волосами. Инге подумала, что это сеньора Мариана, и действительно Шейкуна
назвал ее так, представляя Инге. Затем он вручил записку Стива и добавил,
что сеньорину прислал хозяин. Седая женщина молча взяла записку, чуть
заметно кивнула Инге и, даже не глянув в записку, негромко позвала:
- Мариэля!
Откуда-то появилась еще одна женщина, тоже в темном, молодая и - как
сразу оценила Инге - очень красивая.
Мариана велела провести сеньорину в комнаты для гостей. Мариэля кивнула
Инге, но, как и Мариана, "не заметила" протянутой ей руки и молча повела
Инге наверх.
В коридоре второго этажа она распахнула одну из дверей, включила свет,
и Инге увидела небольшую, очень уютную комнатку с голубыми стенами, голубой
обивкой мебели и голубыми шторами, заслонявшими окна и дверь на балкон.
- Гардероб в комнате направо, - сказала по-английски Мариэля, -
ванная - налево. Где сеньорина пожелает ужинать?
Инге про себя отметила, что голос у Мариэли, несмотря на подчеркнутую
сухость тона, очень приятный.
- Спасибо, - ответила Инге, переступая порог. - Я не хочу ужинать.
Говорите по-испански, - добавила она, - я понимаю...
- Значит, принесу ужин сюда, - резюмировала Мариэля, переходя на
испанский, и вышла, притворив за собой дверь раньше, чем Инге успела
возразить.
Так началась ее жизнь в доме Стива. Первое время Инге, еще не окрепшая
после болезни и операции, спускалась вниз лишь к обеду да изредка выходила в
сад, если проглядывало солнце. Завтрак и ужин Мариэля приносила ей наверх.
Обедала Инге вначале тоже в одиночестве в большой столовой первого этажа,
отделанной темным дубом. Одну из стен тут занимал бар со множеством бутылок,
графинов, фужеров и рюмок. Некоторые бутылки были неполными, и за десертом
Инге представляла себе, как Стив орудовал у бара в такие же туманные дни и в
долгие вечера, составляя замысловатые коктейли... Сама она решительно
отказывалась и от коктейлей, и от терпкого мексиканского вина, стараясь
соблюдать диету, о которой твердили врачи в лондонской клинике. Впрочем,
обедать в одиночестве в большой столовой Инге вскоре перестала. Узнав, что
остальные обитатели "Лас Флорес" в это самое время обедают в кухне, Инге
захватила тарелочку с недоеденным куриным паштетом, спустилась в кухню и,
пожелав всем приятного аппетита, устроилась на свободном стуле возле
кухонного стола, накрытого пестрой домотканой скатертью. Мариана и Мариэля
не выразили удивления и не стали возражать, а старый Пако одобрительно
крякнул в седые усы. С того дня они всегда обедали вместе, а потом, когда
Инге совсем окрепла, стали вместе завтракать и ужинать. Тем не менее,
несмотря на попытки Инге сблизиться с ними, они продолжали оставаться на
разных полюсах. На одном была Инге с ее одиночеством и тоской, которую
пыталась скрыть даже от себя, на другом они все - и Мариана, и Мариэля, и
Пако... У них был свой особый мир с их делами и заботами, куда они не
допускали Инге. А ее собственный мир, в котором она чувствовала себя такой
потерянной, вовсе не интересовал их.
В конце января потеплело. Туманов стало меньше, чаще светило солнце. В
саду виллы "Лас Флорес" запестрели первые весенние цветы. Пако, насвистывая,
подрезал вечнозеленые кустарники вдоль аллеек. Инге в теплом мохнатом
свитере устраивалась где-нибудь поблизости, подолгу следила, как ловко он
орудует большими садовыми ножницами. Когда она принималась расспрашивать его
о цветах и деревьях, он отвечал охотно и обстоятельно. По его словам, в саду
собраны редчайшие представители тропической флоры со всех континентов Земли.
Он с удовольствием произносил звучные латинские названия редких растений,
которые Инге слышала впервые.
- Хороший сад, хороший, - любил повторять Пако, - но труда требует,
большого труда... Помру - быстро захиреет... Кто станет этим заниматься...
По субботам Мариана и Мариэля уходили в собор, который был где-то
поблизости. Как-то в феврале Инге сказала, что хотела бы пойти в собор
вместе с ними.
Мариана, по обыкновению, промолчала, а Мариэля холодно предупредила,
что собор католический.
- Я тоже католичка, - заверила Инге.
В следующую субботу Пако отвез их - всех троих - в собор на машине, а
по окончании службы приехал за ними. Собор находился в пяти минутах езды от
"Лас Флорес". Это было совсем новое светлое здание в стиле модерн. Привычные
колонны внутри отсутствовали. Куполообразный свод был подвешен на цепях к
сложной железобетонной конструкции, похожей на портальные краны. Изображения
спасителя и святых напоминали современных хиппи. Людей было много. Все в
праздничных нарядах - мужчины в черных пиджаках с галстуками и в черных
бархатных брюках, расшитых серебром, женщины в светлых платьях и белых
кружевных мантильях, прикрепленных к волосам большими черепаховыми гребнями.
Большинство пришли семьями, со стайками ребятишек, тоже празднично
разодетых, в кружевах, лентах. Старшие дети чинно вели за руки младших. Инге
не без удивления насчитала во многих семейных стайках по десять-двенадцать
ребятишек; старшим было лет тринадцать-четырнадцать, самых младших везли в
колясках или несли на руках.
Служба почти не отличалась от европейской: латинские слова молитв,
которые нараспев повторяли прихожане, детский хор, торжественные звуки
органа. Проповедь пожилой священник читал по-испански. Инге поняла не все, -
познания в испанском были еще недостаточными. Ее поразило, с каким вниманием
слушали проповедь прихожане. Собор был полон - ни одного свободного места на
скамьях. В боковых притворах и у выхода люди стояли плотной массой. Тишина
царила абсолютная. Не слышно ни покашливания, ни шелеста одежды. Лишь в
открытые настежь двери с площади изредка доносился шорох проезжающих машин.
Голос проповедника звучал глуховато, но отчетливо. Он говорил о доброте,
которая должна противостоять злу, о справедливости, о помощи бедным... Потом
вдруг заговорил о мире, о том, что мир на Земле должен быть сохранен, что
обязанность всех людей - бороться за мир. Затем он перешел к Кубе. Инге
поняла только, что в чем-то следует брать с Кубы пример... В чем? Она хотела
спросить у Мариэли. Молодая индианка слушала проповедника с таким вниманием
и благоговением, что Инге не решилась отвлекать ее. В конце проповеди
священник обратился к прихожанам с просьбой помочь - кто сколько может -
походу мира, который состоится весной. Участники похода понесут петицию
мира, подписанную миллионами мексиканцев, в Вашингтон. Голос проповедника
смолк, и сразу все зашевелились, заговорили шепотом. Послышался звон монет.
Соборные служки в черно-белых одеяниях протискивались среди прихожан, держа
в руках большие блестящие блюда. На блюда падали серебряные монеты, медная
мелочь, бумажные купюры в несколько песо. Пожилая женщина отколола и
положила на блюдо большую серебряную брошь. Мариана и Мариэля тоже опустили
серебряные монетки. У Инге мелочи не оказалось. В сумочке у нее были только
зеленые десятидолларовые бумажки. Она заколебалась... Никто не бросал на
блюдо долларов. Служка на мгновение задержался перед нею, женщина справа уже
протягивала руку с монетой. Инге все-таки решилась. Закусив губу, она быстро
открыла сумочку и положила на блюдо десять долларов. Вокруг словно возник
вакуум. Стало очень тихо. Соседи отстранились, а женщина справа отдернула
руку с монетой. Служка замер и поднял на Инге удивленные глаза. Инге,
почему-то очень испугавшись, тоже глядела на него. Кругом молчали.
- Может быть, сеньора... то есть сеньорина, - поправился служка, -
желает взять сдачи?
- Нет-нет, - замотала головой Инге.
- Но это... очень много, - тихо сказал служка. - Хотите, я вам отсчитаю
песо за... ну хотя бы за пять долларов.
- Да нет же, - прошептала Инге, готовая расплакаться.
- Сеньорина - американка?
- Нет... Из Дании...
- О, danesa*. - Глаза служки вдруг потеплели. - Спасибо, сеньорина.
______________
* Датчанка (исп.).
Он поклонился Инге и двинулся дальше.
И вакуум сразу исчез. Вокруг заулыбались, повторяя: "Danesa, danesa", а
какая-то красивая полная мексиканка, протиснувшись к Инге, обняла ее и
расцеловала, твердя со смехом:
- Bonita danesa - si, yankee - no*... Ха-ха!
______________
* Прекрасная датчанка - да, янки - нет (исп.).
Лишь Мариана и Мариэля сохраняли полнейшую невозмутимость и не разжали
губ. Впрочем, садясь в машину, Мариана пробормотала что-то о гордыне и
сорении деньгами. Инге приняла ее слова за намек. Поэтому после обеда
объявила старухе, что хочет платить за пребывание в "Лас Флорес" и за еду.
Мариана отрицательно качнула седой головой, а Мариэля бесстрастно пояснила,
что "за все" заплачено "хозяином".
В следующую субботу с утра светило солнце, и Инге настояла, чтобы они
отправились в собор пешком. Пако сопровождал их. В собор он не пошел, но
после службы встретил у входа и проводил домой. Улицы, по которым они шли,
выглядели уютными, чистыми и тонули в зелени. Одноэтажные и двухэтажные
домики были окружены деревьями манго, магнолиями, софлорами, пальмами. В
палисадниках и на газонах вдоль тротуаров пестрели цветущие олеандры. Все
это немного напоминало кварталы вилл в Копенгагене, только архитектура была
иной, да еще - султаны пальм в ярко-синем небе и желтоватые горы вдали.
Вероятно, это были окраинные кварталы большого и красивого города; Инге
впервые вдруг захотелось узнать Гвадалахару, увидеть центр, окрестности.
Вечером она сказала об этом Пако, и на другой день он повез ее
осматривать город. С ними поехала и Мариэля - помочь Инге при покупках. День
был воскресный, и опять теплый и солнечный. Центральные универмаги оказались
закрытыми, но они все втроем долго ходили по большому крытому базару,
заглядывали в маленькие магазинчики и лавчонки на узких улочках торговых
кварталов. Пако исступленно торговался за каждую безделушку, которая
интересовала Инге. А она так ничего и не купила, к великому разочарованию и
Пако, и хозяев лавчонок. Город Инге понравился, особенно - пестрые, шумные
торговые кварталы и центр со старинным барочным собором, потемневшими от
времени каменными дворцами, множеством памятников и фонтанов.
Обратно поехали другой дорогой по широким зеленым авенидам новых
районов. После узких улочек центра здесь казалось удивительно просторно.
Многоэтажные дома и большие отели стояли вдалеке один от другого. Между ними
располагались зеленые лужайки, корты, спортивные площадки, скверы с
фонтанами. Вся эта часть Гвадалахары напоминала огромный зеленый парк, в
котором лишь кое-где люди построили себе жилища...
- Гвадалахара - самый зеленый город в мире, - говорил Пако, неторопливо
ведя открытый белый "ягуар" по широкой пустынной авениде. - Здесь двести
парков и скверов...
- И четыреста фонтанов, - добавила вдруг Мариэля.
Она сидела позади Инге, и Инге сразу обернулась к ней, но красивое,
словно выточенное из слоновой кости, лицо молодой индианки было, как всегда,
бесстрастно, а взгляд льдисто-голубых глаз, устремленный поверх головы Инге,
оставался равнодушным и холодным.
- Четыреста, - повторил Пако, - сейчас в Сквере динозавров делают,
наверно, четыреста первый. - Он негромко рассмеялся в седые усы. - Почему не
делать? Воды много. С гор бежит...
- Сквер динозавров? Что это? - спросила Инге.
- Поедем посмотрим.
- К обеду опоздаем, - строго сказала Мариэля.
- Мы скажем, что сеньорина велела, - лукаво усмехнулся Пако, подмигивая
Инге.
- А я могу - велеть? - поинтересовалась Инге.
- Еще бы, - убежденно заявил Пако, а сзади Мариэля кашлянула
недовольно.
- Тогда поехали к динозаврам, - решила Инге.
Сквер динозавров занимал небольшую треугольную площадь в
северо-западной части города. Площадь окружали белые двухэтажные домики с
голубыми балконами и голубыми ажурными решетками на окнах. Домики были все
разные, но одинаково аккуратные, празднично чистые и казались очень уютными.
Площадь и сквер в этот полуденный час были пустынны. Пако обогнул сквер и
остановил "ягуар" в густой тени темно-зеленых кустарников.
- А динозавры, - разочарованно протянула Инге, - где динозавры?
- Вот они, - Пако указал на ближайшие кусты. - Это все динозавры...
Инге присмотрелась и ахнула. Куртины густолистых зеленых кустарников
были искусно подстрижены под всевозможных ящеров. Можно было узнать и
утконосых двуногих динозавров, и огромного диплодока, и игуанодона с
большими зубцами вдоль спины. В центре сквера высилась зеленая скульптурная
группа: тиранозавр, преследующий травоядного ящера. Хищник почти настиг свою
жертву. Его разверстая пасть выглядела ужасающе кровавой - там были
оставлены крупные соцветия ярко-красных цветов.
Инге выбралась из машины и торопливо обежала усыпанные красноватым
гравием дорожки, замирая перед наиболее эффектными композициями. Мариэля и
Пако следовали за ней, не отступая ни на шаг.
- Обязательно приду сюда снова с фотоаппаратом и этюдником, - объявила
Инге. - Все сфотографирую и кое-что нарисую. Никогда не думала, что простой
кустарник можно превратить в такое чудо.
- Это не простор! кустарник, - обиженно возразил Пако. - Это редкая
разновидность перуанского держи-дерева... - Пако подумал немного и
присовокупил длинное латинское название. - Листья у него мелкие, прочные,
растут очень густо, а под ними еще гуще - шипы. Самый подходящий материал
для динозавров...
- Завтра же приду сюда опять, - повторила Инге.
- Отвезу, когда сеньорина захочет.
- Я могу теперь и одна пешком... Или на автобусе.
- Очень далеко от "Лас Флорес", - резко сказала Мариэля. - И еще,
сеньорина... Молодые девушки тут одни не ходят...
- Это-то что верно, то верно, - согласился Пако. - Да вы не
тревожьтесь. Отвезу по первому слову...
К обеду они, конечно, опоздали, и Мариана встретила их сурово
недоумевающим взглядом. Мариэля что-то коротко объяснила ей на языке,
совершенно незнакомом Инге. Мариана пристально взглянула на Инге,
нахмурилась еще больше, но ничего не сказала. Обед прошел в напряженном
молчании, даже Пако выглядел неуверенно и, вопреки обыкновению, помалкивал.
Спустя несколько дней Пако снова привез Инге в Сквер динозавров. На
этот раз сквер был полон шумной детворы. Инге провела там несколько часов,
сделала множество снимков и удачные зарисовки детских головок на фоне
зеленых чудовищ.
Потом она приезжала в этот сквер много раз, однако ни разу ей не
удалось побыть там одной, как не удавалось побродить в одиночестве по улицам
Гвадалахары. И в поездках, и во время пеших прогулок, даже при посещении
музеев и художественных выставок Инге всегда сопровождали Пако либо Мариэля,
а иногда - они вместе.
Время шло, и Инге все чаще задавала себе вопрос: кто же она в
действительности - служащая "Смит-Цвикк лимитед" или просто пленница? И - не
находила ответа...
Наконец, когда Инге совсем извелась ожиданием, тревогой и постоянным
присутствием "стражей", явился вестник. Его приход возвестил стук бронзового
молотка за входной дверью. Обитатели "Лас Флорес" досматривали вечернюю
телевизионную программу в гостиной внизу. Инге заметила, что Мари-ана и
Мариэля тревожно переглянулись, услышав стук. Пако нахмурился, неторопливо
поднялся с кресла; выходя в холл, переложил что-то тяжелое из заднего
кармана брюк в карман потертой бархатной куртки.
Хлопнула входная дверь, послышались шаги, и на пороге гостиной выросла
высокая сутуловатая фигура в элегантном сером костюме.
- Шейкуна, - не веря глазам, пролепетала Инге.
Африканец приоткрыл в улыбке ровные белые зубы.
- Я, сеньорина.
Сложив большие ладони, он коснулся ими лба, губ и груди.
Мариана и Млриэля молча кивнули в ответ, а Инге, вдруг рассмеявшись,
повторила приветственный жест Шейкуны.
- Войди и сядь, - предложила Мариана. - Что хочешь пить?
- Ром, если сеньора позволит.
- Мариэля принесет. Пока говори.
- Все хорошо. Хозяин поздравляет всех.
- Поздравь его. Что еще?
- Это тебе, - Шейкуна протянул Мариане бумажный квадратик, - прочтешь -
сожги.
- Знаю. Еще?
- Соблюдать осторожность. Беречь сеньорину.
Вошла Мариэля с подносом в руках. На подносе были бутылка рома, большой
бокал, тарелочки с сыром и фруктами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг