- Ну, это вам, пожалуй, слабо будет. Не сумеете. Д вот потолковать по
душам могли бы попытаться.
- Полагаете, получится?
- Ну... Во всяком случае, попробуем. То есть, может, я незамысловато
рассуждаю, но, по-моему, для мира вы еще не потеряны.
- Что вы говорите!
- Да, да! Имеется, знаете ли, такое смешное подозрение. А значит, есть
за что побороться.
- Видел я вашу борьбу!
- Да дело, собственно, не в нас. Есть, знаете ли, другие силы.
- Ну-ка, ну-ка! - я встрепенулся. - Пожурчи-ка мне насчет этих сил!
Интересная темочка!
- И пожурчал бы. Только сдается мне, ты о них больше наслышан, чем я, -
Костиков тоже перешел на "ты". - Как пить дать, наслышан, - потому и мечешься,
как угорелый. Прищемили тебя. Ящер, хвост, на мозоль любимую наступили, вот ты
и начал месить кулаками воздух.
- Продолжай!
- А что продолжать, - Костиков раздраженно пожал плечами. -
генеральчик-то покойный от безопасности - тоже твоих рук дело, а это куда как
серьезно!
- Что за фантазии! Причем тут я?
- Не юли! Притянуть мы тебя, конечно, не притянем, улик нет, да только
стоит ли отпираться? Свои же люди! Твоих ребят у "Южного" в окрошку посекли,
вот ты и подписал мужичку смертный приговор. Так сказать, за подлую измену: И
все бы ничего, да только нестыковочка имеется в деле! Маленькая такая! С
изюмину.
- Что еще за изюмина?
- Изюмина такая, что не сдавал тебя любимый генерал! Преданность хранил
до гробовой доски.
- Не понял!
- А ты попробуй понять! Кто тебя долбал в "Южном", вообще никто не
знает. Ясно, что не урки. Но и не безопасники - это точно. Последние после
гибели генерала вообще всех на уши подняли, в войсковые части запросы не
поленились послать, экстренное расследование развернули. - Костиков сердито
сопел. - Даже гаишников с пристрастием прошерстили.
- И что?
- А ничего. Никого и ничего. Не въезжали в город броневики. Ни по одной
из дорог. И ОМОН на твоих парней не кидался.
- А вы?
Капитан фыркнул. - За свою службу я тоже ручаюсь.
- Великолепно! Кто же тогда бил по ресторану из пулеметов?
- А никто. Призраки. Возникли ниоткуда, сделали свое дело и
растворились в воздухе.
- БМП-призраки? Весело! - я не улыбался.
- Еще бы! Вот и я, понимаешь, в задумчивости пребываю. Кого ж ты припек
до такой степени, что давить тебя начали аж потусторонними силами? - Костиков
вяло ухмыльнулся. - Может, ты из нацистов скрытных? Обидел какой-нибудь
патриотический фронт - вот и мстят, голубчики.
Я поморщился.
- Бред сивой кобылы!
- Спасибо за кобылу. Но что мне, простите, еще предполагать и думать?
Кончились мои варианты. Без того негусто было, а после той ноченьки
окончательно иссякли. Реальное мягко перешло в ирреальную плоскость, а я,
признаться, был материалистом, - таковым, наверное, и помру. Вот и хватаюсь за
что ни попадя. Чем не соломинка - национальный вопрос? Его хоть пощупать можно!
И, если, к примеру, ваши орлы раздолбали какую-нибудь синагогу или тех же
мусульман обидели скабрезным анекдотом, тогда совсем другая история!
- Бросьте! - Мы снова были твердо на "вы". - Ни синагог, ни
мусульманских кладбищ я не разорял.
- Значит, национализм здесь ни при чем?
- Какой там, к черту, национализм! Пушкин был негром, а Чаплин евреем.
После таких примеров только последний идиот двинет в националисты. То есть,
если руки чешутся, тогда, конечно! Можно и рубаху на груди рвать, и инородцев
клеймить, но, честно говоря, мне это как-то без разницы - за чуб кого-либо
дергать или за пейсы.
- Выходит, опять несостыковочка. - Костиков вздохнул. - Никакой вы, к
сожалению, не ура-патриот и не нацист. Ростом, так сказать, не вышли.
- А кто вышел?
- Вот и я о том же. Кто, черт подери, точит на вас зуб?
Я хмуро уставился в окно. Сказать было нечего.
- Мда... А ведь я, кажется, был с вами откровенен. И про генерала
карманного все честь по чести объяснил, и от ярлыка нациста освободил. Чем
порадуете в ответ?
Повернув голову, я встретил взгляд капитана. Глаза, в которые не
слишком хотелось заглядывать. Та же безмерная усталость и то же безрадостное
ожидание, все знакомо до слез. Точно в зеркало глянул. На самого себя. И не
очень было похоже, чтобы он лукавил со мной. Даже гениальный актер на
чем-нибудь да споткнется. Костиков действительно говорил правду. Не было у
чекистов никакой особой программы, и Васильич накануне своего рывка наверх вряд
ли стал бы так рисковать. Был я ему обязан, и он это прекрасно знал. Во всяком
случае мог потерпеть еще какое-то время. Наверняка мог! И уж, конечно, не
отважился бы кидать спецназовцев наобум, без надлежащей подготовки, без
малейшей гарантии, что я не уйду из "Южного" живым. Не-ет! На такое едва ли он
мог бы решиться.
Странно, что все это дошло до меня только теперь. Я ведь почти
успокоился! Так просто и заманчиво было списать все на двойную игру Васильича.
А он, оказывается, и не играл вовсе - послушно выполнял все мои директивы...
Я до хруста сжал кулаки, нервно передернул плечом. Что же в итоге?
Вновь старое разбитое корыто? Возврат на исходные позиции? Очень похоже на то.
И снова непонятно, кто и за что меня так не любит. Кинофильм, Поэль,
радиошутки, от которых Август лез на потолок - это ведь тоже чья-то работа.
Кропотливая и старательная. Плюс к тому новоиспеченные проблемы на таможне, его
величество Шошин, коего по сию пору нигде не могут найти. Тоже какая-то
мистика. В конец отчаявшийся чинуша готов был даже объявить его в розыск, хотя
сам же посылал за ним сопровождающих. Кажется, пропали все разом - И Шошин, и
конвой. Но это повалило уже после. Главная карусель пошла раскручиваться еще до
"Харбина". Стало быть, происки американцев можно с чистой душой исключить. И
"синие" из-за своих жмуриков не стали бы городить огород. Значит... Все бред И
наваждение? Мы изобрели себе врага, выдули его, как детский шар, из воздуха?
Я припомнил ту хватку в "Южном", когда некто волок меня по полу,
стискивая могучими руками шею. Неподконтрольная дрожь пробежала по телу. Черт
подери! Ведь и Гонтарь признал, что меня волокли! Нет, братцы, не наваждением
тут пахло! Чем-то совершенно иным!..
Пауза затянулась. Я глядел в глаза капитану, продолжая молчать. Нечего
мне было ему сказать. А сказал бы, - тотчас напросился бы на "идиота". Потому
как материалист Костиков в ирреальное вряд ли поверит. Да и сам я себе не
верил. Что уж обижаться на посторонних!
- М-да... Значит, совместного катарсиса у нас не получилось, -
констатировал собеседник. - Жаль.
Он еще какое-то время медлил, словно ждал, что я опомнюсь и взорвусь
откровениями, но я безмолвствовал, и капитан отворил дверцу.
- Ну-с... Бывайте. Никто за вами следить больше не будет, но помните,
сегодня я сделал шаг навстречу. Вы вольны были сделать шаг в свою очередь. Ваша
вина, что встречи на Эльбе не получилось.
Хлопнув дверцей, он зашагал к своим расхристанным стареньким "Жигулям".
Мои бычки нехотя расступились, давая руоповцу дорогу. А я глядел ему вслед и
по-прежнему молчал.
* * *
Правду говорят, извратить можно все на свете. Гак ли сложно связать
морскими узлами несовместное? Почему, к примеру, не предположить, что причиной
Карибского кризиса послужила не политика, а злосчастная любовь Никиты Хрущева к
Мерилин Монро? А что?.. Очень просто! Встречались голубки? Было дело. Недолго,
но виделись. Даже что-то такое сказать друг дружке успели. Может, то самое -
сокровенное? Как известно, для истинного чувства одного взгляда достаточно. Тем
более, что тяготела красавица Мерилин к левым взглядам. И к кумачу геройскому
симпатии питала. А про роковую связь ее с Кеннеди великий кукурузник, конечно,
знал. Вот и решил отомстить братьям за смерть американской звезды. Романтично и
правдоподобно. Развязал же Николай Второй из-за смерти какого-то посла
жутчайшую из войн! Хватило умишка. Многие теперь не стесняются называть это
рыцарством. Славное рыцарство! Под нож, в сущности, страну отдал! Не
вразумленный ни Порт-Артуром, ни Цусимой. Вот и делайте выводы! Потому что так
она и выпекается - большая политика-в паузах между сексом, жратвой и алкоголем.
А уж потом обывателям вкручивают легенды про парламенты и многотрудные
заседания, про взвешивание всех "за" и "против". Дескать, ввели войска после
долгих дебатов и колебаний, плакали даже от невозможности поступить иначе.
Впрочем... Истинной картины рядовому обывателю, вероятно, знать и не следует.
Потому как, узнав, огорчится он очень. Как пить дать, осерчает и осатанеет...
Дома я честно пытался заснуть, но не. получалось. В груди поселилось
какое-то кусачее животное, и бесконтрольно перещелкивало в голове, отчего вещи
в комнате произвольно оживали, норовили сняться со своих мест. Возможно, что-то
я чувствовал, но что именно, не понимал. Дар был слепым, не принося никаких
дивидендов. Подобно сломанной рации я способен был только к передаче сигнала, -
режим "приема" отсутствовал. Я мог подавлять, перемещать и манипулировать, но я
не слышал шепота вселенной, а без этого шепота все мое умение не стоило
ломаного гроша. Если ты знаешь, что делать, тогда и дело многократно оправдано.
Я не знал и не чувствовал своего предначертания, я просто жил и действовал. По
законам и правилам окружающих. При этом правила я с легкостью нарушал, законы
глубоко презирал. Потому и не шел ко мне сон, теплая ночь не брада Ящера под
свою опеку.
А может, причиной всему был чертов разговор с Костиковым? Прав был
капитан, зря мы его остановили. Пусть бы себе ехал следом. Тихо, мирно, без
докучливых и безответных вопросов. Нутро чуяло, что выложил капитан голимую
правду, что операцию против нас затеяли вовсе не безопасники, и что Васильича
мы убрали напрасно. От мыслей таких вновь становилось страшно, и руки,
прячущиеся под подушкой, пугающе холодели. Жизнь и сила вытекали из них, а
значит из меня. И не было поблизости ни Безмена, ни Ганса. А Гонтарь, дремлющий
в соседней комнатушке, того сумасшедшего фильма не видел. Потому не мог до
конца быть своим.
Так и не дождавшись сна, из квартиры я вновь вернулся в офис. Пощелкав
клавишами игрового компьютера, велел привести Гошу-Кракена. Бойца скоренько
отыскали, и минут сорок кряду этот бычок наигрывал мне вариации Шуберта с
Гайдном. Попутно выдал какой-то жутковатый моцартовский этюд - выдал с таким
неожиданным пылом, что меня морозцем продрало. До самого основания. Я заставил
Гошу сыграть этюд трижды. А после, прихлебывая по очереди из бутыли с коньяком,
мы гуляли по волнам ночного эфира и устало комментировали слышимое. Когда из
магнитолы поплыли Мартыновские "Лебеди", Гоша умиленно поднял голову - совсем
как волк, задирающий морду к луне. Дослушав песню до конца, остервенело
выругался:
- Хотел бы я знать, какая падла его грохнула!
- Ты про кого?
Гоша смутился.
- Да про певца...
Гонтарь в углу обморочно зевал. Ему наша бессонница была абсолютно
непонятна. Подобно дельфину он дремал одним полушарием, вторым продолжал
бдительно стоять на страже. И когда наконец случилось то, чего я внутренне
ждал, к чему был готов всю сегодняшнюю ночь, он тотчас встал на дыбы. Человече,
вечно изготовленный к отпору...
Около семи утра позвонили в дверь офиса, дежурная охрана,
предварительно поработав сканеров доставила на этаж срочную посылку. Что
таилось в упакованной в брезент коробке, я уже догадывался, потому сидел в
стороне, храня самый безучастный вид.
Инициативу взял на себя Гонтарь.
Работая десантным ножом, он аккуратно поднял деревянную крышечку,
заглянул внутрь. Несколько секунду ошеломленного молчания, а потом он сипло
доложил:
- Уши, босс! Человеческие, с сережками...
Гоша-Кракен глянул из-за его плеча и громко икнул.
- Играй! - хрипло прикрикнул я на него. - Играй, черт тебя дери!
Плюхнувшись за рояль и путаясь в клавишах. Гоша послушно заиграл. А я
протянул руки, медленно придвинул к себе коробку. Подумав, прикрыл крышкой.
Смотреть на то, что увидел Гонтарь, не стал.
Все шло по заранее намеченным пунктам.
Жизнь подчинялась Плану, а я подчинялся жизни. "Синие" посылали свой
последний привет, выполнили угрозу из ультиматума.
* * *
Соха Красоватый свою миссию выполнил, на нужное стриженную братву
подначил. Теперь его можно было убирать. Следом за остальными.
Вот так, господа присяжные. Не было больше Лены-Елены! Ни со мной, ни
вообще нигде. Зато я снова выигрывал качество. Ход оставался за мной.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
К несчастью или к счастью, но щек на свете меньше, чем желающих врезать
по ним дважды.
М. Веллер
Деревья с хрустом валились в стороны. Я оставлял за собой обагренную
кровью просеку. Хриплое дыхание оглушало, раны не позволяли бежать. Хорошо, что
еще действовал хвост. Особо докучливых я сбивал с лошадей, давил в кровавые
лепешки. И все равно люди шли за мной след в след. Самые шустрые, обгоняя меня,
карабкались по стволам и, прячась в лиственных кронах, целили из арбалетов по
глазам. Поэтому видел я совсем скверно. Из правой, облепленной стрелами
глазницы потоком струился кровавый гной, левый глаз приходилось прикрывать
лапой,
Как же им хотелось меня добить!.. Прямо в пасть лезли. И гибли глупее
глупого. Каждый надеялся, что именно его удар окажется последним роковым. Что,
интересно, наобещал им тот князек за мою голову? Половину княжества с
красавицей дочкой? Или вечную славу с помещением праха в каменную кладку
дворцовых хором?.. Так или иначе, но что-то, видно, пообещал. Иначе давно бы
оставили меня в покое. А может, чувствовали, что не просто так бреду? Что есть
у меня логово, и надо успеть - завалить и растерзать до того, как доберусь до
места. Тем более, что спасение действительно было близко.
Предприняв очередной маневр, я повернул прямо на закат. Теперь
двигаться приходилось в гору, зато и лес пошел пожиже. Тут и там на поверхность
земли крутыми каменными лбами выглядывали гранитные валуны, а далеко-далеко
впереди показались иссиня-черные горы. Я чуточку взбодрился. Все! Начинались
мои владения. Еще немного усилий, и людям меня не достать. Не умереть,
выдержать последний бросок, а там можно будет залечь в пещерке, опустить
пылающие конечности в прохладные подземные воды. Туда уж точно никто не
сунется. А если даже найдутся такие храбрецы, то и тогда драконьего сердца им
на огне не жарить. Нырну в озеро, отлежусь на глубине. Не было бы этого жуткого
копья в груди, сумел бы вовсе уплыть глубинным ходом к морю. Но лаз узок, с
копьем не протиснуться. Да и дыхания может не хватить. Не близок путь к морю.
Очень не близок...
Меня шатнуло, я снова чуть было не упал. Будь проклято человечье семя!
Впрочем, оно и без того проклято, хотя даже не догадывается об этом. Живет и
терпит, не понимая, что от проклятий следует избавляться. Жестко и без
колебаний. Хотя... Если одним из проклятий считать меня, то временами кое-что у
людей получается.
Я пыхнул горловым жаром, подпалив ближайшие деревья. Отчаянные вопли
возвестили о том, что незадачливые стрелки получили свое. На землю полетели
объятые пламенем тела. Однако и мне стало худо. От одного-единственного боевого
выдоха. Багровая пелена плотно укутала видимый мир, несколько секунд я
продолжал двигаться совершенно вслепую.
Наверное, о чем-то они все же стали догадываться. Наспех выстроившись в
конную лаву, ринулись наперерез. С сотню обряженных в доспехи рыцарей, а за
ними с пращами и луками пешее войско. Я приостановился. В черное болото бы вас
всех!.. И хвост уже даже нет сил поднять. Жаром бы дохнуть, но дохни-ка с такой
занозой в груди! Хуже нет зверя, чем дракон-астматик, а мне сейчас и до
астматика далече. Потому и боя принимать нельзя. Уходить! Вверх, пока еще есть
силы. Авось, дотяну до пещерки, не свалят по пути.
С гиканьем и криками отряд налетел, заклацал сталью по чешуе. Прикрывая
единственный глаз, я упрямо брел вперед, давя неосторожных, когтями пронзая
трепещущих врагов. Меня раскачивало, как сосенку под ураганным ветром. Рухнуть
я мог в любой момент...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг