доктор медицинских наук, профессор, и очень знаменит. Юлий
Афанасьевич всегда являлся в окружении молодых врачей, но с
Тимофеем почти не разговаривал, а на его вопросы, когда Ти-
мофею разрешили говорить, чаще отвечал каламбурами. И Тимо-
фей вскоре понял, что для знаменитого профессора он не живой
человек, а всего лишь очень интересный объект исследования,
в котором самое главное - работа сердца, кровообращение,
пульс, дыхание, стул, а вовсе не те мысли, которые волновали
Тимофея.
В один из визитов Юлий Афанасьевич привел с собой высоко-
го сутулого молодого человека с прыщавым лицом и испуганными
глазами.
- Ну, вот вам тема кандидатской диссертации, Игорь, -
сказал Юлий Афанасьевич, указывая на Тимофея и радостно по-
тирая руки. - Познакомьтесь с его историей болезни и начи-
найте.
- Здравствуйте, больной, - немного заикаясь, сказал пры-
щавый Игорь, - теперь я буду вас вести.
"Тебя только мне не хватало", - подумал Тимофей, но про-
молчал.
Прыщавый стал приходить по нескольку раз в день.
Подробно и нудно выспрашивал Тимофея о его жизни, начиная
с самого раннего детства. Тимофею он сразу ужасно надоел, и,
чтобы отвязаться, Тимофей рассказывал ему всякие небылицы,
вроде того, что в детстве страдал галлюцинациями - ему мере-
щились египетские пирамиды, жрецы, фрески, что он пять раз
перенес скарлатину и никогда в жизни не брал в рот спиртно-
го...
Прыщавый удивлялся, но все аккуратно записывал в большую
толстую тетрадь.
Наконец Юлий Афанасьевич разрешил Тимофею встать. К тому
времени от длительного лежания и строгой диеты Тимофей уже
основательно ослаб. Сестра принесла ему пижаму и туфли, по-
могла одеться и бережно поддерживала во время первой прогул-
ки. А он вынужден был опираться на нее, потому что кружилась
голова и ноги были совсем как ватные.
Через несколько дней Тимофея перевели в другую палату,
где, кроме него, лежал еще один больной-веселый толстяк лет
семидесяти с чистым породистым лицом, пышными седыми волоса-
ми под актера и молодыми умными глазами.
- Привет соседу, - сказал толстяк, приподнимаясь, и
представился, - Воротыло Ефим Францевич - профессор физики.
Тимофей назвал себя, но кем работал, не сказал, постес-
нялся.
- А вы наша местная знаменитость, - продолжал Воротыло, -
вас уже все в больнице знают. Шутка ли проспать столько! Я,
между прочим, тут тоже давно, - добавил он. - После инфарк-
та... Вылеживаюсь.
Профессор оказался на редкость интересным соседом. Тимо-
фей с удовольствием слушал его рассказы об истории физики, о
последних достижениях физиков-ядерщиков, о загадках, которые
возникают после новых открытий, о кризисе современной физи-
ки. Самыми долгими и захватывающими бывали ночные беседы,
когда им никто не мешал. Обычно после того, как дежурная
сестра гасила в палате свет и, пожелав им спокойной ночи,
удалялась, Ефим Францевич приподнимался, ставил подушку на
попа, прислонялся к ней спиной и, взглянув на Тимофея из-под
насупленных седых бровей, негромко спрашивал:
- Ну, о чем сегодня разговор? О Максвелле, Эйнштейне, Бо-
ре?..
И начиналось... Ученые, которых Тимофей до сих пор знал
лишь по именам, в рассказах Ефима Францевича вдруг превраща-
лись в живых понятных людей с их печалями и радостями, не-
достатками и достоинствами, победами и промахами. И путь
каждого из них в науке, значение их открытий становились
вдруг осязаемо близкими, яркими, зримыми... Раскрывал их
Ефим Францевич тоже по-особенному, словно освещал прожекто-
ром в темноте с разных сторон, и от этого каждый становился
еще ярче, рельефнее.
Значение Альберта Эйнштейна для последующих поколений, по
словам Ефима Францевича, заключалось не столько в существе
его открытий, сколько в его личности - рыцаря науки без
страха и упрека; его принципиальности, честности, гуманизме
и выросшем на их основе огромном непререкаемом авторитете.
Нильс Бор - один из "отцов" квантовой механики и атомной
бомбы предстал в его изображении дьявольски умным стариком,
который под невозмутимостью пожилого профессора сохранил
огонь юности и "души высокие порывы" и который, прекрасно
сознавая ответственность ученых перед человечеством, больше
всего боялся "проиграть мир" на родной планете... Своих кол-
лег - современных ученых - и себя самого Ефим Францевич су-
дил строго.
- По нынешним временам самое ценное качество ученого -
умение сомневаться в собственной непогрешимости, - посмеива-
ясь, говорил он Тимофею. - Потеряв его, ученый запросто
превращается в обывателя, в этакого самодовольного носорога,
не желающего и не способного воспринимать ничего нового... В
лабиринте "безумных" гипотез нашей эпохи, во всей этой "аб-
ракадабре" микромира, которую мы уже готовы принять как неч-
то привычное и очевидное, единственная дорога настоящего
ученого - это пионерский путь вперед по грани неведомого...
Следуя этим путем, приходится подниматься, опускаться, отс-
тупать, балансировать на грани риска, но это единственное
направление к вершине, с которой или откроются новые гори-
зонты, или новые скалистые грани, которые опять придется
преодолевать. И путь этот бесконечен, юноша. А справа и сле-
ва - удобные тропинки вниз. Одна ведет в обывательское боло-
то самолюбования и самовосхваления за те "следы", которые
удалось оставить где-то в окрестностях науки, другая - пря-
мехонько в удобное кресло "организатора науки"... Окаянное
слово! Как будто человек, который сам неспособен вести исс-
ледования, может организовать научную работу других!
- Но сейчас говорят и пишут в газетах, что открытия дела-
ют коллективы, - несмело возражал Тимофей. - И даже премии
дают коллективам.
- Правильно... Но во главе научного коллектива должен
стоять ученый с большой буквы, именно из тех, кто не отсту-
пит с грани; настоящий специалист и знаток своего дела. Он
должен быть и генератором идей и обладать авторитетом, спо-
собным увлечь и зажечь весь коллектив. А тот, кто "сошел с
дистанции" и сел в кресло "организатора науки", может только
паразитировать на других... Это тормоз, а не организатор.
- А чем занимаетесь вы, Ефим Францевич?
- Я всю жизнь со студенческой скамьи занимался теми пере-
менчивыми таинственными частицами материального мира, кото-
рые мы привыкли изображать смешными знаками в виде концент-
рических окружностей с крошечным ядром посредине. А еще -
теми удивительными и непостижимыми скачками, которые хитро-
умная материя зачала в себе, чтобы существовать вечно... Или
которые мы, может быть, придумали, чтобы хоть какнибудь ори-
ентироваться в хаосе микромира...
- Вы говорите про строение атомов? - уточнил Тимофей.
- Если угодно... Но я имел в виду, главным образом, атом-
ные ядра. Это моя узкая специальность.
- Я где-то читал, что ядра тоже устроены сложно, - сказал
Тимофей, - из разных частиц - нейтронов, протонов, мезо-
нов...
- Увы... Все правильно, юноша. Частиц этих сейчас, к со-
жалению, набралось слишком много... И открываются все новые
и новые...
- А вы открыли что-нибудь?
- К сожалению, пришлось.
- Почему к сожалению?
- Потому что все было бы гораздо проще и удобнее для ны-
нешней науки, если бы элементарных частиц оказалось помень-
ше. Впрочем, я предвижу кое-какие радикальные реформы в этом
балагане... Они просто необходимы... И, должно быть, начнут-
ся скоро... Хотелось бы дожить до этого...
- Как много вы всего знаете! - вырвалось у Тимофея.
- В сущности, ничего мы, дорогой мой, по-настоящему не
знаем, - усмехнулся Воротыло. - Предположения, предположе-
ния, модели, формулы. А истинная картина мира остается вели-
чайшей загадкой. Начальный взрыв, пространство, время, кто
объяснит, что все это такое...
- Ну, пространство и время - это формы существования ма-
терии, - несмело возразил Тимофей.
- Это-то конечно, - весело согласился профессор, - а
дальше?
- Что дальше? - не понял Тимофей.
- Их свойства, особенности, законы, которыми они управля-
ются. Вот, скажем, время. Что мы с вами о нем знаем? Что оно
течет? А куда оно течет и откуда, и почему? И можно ли его
ускорить, замедлить, остановить, сжать, растянуть, повернуть
вспять?
- Можно, - решительно заявил Тимофей.
- Почему вы так думаете?
- Я... просто знаю...
- Как это - знаете? Каким образом? - удивился профессор.
- Ну, чувствую...
Воротыло задумался.
- Конечно, ваши ощущения должны быть совсем особенными, -
сказал он наконец. - Полгода летаргии... Интересно, ощущали
вы как-нибудь свое существование в это время?
- Ощущал, - ответил Тимофей не очень уверенно.
- А что именно ощущали?
- Ну, вроде бы смену дня и ночи, - сказал он, вспомнив
мигания, которые пробовал считать.
- А ощущали вы само течение времени?
- Как это? - опять не понял Тимофей.
- Казалось ли вам, например, что время тянется медленно?
- Наоборот, казалось, что оно летит очень быстро...
- А вы не боялись?
- Чего?
- Что можете не проснуться.
- Нет... Я знал, что могу проснуться... когда захочу.
- Вот как? - удивился профессор. - И что же! Получилось?
- Получилось...
- Очень интересно... - покачал головой Воротыло, задумчи-
во глядя на Тимофея. - А вы не боялись, что вас... похоронят
живым... или положат на анатомический стол?..
- А почему? Я же был живой.
- При летаргии это не всегда улавливается. Кроме того,
врачи могли ошибиться. Бывали такие случаи.
- Ну-у, - испуганно протянул Тимофей и решил, что, уско-
ряя время, никогда больше не станет связываться с врачами.
Так они разговаривали подолгу, перескакивая с одной темы
на другую. Мешал только прыщавый Игорь, который по-прежнему
приходил со своей толстой тетрадью и продолжал "исповедо-
вать" Тимофея. Ефим Францевич Воротыло быстро заметил, что
при нем Тимофей стесняется отвечать на бесконечные вопросы
молодого врача. Поэтому он вставал и уходил из палаты, как
только Игорь появлялся. А Тимофей, оставаясь с Игорем наеди-
не, продолжал плести ему свои небылицы.
Игорь, в конце концов, стал догадываться, что над ним по-
тешаются. Он уже не записывал все подряд и начал возвращать-
ся к записям, сделанным раньше, видимо, сопоставляя их со
словами Тимофея. И когда Тимофей рассказал ему, что во время
своего долгого сна видел другие планеты, и принялся объяс-
нять, как там было, Игорь захлопнул тетрадь и, не глядя на
Тимофея, сказал, что читал об этом... в "Стране багровых
туч" братьев Стругацких. Тимофей не помнил, кто такие братья
Стругацкие, однако смутился, потому что действительно расс-
казывал сейчас то, что вычитал в какой-то книжке. Игорь по-
сидел немного, печально глядя в угол, потом встал и вышел из
палаты. И после этого не появлялся несколько дней.
Впрочем, Тимофею скучать не пришлось... На другой день
его навестили Вася и Тихон Терентьевич. Увидев двух посети-
телей сразу, Ефим Францевич Воротыло поспешно выскользнул из
палаты.
- Здорово, Тим, - сказал Вася, подходя к кровати и протя-
гивая руку Тимофею. - Ну ты даешь! Полгода на бюллетене... А
выглядишь вроде нормально.
- В месткоме поговаривают, тебя надо на инвалидность, -
заметил от двери Тихон Терентьевич.
- А вы проходите, садитесь, - пригласил Тимофей.
- Ничего, могем и постоять, - Тихон Терентьевич присло-
нился к косяку двери.
- Он заразиться боится, - подмигнул Вася, присаживаясь в
ногах Тимофея. - Я уж ему говорил - сонная болезнь - она не
заразная.
- У меня никакая не сонная болезнь, - обиделся Тимофей. -
Летаргия. Сон такой.
- А какая разница? - удивился Вася.
- Большая... Ну а что в институте нового?
- Что у нас может быть нового? - развел руками Вася. -
Работаем... В чертежке понемногу нормы перевыполняем. Вспо-
минаем тебя...
- Суд решили на осень перенести, - вставил от двери Тихон
Терентьевич.
- К тебе тут не пускали, - продолжал Вася. - Я много раз
справлялся. А вчера сказали - можно... Ты как себя чувству-
ешь-то? Когда думаешь выходить?
- Не знаю, - сказал Тимофей.
- Ну, к осени-то выпустят, - заверил Тихон Терентьевич.
- Может, выпустят, а может, и нет... Очень моя болезнь
врачей заинтересовала.
- Тогда, значит, на инвалидность, - кивнул Тихон Теренть-
евич.
- А судить меня как же? - поинтересовался Тимофей. - Если
меня, к примеру, из института попрут по инвалидности, как же
с товарищеским судом?
Тихон Терентьевич озадаченно заморгал, видимо, не находя
ответа.
- У нас отпуска начались, - продолжал рассказывать Вася.
- Сейчас многие в отпусках... Зойка тоже недавно в Крым уе-
хала... Она часто в больницу ходила. Все справлялась о тебе.
- А Жорка? - поинтересовался Тимофей.
- Ух, он на тебя злой, - Вася даже зажмурился, чтобы по-
казать, как зол Жорка. - Такое про тебя рассказывал, та-
кое... Уж ребята и верить совсем перестали. И так он всем
надоел со своими разговорами, что его в рабочий контроль
выбрали. Теперь ходит всех проверяет.
- А к Зойке пристает?
- Нет... Она его так понесла на собрании... Он ее теперь
боится.
- И правильно, - задумчиво сказал Тимофей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг