столик. - Чёрные! Ботинки! It is terrible!
Саша не понимал, что такого ужасного в ношении чёрных ботинок, но тупо
кивал, вливая в себя "Корону". На непривычный к алкоголю организм этот
напиток оказывал то же влияние, что и пустырник, то есть анестезировал душу.
- И если ты приходишь куда-то, тебя не пускают, потому что нет чёрных
ботинок! - кричал господин Багчи. - Они очень консервативны, Алекс! Очень
консервативны!
- Не пускают? - переспрашивал Лбов.
- Face-control! Они не пускают! Стоит человек и не пускает, если нет
чёрных ботинок! - кричал Багчи.
Саша пил "Корону" и вспоминал отцовские рассуждения о воздухе и
свободе.
По политическим убеждениям жизнерадостный индус был очень левым.
- Socialism! - кричал он. - It's great experience!
- Experiment, - качал головой Лбов.
- Experience! - настаивал Багчи.
- Big experience? - ворочал языком Саша.
- Great! Great Experience! - закричал Прабодх Чандра и потребовал себе
ром "Бакарди".
В ту ночь господин Лбов вернулся в свой номер поздно и в плохом
состоянии. Это не прошло незамеченным: на следующий день один старший
товарищ отвёл его в сторонку и объяснил, что близкие контакты с непонятными
иностранцами могут закрыть Саше перспективы.
Саша сначала не просёк намёка, и только тупо кивал.
- Ты парень молодой, - закруглил старший товарищ, - у тебя всё впереди.
Тебе нужны всякие последствия? Вот именно. Так что будем считать, что ты
обещал. Мне лично. Понял?
Лбов не понял, что именно он обещал, поэтому просто похлопал глазами и
что-то промумукал. Через некоторое время до него дошло, и ему стало тошно от
себя и своего покорного му-му. Опять вспомнился отец и его рассуждения о
свободе. Вечером в припадке самоутверждения он, превозмогая себя, специально
спустился в бар, чтобы найти весёлого индуса, но так его и не обнаружил. И
почувствовал стыдное облегчение: во-первых, он всё-таки испугался
последствий, а во-вторых, на новые посиделки у него попросту не хватало
средств. В кармане осталось всего несколько фунтов.
Саша более или менее пришёл в себя только в последний день. Все
суетились, паковались, сверялись с какими-то списками, а он тупо сидел в
холле и осознавал, что находится в Великобритании, что сегодня он её
покинет, что он так и не увидел ничего интересного или хотя бы
запоминающегося - кроме разве что вкуса пива "Корона".
Тут-то на него и налетел, орлу подобно, господин Багчи.
- Алекс! - совершенно неприлично заорал он. - Скорее! Вставайте и идём!
Это уникально!
Возможно, Лбов всё-таки остался бы сидеть, но индус бесцеремонно
ухватил его за пуговицу и потащил за собой. Через некоторое время Саша
понял, что бежит.
Легконогий индус вёл - точнее, тащил - Лбова какими-то улочками,
прямиком к угрюмому серому зданию, отсечённому от улицы металлической
оградой. Широкие ворота были распахнуты, а за ними начиналось то, что Лбов и
не чаял увидеть в здешних краях: длинный хвост из людей, уходящий куда-то в
темноту.
Стоять пришлось где-то минут двадцать. За это время индус успел
объясниться. Оказалось, что здание было ни чем иным, как специализированным
чайным складом с полуторовековой историей. Увы, истории пришлось отступить
под натиском рыночной стихии: помещение было то ли продано, то ли
арендовано, то ли вообще конфисковано - этого индус точно не знал, да и не
особенно интересовался. Как бы то ни было, склад понадобилось очистить за
одни сутки. Посчитав стоимость перевозки и хранения, рачительные владельцы
решили попросту распродать весь оставшийся товар по символической цене.
Прабодх Чандра вовремя вспомнил о чайных пристрастиях своего нового
московского друга, и просто не мог оставить его в неведении... Саша
перебирал в кармане английские монетки и думал, хватит ли на его долю:
насчёт схватить что выбросили он считал себя невезучим. Товар вечно
заканчивался прямо у него перед носом.
Из тускло освещённого провала выходили люди, увешанные пакетами и
тюками. Выкатилась пожилая леди с проволочной тележкой, заполненной доверху
элегантными картонными коробочками и пакетиками. Ещё два пакетика торчали у
неё из карманов жакета. Лбов с тоской подумал, что отпускать по два
наименования в одни руки они, конечно, не додумались - и тут же себя
одёрнул: буржуи торговали себе в убыток именно за тем, чтобы всё поскорее
разошлось.
Достоявшись, он увидел что-то вроде прилавка, сложенного из ящиков. За
ним в ряд стояли высокие люди в синих комбинезонах. На продавцов они были не
похожи, но работали споро: пока один брал деньги и кидал их не,
пересчитывая, в коробку, двое других уже клали на прилавок пакеты и
упаковки, снимаемые с чёрной ленты транспортёра. На куплю-продажу уходили
какие-то секунды - и работал этот конвейер безостановочно.
Перед самым прилавком суета и толчея были как в московском универмаге,
когда с трёх прилавков одновременно выбрасывают что-то дефицитненькое. Саша
оказался было у самых ящиков, но его оттёр какой-то благообразный джентльмен
с породистым лицом. Тут же Лбову наподдали в зад чем-то тяжёлым. Саша
машинально повернулся и увидел девушку с льняными волосами, которая
целеустремлённо толкала перед собой тяжёлую сумку на колёсиках. Когда он
сунулся назад, ряды уже сомкнулись. Лезть дуриком в толпу англичан Лбов не
посмел.
Видимо чтобы усугубить облом, из толпы вывинтился улыбающийся Прабодх
Чандра Багчи в обнимку со здоровенным коричневым пакетом.
- Алекс! - закричал он. - Вот что я купил! Это очень редкий чай!
Очаровательный чай! Пожалуйста, мой друг, - он чуть прикрутил громкость
голоса, - подержите это. Я хочу купить этот чай ещё!
Он протянул ему пакет и пропал.
- Купите мне тоже, у меня есть деньги! - успел крикнуть Лбов куда-то в
схлопывающееся пространство.
1984 год, декабрь. Москва.
- Он так и пропал? - переспросил Модест.
- Именно, - вздохнул Лбов. - Я там двадцать минут топтался с этим
пакетом. Как сквозь землю провалился. А времени не было. Все уезжали. Ну вот
так получилось. Надеюсь, я его не сильно ограбил.
На самом деле ему, конечно, было неловко брать чужое. Однако, что ещё
делать, Саша не понимал. В конце концов, он решил, что отнесёт чай не домой,
а на работу. Такая жертва - принести не вполне законно присвоенную добычу
коллективу - не только успокаивала совесть, но и тонко тешила тщеславие:
было приятно представить, как отреагируют сотрудники на заморскую редкость.
- И где же наша добыча? - Модест Викторович вытянул ноги, перегородив
тем самым половину комнаты. - Признаться, хотелось бы приступить...
- Может, всё-таки пяти часов подождём? - предложил Лбов.
- Ну конечно, подождём, - благодушно пробасил Эм-Ве-Де. - Саша, дорогой
мой друг, вы изрядно повеселили меня этим рассказом. Неужели вы, кхм,
избежали соблазнов художественного преувеличения? Не могу себе даже
вообразить очередь, состоящую из английских джентльменов и не менее
английских леди...
Лбов против воли ухмыльнулся, вспоминая старуху с коляской.
- Однако ж, давайте хотя бы откроем? - вернулся на прежнее Модест. -
Два с половиной фунта английского чая. Это где-то кило двести... то есть
кило сто тридцать. Поздравляю. Кстати, как называется это чудо? Вон там,
кажется, что-то написано?
- Jacksons of Piccadilly, - прочитал Саша.
- Нет-нет, это, кажется, производитель... А название сорта?
- Лапсанг... Лапсанг Соушонг, - неуверенно произнёс Саша, боясь
подвоха: он-то знал, что по написанию английского слова отнюдь не следует
судить о его звучании.
- Скорее "Сушонг" - авторитетно заявил Деев, вглядевшись в надпись. -
Гмм, не знаю такого. Кажется, - Модест задумался, - это что-то
ароматизированное... Ладно, давайте открывать. Тер, дорогой мой человек, у
нас найдётся что-нибудь вроде ножниц? Больших таких?
Ножницы нашлись в бухгалтерии. Право вскрыть пакет доверили Саше. Он
осторожно разрезал коричневую бумагу, под которой обнаружилась белая,
вощёная. Примерился и четырьмя решительными взмахами отчекрыжил верхнюю
часть пакета. Заглянул внутрь.
В нос ударила вонь.
1985 год, февраль. Москва.
- Вот такую дрянь подсунули англичане, - развёл руками Лбов. - Мы потом
подумали... - он умолчал о том, что большая часть умозаключений принадлежала
Модесту, - и поняли это так, что у них на складе нарушился какой-нибудь
температурный режим. Или пролилось что-нибудь.
- Знаете, Юна, это пахло скипидаром, - вклинился Тер.
- Ну я не верю, - Юника надула губки, отчего стала совсем обалденной, -
чай - это ведь трава? Он же сушится? Ну, как сено?
- Чай - не сено, - буркнул Модест. Но было видно, что он на самом деле
не сердится.
Сердиться на Юнику было и в самом деле невозможно. Новая сотрудница,
недавно пришедшая на работу, интеллектом не блистала. Было непонятно, как
она умудрилась закончить Автодорожный. Вернее сказать, это-то как раз
понятно: стати у девушки были таковские, что любое существо мужского пола
реагировало на них просто автоматически. Даже суровый Модест с его железным
принципом - никогда не блядовать на рабочем месте - и тот, заглядываясь на
её ножки, время от времени пускал скупую мужскую слюну... Но дело было не
только в статях. Юника вообще была ужасно милой - этаким лесным солнышком,
которому всё заранее прощается за пушистость.
- Ну чай ведь это же трава? - Юника хлопнула ресницами.
- Скорее, кустарник, - поправил Модест. - Увы, чайный лист может
портиться, как и всё остальное в нашем несовершенном мире.
- А у вас этот чай остался? - Юника потянулась, нечаянно вызвав у Саши
гормональную бурю. - Вы его не выбросили?
- Лежит где-то, - вздохнула Тутусик.
- А где он? - ласковые губки выпятились до того сладко, что у Саши
скрутило причинное место.
- Юничка, он гнилой, этот чай, ну правда, - защебетала Татусик. - Ну не
помню я, куда его заныкали. Кажется, в сейф.
Странным делом, изрядно битая и поломатая жизнью Туська, вопреки всем
ожиданиям, не воспылала к Юнике обычной женской ревностью, а, наоборот,
взяла под крыло. Видимо, Юнино обаяние действовало на представителей обеих
полов.
- Когда папа работал, - объяснила девушка, - друзья чай привозили из
командировок. Такой специальный английский чай. Мы тоже сначала думали, что
он вонючий. А на самом деле он здоровский, когда привыкнешь. Просто он
специальный такой... копчёный. А когда папу ушли, все друзья разбежались, -
грустно закончила она.
Печальную историю о том, как полковник ракетно-космических войск Марк
Кащук был досрочно отправлен в отставку, уже все знали.
- Копчёный чай? - заинтересовался Саша. - А как он назывался?
- Смешное такое название. Вроде как "сучок", - выговорила Юника с
лёгкой запинкой.
Солнце выглянуло из-за тучки и ударило со всего маха в стекло длинным
тёплым лучом. Луч преломился и попал в глаз Юночке. Та зажмурилась.
- Сушонг? - переспросил Лбов на автомате, подавляя в себе острое
желание поцеловать этот закрывшийся глазик.
- Вот да! - Юна осторожно разожмурилась и наградила его нежным
взглядом. - Только папа говорил "сучонг".
- Саша, вы слышали? - поднялся со своего места Модест. - Давайте
произведём экспертизу
Пакет нашёлся в сейфе. Кто-то аккуратно замотал горловину изолентой.
1985 год, июнь. Подольск.
- И вы такую муру пьёте? - отец сморщился и демонстративно отстранился
от полной чашки. - Это же шишки еловые.
- Папа, я специально привёз тебе попробовать. Это английский чай. Очень
дорогой и редкий. К нему просто привыкнуть надо. Я тебе привёз. Еле выпросил
у Модеста.
- Я что-то не понимаю. То ты говоришь, что сам привёз. А теперь у
какого-то Модеста просишь.
- Ну я не знаю как тебе объяснить... - Лбов-младший задумался. В самом
деле, непонятно, почему Эм-Ве-Де опять всем распоряжается? В конце концов,
это он, Саша, добыл такую редкость. Но почему-то главным хранителем и
распорядителем сокровища оказался именно Деев.
Так сложилось не сразу. Сначала вонючий чай пила только Юника.
Следующим стал Модест, который, преодолевая отвращение, влил в себя первую
чашку. Рожа при этом у него была кислая: похоже, никакого особенного
наслаждения он не ощутил. Тем не менее, не отступился, и на следующий день,
вместо того, чтобы наслаждаться хорошо заваренным цейлонским, снова выхлебал
вонючую пакость.
- А знаете что, дорогие мои люди, - сказал он задумчиво, - я, кажется,
понимаю... Это надо распробовать.
Два дня Модест и Юника демонстративно пили свой чай отдельно. На третий
день молчаливый Тер-Григорян, бросавший на Юну голодные волчьи взгляды,
потребовал себе "этого скипидара". Ему потребовалось три чашки, чтобы
ощутить смак странного напитка. После этого он был уличён Модестом в
довольно смешном грехе, а именно в попытке утащить домой немного заварки.
Аристакес, ужасно смущаясь, признал вину. В качестве оправдания он заявил,
что домашний чай ему теперь кажется невкусным. Во искупление вины он принёс
на работу домашний суджук, присланный ему любящими ереванскими
родственниками.
После этого на "Лапсанг Сушонг" стали подсаживаться и остальные.
Последней твердыней традиционного чаепития некоторое время оставался Аркадий
Яковлевич, но в один прекрасный понедельник и он, демонстративно морщась и
кривясь, налил в свою личную чашку тёмно-жёлтой жидкости со скипидарным
ароматом. Он морщился всю неделю, пока в пятницу его, наконец, не проняло. В
понедельник он явился на работу с новой чашкой - необыкновенных размеров.
Эм-Ве-Де, увидев посудину, тонко усмехнулся и отпустил пару двусмысленных
шуточек по поводу определённой национальности. Цунц, как обычно, смертельно
обиделся, но в пять часов был на месте, со своей лоханью. Ехидно
ухмыляющийся Модест налил ему как всем.
К исходу второй недели Деев ввёл жёсткую дисциплину. Чай объявлялся
священной и неприкосновенной собственностью лаборатории и в качестве таковой
выносу за её пределы не подлежал. Далее, чай разрешалось пить только один
раз в день, в пять часов. Распределением заварки и розливом готового
продукта заведовал лично Модест. Он же заныкал ключ от сейфа, в котором
хранился пакет.
В начале апреля Эм-Ве-Де прихворнул и на работе не появился, так что в
течении двух дней пришлось довольствоваться чаем со слоником. Всем стало так
тошно, что, после недолгого обсуждения, к Модесту отрядили прекрасную Юнику
с целью получения ключа от сейфа. На следующий день она пришла с ключом - и
во время обеденного перерыва подозрительно долго шепталась с Тутусиком о
чём-то женском.
Модест вышел через неделю и первым делом поинтересовался расходом
заварки. Народ смущённо прятал глаза. Деев прочитал краткую лекцию о вреде
невоздержанности, особо напирая на тот факт, что пакет с чаем не резиновый и
что растянуть удовольствие следует на максимально возможный срок. После чего
вернул себе ключ, символ власти.
Увы, Эм-Ве-Де был прав. Килограмм сто тридцать граммов копчёного чая
расходились как-то очень быстро. Во всяком случае, уровень заварки в мешке
изрядно понизился. Саша насилу вымозжил у Деева щепотку.
- Нет, сынок, - окончательно решил отец. - Если хочешь, пей сам. Я не
буду.
- Папа, ну попробуй. Это просто почувствовать надо. У меня тут на три
чашки. С третьей обычно всем нравится.
- Вот поэтому и не буду. Допустим, понравится. Так ведь больше-то я его
не попробую. Английского чая, небось, в заказ не положат. Спасибо нашей
родной советской власти, уберегла она нас от этаких изысков... Уберегла, -
это слово отец произнёс с застарелой досадой. - От всего она нас уберегла.
Так и помрём. Ничего не видели, ничего не пробовали.
- Папа, ты опять... - поморщился сын.
- Ну а чего опять? Чего опять? - отец стукнул кулаком по столу -
осторожно, чтобы не повредить ни стол, ни кулак. - Чего ты мне опятькаешь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг