учителя с учеником стали широко
известны со слов Прожогина.
А еще через известное время Прожогин подал куда нужно заявление, обвинив
Лядова не только в теоретических ошибках, но прежде всего - в связях с врагами
народа и помощи врагам народа. В качестве доказательств он приложил к своему
манускрипту сколотую рукой Лядова пачку квитанций, свидетельствующую о том,
что профессор переводил ему, Прожогину, бывшему тогда врагом народа, деньги и
поддерживал с ним, Прожогиным, бывшим тогда врагом народа, оживленную
переписку.
Старый профессор был изгнан с кафедры, а несколько позднее попал в лагерь,
из которого уже не вернулся. А Прожогин занял кафедру своего наставника, как
тот и желал, однако при обстоятельствах, которые учителю вряд ли могли
представиться.
В ту пору, то есть когда кафедра освободилась, Прожогин обратился к
Чебукину с просьбой рекомендовать его для замещения открывшейся вакансии.
- Да вы мерзавец! - ответил Чебукин и показал рукой на дверь.
- ... Чем это не доброе и не смелое дело, особенно если учесть самое
личность Прожогина, обнаружившего незаурядные способности в шагании к цели по
трупам? - с надеждой и робостью обратился Чебукин к внутреннему голосу.
- Хм... хм... - пробормотал внутренний голос. Чув-ствовалось, что ему
нелегко развенчивать последние иллюзии Чебукина. - Хм... хм... Но ведь ты был
в кабинете один?
- Допустим...-ответил Чебукин.
- А при свидетелях ты повторил бы этого своего "мерзавца"? Отвечай честно!
- Н-не знаю... Сказать такое при свидетелях было бы сверхсмелым поступком,
а условлено подобрать дела просто смелые и добрые.
- И Прожогин все же стал твоим заместителем? - продолжал внутренний голос,
словно не слыша или отводя объяснения Чебукина.
- Его утвердили во время моего отпуска.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг