устранена, - сказал профессор. - Что же касается новых кривых и злополучной
"утечки" вашего конденсатора, то эти сведения мы сохраним. Авось пригодятся
когда-нибудь.
Он открыл сейф, извлек оттуда небольшую плотного картона папку,
аккуратно сложил туда фотографии, вместе с исписанными листами блокнота,
спрятал папку в сейф и закрыл его.
***
Машина осветила фарами тихую аллею и с легким шуршаньем тронулась с
места. Мирон Григорьевич задумчиво глядел перед собой. На душе у него было
неспокойно. Как мог нарушиться контакт в таком ответственном месте? - думал
он. - Неужели рассеянность? Вот уж в чем, в чем, а в невнимательности его
упрекнуть не могли. И все же проглядел контакт. Мелочи как будто, а в
журнале клинических наблюдений опять появится нежелательная запись о
недостаточной стабильности аппарата. Это в какой-то мере отсрочит окончание
работ. А ведь генератором так интересуются...
Словно угадав мысли Казарина, профессор сказал:
- От Эмерсона снова письмо.
- Опять просит схему?
- Да. Обещает поделиться своим опытом по лечению сном.
- Вы, конечно, отказали.
- Категорически!
Казарин поглядел на Браилова и отвел взгляд в сторону. Странный все же
человек Антон Романович. Как он рассердился, когда после его доклада на
конференции в газете появилась заметка о генераторе. "Болтуны! - ворчал
он. - Работа еще не завершена, а они на весь свет раструбили. Хорошо, что я
схемы не демонстрировал. Они не постеснялись бы и схемы тиснуть".
Какой шум поднялся после той памятной конференции! Дождем посыпались
письма. Одни просили прислать схему, другие интересовались, когда можно
будет приобрести аппарат. Антон Романович всем отвечал одно и то же: работа
над генератором еще не завершена, конструкция совершенствуется, выясняется
диапазон действия...
- А я бы послал, - сказал Казарин. - Всем послал бы. И этому американцу
Эмерсону тоже. Работа не завершена? Ну так что?.. Пускай и другие
потрудятся. От этого дело только выиграет. Ведь наш генератор - самый
безобидный аппарат в мире, навевает сон и только.
- А Володя Шведов? - спросил профессор. - Ах, как я был зол на вас
тогда. Экспериментировать с таким аппаратом дома! Хорошо, что все обошлось.
Нет, наш генератор не такая тихоня, как вам кажется. С его помощью можно ох
каких бед натворить!
Несколько минут ехали молча, потом Казарин сказал: Таких казусов, как
сегодня, Антон Романович, больше не будет. Мы заменим пайку
микроэлектросваркой. Каскад будет работать безотказно.
13. УНИВЕРСАЛ
Мастерская артели с рычащим названием "Горпромремприбор" помещалась в
нижнем этаже двухэтажного дома. По обе стороны входной двери - широкие
витрины. Правая занята часами разнообразнейших моделей, левая установлена
сверху донизу деталями радиоприемников, пылесосов всевозможнейших
измерительных приборов.
Часовая мастерская отделена от электротехнической перегородкой. Здесь
работает Алеутов.
С первых дней своего появления в мастерской Алеутов зарекомендовал себя
мастером высшего класса. Тонкие длинные пальцы, казалось, специально были
созданы для мелких деталей часовых механизмов.
Заведующий мастерской, Яков Семенович Левин, сразу же проникся глубоким
уважением к Алеутову. "Золотые руки! А?.. Это не руки, а скрипичный ключ к
сонате Бетховена!"
Позже выяснилось, что Алеутов разбирается не только в часовых
механизмах. В мастерскую как-то принесли для ремонта редко встречающийся
радиоприемник марки "Филипс". Радисты долго возились, но аппарат
капризничал: репродуктор вместо нормальных звуков извергал каскады хрипов и
тресков, от которых дребезжали стекла витрин.
Старший радиотехник, человек на редкость спокойный, наконец не выдержал
и разразился руганью:
- Чтоб тебе вместе с твоим хозяином в тартарары провалиться! Два часа
угробил, и никакого толку!
Алеутов подошел, с минуту стоял, прислушиваясь к приемнику, потом
наклонился, решительно выключил его и произнес, добродушно улыбаясь:
- Оконечную лампу смените, Иван Пантелеевич. потеряла эмиссию. И
сопротивление на аноде детектора тоже менять надо: видать испорчено.
Иван Пантелеевич с раздражением посмотрел на Алеутова. "Тебя еще тут не
хватало!" Однако лампу сменил и сопротивление перепаял. Приемник сразу же
заработал.
После этого случая радиотехники, когда у них что-нибудь не ладилось,
всегда обращались за помощью к Алеутову. Тот, как правило, сразу же находил
причину неполадки.
- Завидных знаний мастер! - восхищенно покачивал головой Иван
Пантелеевич. - Нету для него секретов в технике. Одно слово - универсал.
Когда Левин заболел, директор промартели назначил заведующим мастерской
Алеутова. Тот долго отказывался, потом согласился.
- Хорошо, - сказал он. - Но только временно. Пока Яков Семенович
выздоровеет.
Но Левин, вернувшись на работу после болезни, отказался принимать дела.
"Стар стал, трудно с отчетами возиться. Да и вообще... Так уж у нас принято,
чтобы старшим по мастерской самый лучший был. Кто такой Левин?.. Часовой
мастер, и только. А товарищ Алеутов?.. Ну, это совсем другое дело... Это
широкий диапазон. Да!"
Часовая мастерская считалась лучшей в городе. Она обслуживала несколько
институтов и университет - профилактический осмотр и ремонт часов, аппаратов
с часовыми механизмами, кимографов, секундомеров...
По вторникам, четвергам и субботам Левин направлялся на свои объекты.
Старику было нелегко. Возвращался он усталый, тяжело дыша.
- При вашем сердце трудное это дело, Яков Семенович, сказал как-то
Алеутов. - Давайте я на себя хоть психоневрологический возьму. До него ведь
пока доберешься... Три пересадки делать приходится.
- Э, нет, - возразил Левин. - Сельскохозяйственный - пожалуйста!
Ветеринарный - милости прошу. А психоневрологический - ни за что. Ведь у
меня, Аким Федотович, склероз, это раз. Кровяное давление, это два. Руки вот
дрожать начали. А там специалисты, профессора! Они мне свалиться не дадут.
Я, знаете, больше всего свалиться боюсь. Очень противно умирать, лежа в
постели. Надо чтобы сразу хлоп - и нет человека. И обязательно надо, чтобы
это "хлоп" во время работы произошло. Да... Так о чем же я говорил?
Вспомнил! О профессорах. Так вот, в прошлый четверг знаете кто меня смотрел?
Сам профессор Браилов, Антон Романович.
- Антон Романович? Это кто же такой?
- Кудесник в своем деле. Я ему жалуюсь, говорю: сон у меня плохой. Уже
нарочно сижу вечерами поздно, читаю, все равно - ляжешь в постель, а она
нет, хоть плачь. Под утро, наконец, заснешь, да какой это сон? Одно
название. И спишь и не спишь. Утром голова как ватой набита.
- Ну, что касается сна, то здесь мы вам, товарищ Левин, поможем, -
сказал профессор. Он усадил меня в кресло, очень удобное такое, точь-в-точь,
как в первоклассной парикмахерской у нас в городе. Какой-то аппарат
пододвинул, щелкнул выключателем и ушел. Я сижу, волнуюсь немного, я этих
аппаратов побаиваюсь вообще. Сижу, прислушиваюсь к себе и вдруг чувствую -
цепенею будто. И так мне легко стало: не заметил, как уснул. Потом
просыпаюсь. Знаете, сколько я спал? Два часа. В голове ясность, как тридцать
лет тому назад. Еще мне профессор и лекарства прописал. Ах, какое лекарство!
Спишь после него как убитый. А утром такая бодрость - петь хочется. В
следующий четверг должны мне повторить процедуру с аппаратом. Теперь вы
понимаете, что институт Браилова я вам уступить не могу? Жду не дождусь
четверга, чтобы опять в это замечательное кресло сесть.
Однако, в следующий четверг Яков Семенович в институт не пошел.
Накануне вечером, переходя улицу, он попал под автомашину. Шофер скрылся, а
подоспевший милиционер не счел нужным вызывать карету скорой помощи - смерть
наступила мгновенно.
Обслуживание институтов перешло к Алеутову. Он брался за ремонт
сложнейших аппаратов. Работы выполнял безукоризненно и точно в срок.
Работники научных лабораторий часто прибегали к его помощи, советовались с
ним.
Казарин быстро сдружился с Алеутовым, считая его толковым человеком.
Было около двенадцати, когда Казарин с фотоприставкой под мышкой вошел
в мастерскую.
- О, Мирон Григорьевич! - поднялся навстречу ему Алеутов. - Какая беда
вас к нам привела? Заходите в мою келью, милости прошу. - И он широко
распахнул перед Казариным дверь своей кабины.
Мирон Григорьевич рассказал ему о фотофиксаторе. Алеутов освободил стол
от деталей какого-то механизма и взялся за фотофиксатор.
- Посидите, пожалуйста. Мирон Григорьевич, сейчас гляну, в чем дело. -
И он вооружился лупой. - Заедает, стало быть, - бормотал Алеутов. - А мы
сейчас узнаем, с чего это он вдруг отказал. А, вот оно что! Пустяковина,
оказывается. Редуктор отошел. А мы его подтянем. - Не глядя, он протянул
руку к ящику с инструментом, положил отвертку и взял более тонкую. - Мы его
сейчас, такого-сякого, поставим на место, чтобы не баловал больше. Вот и
все, пожалуй. Он ловким движением наложил крышку, быстро закрепил ее и,
передавая аппарат Казарину, спросил:
- Чего же это вы, Мирон Григорьевич, вчера его не показали мне, когда я
был у вас? Работы на две минуты, а вы утруждали себя.
- Он только этой ночью закапризничал, - ответил Казарин.
- Вид у вас усталый. Опять ночью работали?
- Один из генераторов зашалил у нас. Пустяковая неполадка, понимаете:
контакт на клемме у конденсатора оказался никудышний, а в результате чуть
больной не пострадал. Вот и провозились с Антоном Романовичем почти до утра.
- Это какой же аппарат? - спросил Алеутов. - Уж не тот ли, что вчера
днем регулировали?
- Тот самый, - настороженно посмотрел на Алеутова Казарин.
- Конденсатор, говорите? Третий справа от оконечного пентода?
- Да, третий... - изумленно прошептал Казарин, не понимая, откуда
Алеутов мог знать такие детали в устройстве генератора.
Алеутов закусил губу и нахмурился, явно удрученный чем-то. Он помолчал
немного, потом сказал, не глядя на Казарина:
- По моей вине это, Мирон Григорьевич. - Он посмотрел на Казарина и
виновато улыбнулся: - Помните, вышли вы вчера за какой-то деталью, а мне как
раз паяльник понадобился. Подошел я к вашему столу, глянул на аппарат и...
полюбопытствовал. Провод от конденсатора немного согнут был. А у меня
болезнь, Мирон Григорьевич: не могу я неряшливого монтажа спокойно видеть.
Нажал я на провод, чтобы выровнять, а он возьми да отскочи. Я его тут же и
припаял. Ну, видно, торопился. Вы уж простите меня. И перед Антоном
Романовичем при первом же случае повинюсь.
- Ладно, чего там: все обошлось благополучно, а за то, что признались,
большое спасибо вам. Я ведь только сейчас успокоился, а то думал все,
мучился: не мог я в таком ответственном месте такую пайку допустить.
Он попрощался и ушел.
Проводив Казарина, Алеутов с минуту постоял, задумчиво глядя перед
собой, потом медленно вытер платком вспотевший лоб.
- Нехорошо! - произнес он шепотом. - Да, нехорошо!
14. ДЖОН МИТЧЕЛ ТОРОПИТ
Строительство института шло полным ходом. Профессор Эмерсон поспевал
всюду. Чуть свет его можно было видеть на строительной площадке: поговорив с
инженерами, он торопился в отдел оборудования, оттуда шел в уже подведенный
под крышу виварий, потом в биохимическую лабораторию.
Эмерсон был доволен.
Спустя два месяца, когда здания были уже почти закончены и большинство
лабораторий приступило к работе. Джон Митчел пригласил профессора к себе.
Эмерсон сбросил халат, быстро переоделся и помчался в Вашингтон.
Электрический король встретил его приветливо, почти дружески.
- Ну как дела, Эмерсон? - спросил он, подымаясь навстречу профессору. -
Когда вы рассчитываете всерьез приступить к изысканиям?
Эмерсон сказал, что биохимическая и психофизиологическая лаборатории
уже работают. Физическая оборудуется. В ближайшее время будет закончен
монтаж высокочастотных установок, и тогда...
- Мне нравится ваше бодрое настроение, - прервал его Джон Митчел. -
Деловые люди всегда должны находиться в тонусе. Разрешите всего один вопрос:
какой принцип вы намерены положить в основу будущего аппарата?
- Ультракороткие волны, - ответил Эмерсон. - Мы кое-чего уже добились
еще полгода тому назад. Так, например, лягушки...
- Лягушки меня не интересуют, - махнул рукой Митчел. Как вы полагаете,
на каком принципе построил свой аппарат профессор Браилов?
"Дался ему этот Браилов", - с недовольством подумал Эмерсон. А вслух
произнес:
- Ультракороткие волны, конечно. Детали мне неизвестны, но...
- Пишите! - оборвал его Митчел, протягивая чистый блокнот. - Пишите,
пишите! - нахмурил он брови, заметив недоуменную гримасу на лице Эмерсона,
и, откинувшись в кресле, принялся неторопливо диктовать. - Аппарат для
усыпления на расстоянии должен работать на принципе излучения электрических
колебаний ультравысокой частоты в виде кратковременных, но чрезвычайно
мощных импульсов... Записали? Дальше: время миллионные доли секунды.
Мощность - десятки тысяч вольт. К сожалению, это все, что мы смогли узнать
об аппарате Браилова. Я надеюсь, что мне удастся за короткое время раздобыть
вам и схему...
Эмерсона покоробила циничная прямота Митчела. За кого он принимает его,
Альфреда Эмерсона? Неужели ему непонятно, что намерение "раздобыть схему" -
просто оскорбительно.
- Мы сделаем аппарат самостоятельно, - выпрямился Эмерсон. - И я уверяю
вас, он будет не хуже браиловского. И вообще, я не нуждаюсь в чужих
схемах, - закончил он, глядя в упор на Митчела потемневшими от сдерживаемого
гнева глазами.
Джон Митчел поморщился. Густые брови его почти сошлись у переносицы.
- Нет большей глупости, чем изобретать порох, - сказал он
раздраженно. - Мы с вами - деловые люди, Эмерсон. Науку, профессор, надо
двигать вперед, используя все, что уже сделано. Считаю вас слишком трезвым
человеком, чтобы напоминать вторично эти азбучные истины. Мы должны иметь
аппарат для усыпления на расстоянии, и как можно быстрее. Действуйте! Денег
не жалейте. Они вернутся с лихвой, осчастливив по пути некоторых, хотя бы
вас, профессор.
Он поднялся и протянул Эмерсону свою сухую руку.
Профессор уехал злой, но, попав опять в сутолоку институтского городка,
быстро позабыл о неприятной встрече с патроном. "Кто такой Джон Митчел, в
конце концов? Ученый? Изобретатель? Нет! Бизнесмен. Напористый, энергичный,
предприимчивый и по-своему умный, но бизнесмен, и только. У него свои
представления о добропорядочности, своя точка зрения на понятия чести, и...
и черт с ним. Теперь можно Приступить вплотную к научным изысканиям", - и
профессор Эмерсон с головой окунулся в работу.
Он установил строгий режим. Приходил в институт ровно в восемь утра,
уходил только в девять вечера. Для ассистентов, лаборантов и простых
помощников был разработан четкий график. Время еды - три раза в день по
тридцать минут: полтора часа в сутки для приема пищи, - это больше чем
достаточно. Сложнее с отдыхом. Умственная работа - не физическая. С
мускулами - проще: оставил, скажем, человек копать, бросил лопату на
пять-шесть минут - и отдохнул. А для восстановления нервной энергии
требуется во много раз больше времени. Даже когда откладываешь в сторону
книгу, мозг продолжает работать, обдумывать прочитанное, перебирать в памяти
героев, жить их судьбами. Это у простого читателя, а у научного работника?..
Проблемы, которые он решает, не дают ему покоя даже ночью, во время сна.
Умственное переутомление опаснее физического; оно истощает клетки мозга. Но
существует гигиена умственного труда. С помощью специальных приемов можно
значительно сократить время, необходимое для восстановления нервной энергии.
При сооружении института Эмерсон предусмотрел специальные комнаты для
отдыха. Небольшая кабина, абсолютно непроницаемая для посторонних звуков,
кондиционный воздух с повышенным процентом кислорода, мягкий свет,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг