нравилось вспоминать, оставить лишь вылощенную картинку и
молиться на нее. Ты и не подозреваешь, что забыть всегда
удается куда успешнее, чем вспомнить...
- Ал! Умоляю! - она встала на колени. - Хотя бы намекни! Ты
хочешь мне добрА...
- Вот именно...
- Ты хОчешь мне добра? - повторила она, делая ударение уже
на другом слове.
- Давно ли ты смотрела на звезды? Давно ли делала вещи,
которых от тебя не ждали ни другие, ни ты сама? Давно ли ты
нарушала физические законы? Слово не ведает смерти!
- Чужие слова не идут мне в душу. Я не могу читать.
- Тогда скажи сама. Ты ведь только что уже начала делать
это... - фигура по-прежнему сохраняла неприступную
неподвижность, и Ренате даже не пришло в голову встать,
подойти, отбросить капюшон...
- Когда?! - в непонимании она даже улыбнулась.
- Ты назвала меня моим именем.
- А ты называл меня... Тан... Тан... Вечно... Вечно
Возрождающейся?! - это имя всплыло у нее в голове без его
помощи. Рената села на пятки и задумчиво пробормотала: - Давно
ли я смотрела на звезды?.. Ал, да я ведь никогда на них не
СМОТРЕЛА! Смотреть - это видеть, правда?
- Слово не ведает смерти, говорили древние... Кем они были?
Вспомни! Нарушение закона - это когда ты делаешь то, чего ни
кто-то, ни ты сам от себя не ожидаешь. Это - раскрытый
неисчерпаемый резерв сил... Это - ПАМЯТЬ! Прощай, моя золотая
жрица. Больше я не приду никогда.
- Но я никогда не оставалась одна, Ал! - вскрикнула Рената
и вскочила на ноги.
Темная фигура стала туманом и рассеялась в сумерках...
Рената очнулась. В дверь звонила приехавшая нянька: после
того, как Николай грохнул дверью, сработал, наверное,
предохранитель на замке, и открыть его ключом с той стороны
было невозможно.
- Что случилось?! - Люда была испугана.
Тело Ренаты утомленно дрожало после ужасной ночи.
- Ничего...
Но обмануть Марго было невозможно. Она в упор спросила ее с
порога:
- Почему я не могу дозвониться до твоего Гроссмана?! Ты
снова что-то напортачила?!
- Наверное... - вздохнув, согласилась та.
- А чего хромаешь?
- Палец болит.
- Ну, матушка, ты даешь стране угля! Садись на телефон и
вызванивай его! Он мне нужен до зарезу...
- Скорее всего, ничего не получится...
- Я т-те дам - не получится! Саму заставлю Колькиными
делами заниматься, посмотрим, какая ты крутая!
Через стеклянную витрину ее было видно, как на ладони, а
вот она не обращала внимания на того, кто глядел с улицы.
Он наблюдал за Ренатой очень внимательно, словно поймав в
перекрестье прицела. Ледяная улыбка змеилась по его губам.
- Плохо выглядишь, сестренка Танрэй! - чуть слышно
пробормотал он. - Все мы - не боги...
В семье Аси было принято, что называется, "ходить по
струнке" перед авторитетом родителей. Все, что ни говорил отец
- весьма, кстати, достойный человек - воспринималось как
непреложная истина. Однако, как ни редко это бывает в наше
время, Илья Александрович Пожидаев отнюдь не являлся деспотом,
угнетающим жену и детей. Просто удачное стечение обстоятельств,
либо судьба, либо что-то еще из разряда "бабушкиных суеверий"
свело в знакомстве Пожидаева и его будущую супругу Анну. Это
потом оказалось, что воспитаны они в одних и тех же традициях,
так что Анна вошла в дом Пожидаевых, как в теплую воду - легко
и без озноба. Понятие "притирка характеров" для Анны и Ильи
осталось пустым звуком. Они с огорчением узнавали о скандалах и
разводах в семьях друзей и знакомых, но не понимали - как так?
разве такое может быть?!
Ася переняла у матери все, что необходимо женщине и что
очень приветствовалось бы в дореволюционных русских семьях:
ровный характер, неспешность, самоуважение. Правда, на взгляд
окружающих, была она несколько скучновата, ибо не каждому
человеку охота применять усилия, чтобы понять, какие
"сокровища" хранит в себе душа другого человека. В общем,
многие приятельницы Аси оценивали ее по градации от
"законченная зануда" до "тихоня", а две-три близкие наперсницы
таинственно улыбались на сей счет: с нею хорошо было делиться
девичьими проблемами, плакаться, приводить своих парней, не
боясь, что те перекинутся на невзрачную пташку, а потом
выспрашивать, стоящий ли он человек или лучше покружиться над
другим цветочком... Так или иначе, но в школе у нее не было ни
кличек, ни обидных прозвищ, мальчишки не дергали ее за косы, и
все не потому, что кос у нее не было, а просто никто не замечал
хрупкую и болезненную отличницу.
Ей было двадцать, когда она совершенно случайно
познакомилась на вечеринке у подруги с молодым человеком,
который не сводил с нее глаз и, надо признать, показался ей
симпатичным - совсем не так, как некоторые парни, с которыми ее
знакомили девчонки и которых она должна была "объективно
оценить". Нового друга звали Хусейном, но Ася никогда не
предположила бы по внешности присутствия горячей "горской"
крови в его жилах. В первый же вечер она поняла, что может
слушать этого человека не переставая и что ей приятно
находиться возле него. Его приятели (из кубанских и терских
казаков), люди с крутыми характерами, относились к чеченцу,
"черному", как ни странно, с уважением. И это, в глазах Аси,
было большим плюсом для него - если он сумел правильно
поставить себя с людьми, у которых были свои счеты с
"вайнахами" еще со времен Пушкина и Лермонтова.
Хусейн ухаживал за нею очень осторожно. Ася ощущала себя
хрупким цветком в его громадных ладонях - цветком, который он
боится ненароком повредить своей невероятной силищей и потому
старается даже не дышать на него. Он так и называл ее -
"Незабудка".
Хуже было другое: родители приняли в штыки сообщение дочери
о том, что у нее появилось увлечение в лице этого типа. Может
быть, Асе и удалось бы правильно объясниться с ними, но кто-то
из соседей опередил ее, шепнув Анне, что ее дочь встречается с
"нерусью". Пожидаева, как женщина, не лишенная
впечатлительности, тут же вообразила жуткую картину: ее
маленькая нежная Ася в руках у злобного чеченского террориста.
В общем, у родителей было время подготовиться к достойному
отпору даже одной идеи о таком зяте (если бы все не было так
серьезно, Ася не решилась бы доложиться: так она воспитана).
Илья Александрович с порога объявил дочери, что и слышать не
желает о подобном "Ромео".
- Но ведь ты его даже ни разу не видел, папа! - впервые в
жизни решилась запрекословить Ася.
- Этого мне не хватало! - Пожидаев был удивлен: задурил ей
голову этот проходимец!
Но это ее не остановило. Она не сомневалась в своем
избраннике, а женской интуицией природа ее не обделила. Если бы
ее посетило хоть малейшее сомнение, Хусейн никогда больше не
увидел бы Асю. И девушка решила подождать. Рано или поздно
родители изменят свое мнение, Ася в это верила.
Затем он куда-то исчез, ни о чем ее не предупредив. Ася
растерялась. Сердце подсказывало ей, что с Хусейном что-то
случилось. Через месяц он вновь объявился в городе,
осунувшийся, с настораживающим огоньком в зеленых глазах. Не
изменилось только одно - обезоруживающая нежность в обращении с
нею. Единственное, что он позволил себе в тот раз за все время
их знакомства, это осторожно обнять ее при встрече и неловко
поцеловать возле губ.
Ася попробовала расспросить его, где он пропадал, но Хусейн
отмалчивался на эту тему. Она заподозрила недоброе и попросила
поставить ее в известность, если он вновь соберется куда-то
уезжать. Хусейн поклялся, что сделает это, и прозрачно
намекнул, что по законам его народа жених должен заплатить
родителям невесты какой-то сумасшедший калым, чтобы никто
вокруг не думал плохо о его семье.
Где-то в середине октября того страшного года он сообщил
девушке, что "по семейным обстоятельствам" должен на какое-то
время уехать в какой-то аул, где у него якобы умер родственник.
Ася пообещала ждать, сколько бы ни потребовалось, хотя по его
рассказам знала, что чья-то смерть в чеченском роду накладывает
на всех родственников соблюдение траура долгое время, так что
никаких свадеб играть будет нельзя в течение минимум полугода.
В конце осени Хусейн погиб при таинственных
обстоятельствах. Знавшие об их романе подруги Аси
многозначительно косились на девушку: ходили сплетни, что
парень застрелился. По их, по женскому, разумению, у молодого
человека могла быть одна-единственная причина для самоубийства
- конечно же, несчастная любовь... Не прекращавшиеся слухи о
том, что Усмановы прокляли Асю, считая Пожидаевых косвенно
виновными в смерти сына, довели ее до нервного срыва. Ироничное
отцовское сравнение романа дочери и "горца" с шекспировской
драмой внезапно и страшно оправдалось.
В день похорон девушка сбежала из больницы, куда ее
положили с сильным нервным расстройством, и тайком добралась до
кладбища. Подойти ближе она побоялась и наблюдала за ритуалом
из-за дерева, с дальнего участка.. Лишь когда все уехали,
поздно вечером, она осмелилась пробраться к его могиле и,
невзирая на холод, до глухой темноты простоять у выстеленного
арабской вязью камня с именем того, кто был потерян для нее
навсегда...
Когда истощились не только нервные, но и физические силы,
Ася ощутила головокружение и упала в обморок. Только
усилившийся ледяной дождь привел ее в чувство. В голове не было
ни единой мысли, и она даже не смогла испугаться, что это
начинается безумие. Промокшая одежда прилипла к телу, но Ася не
могла объяснить, почему ей так холодно: два факта уже не
сопоставлялись и не укладывались в ее мозгу, как причина и
следствие. Она просто ковыляла по тропинке между оградами, а
злой ветер пытался сшибить ее с ног.
Наконец девушка вышла на пустынную дорогу, и огни дальнего
города, мерцая между ветками ив и кустарника, разбудили в ней
воспоминания о доме, о том, что она когда-то была живой, что ей
было тепло, что она была счастлива... Боль стиснула горло, Ася
зарыдала. Все возвращалось к ней... Иногда и не знаешь, что
лучше - сумасшествие или полное здравие рассудка...
Она поняла, что сидит на стволе искривленного дерева,
склонившегося над оврагом.
И тут со стороны города по шоссе пролетел большой
автомобиль, осветил ее фарами и резко притормозил. Ася
безучастно взирала на это, словно происходящее касалось не ее,
а кого-то другого, а сама она осталась там, под камнем с
чужеземными письменами...
Машина развернулась и съехала к обочине, приблизившись к ее
кривому деревцу. В салоне включился свет. Отстраненно, с полным
безразличием, девушка разглядела: в "Паджеро" находился
какой-то мужчина в черном плаще или пальто.
- Ася, - подойдя к ней, тихо сказал незнакомец, -
поехали...
Она подняла голову и все-таки не сообразила спросить, кто
он такой и откуда знает ее имя, а просто поднялась и молча
пошла за ним в джип.
Незнакомца звали Владом. Он налил продрогшей до костей
попутчице горячего кофе из термоса и, пока она пила, держа
обеими дрожащими руками пластмассовый стаканчик, рассказал, что
был другом Хусейна и присутствовал на похоронах, там и заметил
спрятавшуюся за деревом Асю. Она равнодушно восприняла его
слова. Тогда Влад вложил ладонь девушки в свою, продел свои
пальцы между ее и слегка сжал. Так делал Хусейн, которого
больше не было... Она тихо завыла.
- Не плачь, Незабудка! - серьезно попросил Влад, глядя на
нее глазами - синими и печальными, как у брошенной собаки. -
Все только начинается...
Не веря ушам, она замерла. Влад отпустил ее и молча завел
машину.
Сколько раз потом, много месяцев позже, наблюдая за его
возней с сыном, за общением с собственной матерью, Ася замечала
в нем черты странной двойственности. Странной, непонятной была
его душа. Изредка он был так сильно похож на "милого горца",
что она замирала. Затем на его место заступал другой - человек
ли?.. Этот "второй" кувыркался со своим сыном, участвовал в его
играх, разделял все его интересы, а потом, когда находил нужным
настроить его и себя на серьезный лад, единственным взглядом
мог заставить мальчика повиноваться... Ася видела такие
отношения, но... не у людей. Не у людей...
После встречи у кладбища Ромальцев надолго исчез, и она
почти забыла про него, долечилась в стационаре, вернулась к
обычной жизни. Смогла даже сдать экзамены в своем университете.
Наступила весна. Город оживал, вселяя в Асю лютую тоску.
И в один прекрасный майский день Влад приехал к ней и
встретил ее у дверей аудитории с охапкой бархатной сирени. С
тех пор они были как будто вместе. Вместе и порознь. Она видела
и любила в нем Хусейна. Он давал ей понять, что он не совсем
такой, каким она его воспринимает: всего-навсего человек,
поведение которого сходно с поведением покойного друга.
За три года ничего не изменилось. Они не стали ближе друг
другу. Ася видела, что Влада что-то подтачивает изнутри. Глаза
его тускнели все больше, и он походил на загробную тень. Редкие
вспышки в нем "Хусейна" уже скорее пугали, чем радовали ее.
- Мы должны решить, как нам быть дальше, Влад, - однажды
сказала она. - Оставаться в неопределенности я уже не в
состоянии... Это НЕ НОРМАЛЬНЫЕ отношения, понимаешь?
Ромальцев опустил глаза и сказал тихим, до боли знакомым
голосом:
- Я люблю тебя, Незабудка. Подожди еще совсем-совсем
немножко, дай поставить точку...
- "В земле Египта дышит Осирис!" - вторили шепотом
стражники и вельможи из свиты юного фараона.
- Ты мог бы войти в Ростау, мой повелитель... - печально,
охрипшим голосом, молвил Помощник Верховного Жреца, стоя в
неподвижной тростниковой лодке.
- И я войду в Ростау! - возразил безбородый правитель
священной земли. - Тело мое легко, как папирус: отныне я умею
летать!
- Чем так летать, мой царь, куда лучше упасть и
разбиться...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг