тоже на неделю: будешь покупать в продуктовом магазине. Надеюсь, ты уже
освоилась с местностью?
Так говорила Саше Клавдия Григорьевна в первый же день после их
приезда. Саша молча слушала ее, перебирая, по привычке, бахрому скатерти.
- Да, и отучись, пожалуйста, от этой дурной привычки!.. Кстати, почему
ты накрыла стол скатертью? Это совершенно ни к чему. У нас есть отличная
клеенка - ее только нужно ежедневно протирать чистой влажной тряпкой.
Вероятно, все, что говорила тетка, было справедливо. Мама тоже,
бывало, журила Сашу за дурную привычку - перебирать бахрому скатерти и
заплетать из нее косички. У них дома тоже была блестящая, чистая клеенка,
на которой они обедали, когда оставались одни. Ведь Саша была очень
рассеянна и не раз проливала чай или кофе, торопясь передать матери чашку.
Но после обеда они всегда покрывали стол веселой, яркой скатертью,
которую мама сама вышила, и в комнате сразу делалось красивей и уютней. А
потом они садились на диван...
- О чем ты так задумалась, Александра? Я тебя спрашиваю, Саша...
В голосе тетки Саша неожиданно услышала мягкую ноту. Она с робкой
надеждой взглянула на Клавдию Григорьевну, и ей показалось, что та смотрит
на нее с каким-то новым, почти участливым выражением. И Саше захотелось
подойти к ней, прижаться.
Ведь это была ее тетя, папина сестра, самый близкий сейчас для нее
человек.
Но Клавдия Григорьевна уже укладывала свой портфель.
- Я ухожу, - сказала она спокойно. - Пока нет второго ключа, посиди
дома.
- Я хотела к Светлане Игнатьевне, - робко сказала Саша.
Клавдия Григорьевна недовольно поморщилась:
- Ну, какая это тебе подруга, подумай сама! И ведь она не гулять сюда
приехала, а работать. Не надоедай ей, пожалуйста, и не навязывайся со своим
знакомством. Каждый человек, даже ребенок, должен всегда соблюдать чувство
собственного достоинства.
И Клавдия Григорьевна удалилась, оставив Сашу взаперти, - совершенно
одну в новом и чужом для нее доме.
Саша подошла к окну, посмотрела на широкую немощеную улицу поселка.
Еще не все дома на этой улице были построены, и как раз напротив их окон
стояли недавно сложенные стены нового дома. Сейчас там никто не работал -
вероятно, потому, что было воскресенье, и оттого недостроенный дом да и все
вокруг него показалось Саше очень грустным. Соседей по квартире, у которых,
как знала Саша, был маленький ребенок, дома не было - они уехали на
несколько дней в город.
Она была одна, совсем одна.
Саша воткнула в штепсель вилку репродуктора. Передавали "легкую
музыку", как ее называли обычно в программе, - какую-то сценку из оперетты,
и два голоса, мужской и женский, пели, перебивая и заглушая друг друга,
что-то очень бурное - нельзя было разобрать почти ни одного слова.
Но эта бурная музыка показалась Саше бестолковой и даже грустной. Она
выключила репродуктор и молча посидела у стола, с которого Клавдия
Григорьевна сняла, уходя, нарядную скатерть, - посидела просто так, без
дела, подперев руками голову.
Вероятно, тетка не похвалила бы ее за такое занятие. Саша подумала об
этом с невольным смущением и решила разобрать свои вещи.
Вчера она вынула из чемодана лишь самое необходимое - ночную рубашку,
полотенце, мыло.
Она подняла крышку и вынула стопку книг. Надо их сейчас же расставить
на полке, иначе Клавдия Григорьевна опять скажет про беспорядок... Но по
руке, достававшей последнюю книгу, мягко скользнула шелковая кисточка
яркого колпачка...
- Петрушка. Миленький, - шепотом сказала Саша и стала на колени около
чемодана.
Дома никого не было, ее никто не слышал, и она могла теперь говорить
какие угодно ласковые слова этой так полюбившейся ей в дороге кукле. Ведь
сейчас никто не назовет их сентиментальными и наивными "в устах такой
большой девочки".
- Петрушка, хороший мой, - повторила она.
И ясно, очень ясно услышала ответ:
- Са-ша!..
Глава восьмая
У ПЕТРУШКИ ПОЯВЛЯЕТСЯ НОВЫЙ ПРИЯТЕЛЬ
Вы слыхали когда-нибудь таких ораторов, которым нечего сказать, а они
все-таки говорят?
Например, на классном собрании. Слыхали, да?
К таким ораторам принадлежал и петух Крикун.
Уверяю вас, что ему действительно нечего было сказать, когда он среди
дня взлетал на забор и начинал свою речь, обращенную к курам и другим
обитателям маленького двора.
В этот день Крикун начал свою речь так:
- С точки зрения! Здоровой критики!..
Он посмотрел вокруг своими круглыми глазами - что бы ему такое сегодня
покритиковать? - и начал с первого, что попалось в его петушиное поле
зрения:
- Я критикую ку-ур!..
Куры сейчас же сбежались, кудахча и сбивая с ног друг друга. Они
восхищались петухом и готовы были часами слушать его. Но так как петуху
совершенно нечего было сказать, кроме того, что он уже сказал, то он
повторил полюбившуюся ему фразу еще раз пять, и куры снова разбрелись по
двору.
Но был один слушатель, который никуда не ушел, а продолжал внимательно
слушать Крикуна и даже подбадривал его криками, вертелся, плясал от
восторга и наконец звонко захлопал. Петух к таким овациям, по правде
говоря, не привык и, косясь на благодарного слушателя круглым глазом, так
оглушительно крикнул "кукареку", что даже сам удивился.
И слушатель был поражен таким великолепным концом речи. Он всплеснул
руками и вывалился бы от восторга из окна, в которое высовывалась его
радостно улыбавшаяся физиономия, если бы Саша не удержала его за подол
рубашонки.
- Какой ты еще глупенький, Петрушка! - сказала она. - Ну чем тебе
понравился этот болтун? Только кричит без толку и крыльями хлопает.
Но Петрушка не мог на этот раз согласиться с Сашей. Солнце так ярко
светило в этот день, и так ослепительно сверкали петушиные зеленовато-синие
перья!
Это было как в театре, но, пожалуй, еще лучше, потому что петух бродил
по ярко-зеленой траве и вокруг так одуряюще-заманчиво пахло медом и мятой!
Петрушка ужасно завидовал петуху и искренне им восхищался.
- Хорошо, если он тебе так нравится, я познакомлю вас, - сказала
Саша. - Ведь тебе тоже скучно здесь, я знаю.
И она высыпала за окно горсточку хлебных крошек.
Крикун сейчас же склонил набок голову и важно подошел к окну. Он
склюнул одну крошку и, став в нестерпимо прекрасную позу, оглушительно
захлопал крыльями и снова закричал, призывая кур к этому неожиданному
угощению.
Петрушка был просто ослеплен: он бесповоротно влюбился в этого
горластого красавца.
В общем, знакомство состоялось, и Крикун, гордясь произведенным им
впечатлением, по нескольку раз в день подходил к окну, на котором сидел
немножко скучающий и в то же время очень всем заинтересованный Петрушка.
Петуху, конечно, совершенно нечего было сказать Петрушке. Он, по
правде говоря, ничего не понимал в окружающем и на все жадные Петрушкины
расспросы болтал такую чепуху, что Саша сразу высмеяла бы его.
Но Саше некогда было слушать разговоры новых приятелей - у нее теперь
было много хлопот по дому. Ведь она была исполнительная и аккуратная
девочка и к тому же побаивалась своей строгой и справедливой тети. Да и не
могла она так хорошо понимать болтовню петуха, как ее понимал Петрушка.
- Здр-равствуй! - орал Крикун, подходя к окну (он здоровался с
Петрушкой не меньше десяти раз на день).
- Драсьте, драсьте! - радовался Петрушка. - Где ты был? На улице? Там
интересно? Что там делают?
- Ничего интересного! - важничал петух. - Таскают зачем-то палки, меня
чуть не зашибли и еще обозвали!
- Как, как тебя обозвали? - волновался Петрушка.
Но Крикун не хотел повторять обидное слово. Рабочие, строившие дом,
обозвали его дураком. Это была такая несправедливость! Ведь он-то был занят
важным делом - искал за границей своего двора самые вкусные крошки, а эти
глупцы таскали зачем-то бревна и чуть не сшибли его с ног.
Петрушка тоже негодовал - сочувствовал своему новому приятелю.
Ему хотелось заступиться за друга, хотелось отплатить обидчикам, но,
главное, очень хотелось побывать в этом большом, шумном мире, начинавшемся
за дворовой калиткой.
Саша все обещала Петрушке взять его с собой на улицу, но под самыми
разными предлогами не выполняла своего обещания.
- Разве ты не видишь, Петрушка, у меня руки заняты. Я иду за
молоком, - говорила она, размахивая бидоном и сумкой.
Или:
- Разве ты не видишь, Петрушка, я иду к Светлане Игнатьевне за
книгами. Она такая хорошая и, пока не открылась клубная библиотека, дает
мне свои книжки...
Петрушка обижался и сердился на Сашу и потом целыми часами не
разговаривал с ней. Но молчать весь день было тоже очень скучно.
Приходилось довольствоваться обществом одного Крикуна, а он уже
порядком надоел Петрушке.
Но вот однажды Саша сказала:
- Ну, довольно кукситься! Собирайся скорей, Петрушка. Мы с тобой
сейчас пойдем... ой, ты даже не догадываешься, куда мы сейчас пойдем!
Глава девятая
ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ЛОДКЕ
Лодка медленно плыла по реке, и Светлана внимательно смотрела вдаль,
то и дело заглядывая в лежавшую на ее коленях карту.
Она была совсем еще молодым инженером-гидрологом, Светлана, - она
получила это звание всего лишь два месяца назад. И хотя и раньше она бывала
на практике и часами ездила по маленьким извилистым сибирским речкам, в
сопровождении двух здоровых, беспрекословно подчинявшихся ей дядек, и брала
пробы воды, и измеряла глубину и температуру воды, но то ведь была еще
практика.
А это была ее первая настоящая работа - и на таком большом
строительстве! Да, очень большом, хотя и начиналось оно в этом маленьком,
немного похожем на деревушку поселке.
Только бы ей сейчас не ошибиться, как это случилось вчера, когда она
работала вместе с Клавдией Григорьевной в конторе и спуталась при
вычислениях. Клавдия Григорьевна так кисло поморщилась тогда! Но еще
неприятнее было бы ошибиться перед самоуверенным Леонидом Леонидовичем,
инженером из управления, тем самым, что ехал с ними в поезде.
А может быть, еще обиднее было бы ошибиться на глазах у Кости - вот
этого славного, но довольно ехидного парня, который должен помогать ей,
инженеру Светлане Коваленко, и гребет сейчас, сильно взмахивая веслами и
мурлыкая какую-то песенку; и перед Сашей, которая тихонько сидит на
скамейке, держась одной рукой за борт лодки, а другой придерживая своего
любимца Петрушку. Даже Петрушка, как кажется Светлане, наблюдает за ней:
"Ну-ка, как ты справишься со своим делом?"
А кругом - ослепительно сверкающая под полуденным солнцем синь реки, и
темная кромка леса на том берегу, и белеющие новые строения - на этом.
- А не пора ли, Светлана Игнатьевна? - слышится как будто
почтительный, но словно и насмешливый Костин голос.
И Светлана вся вспыхивает: опять задумалась! Ну когда она избавится от
этой детской привычки!
- Нет-нет, еще не доехали, - говорит она твердо.
И Костя молча подчиняется.
Но вот они остановились.
Теперь в чуть покачивающейся лодке начинается научная работа: за борт
опускается шест - все глубже, глубже, глубже... Есть! Стоп!.. Все очень
заинтересованы и глядят в глубь темной, колышущейся воды... И вдруг - шлеп!
Что это молниеносно сверкнуло над самым бортом - красное, зеленое,
голубое - и шлепнулось в воду?
Крик вырывается у всех одновременно, но Петрушка уже пойман - его
поймали за ноги и втащили обратно в лодку. Ноги его почти сухи, но все
туловище и колпачок мокры так, что хоть выжимай! Его никто не бранит, все
взволнованы случившимся, даже посмеивающийся Костя. Но Петрушке стыдно,
ужасно стыдно. Ох, взяли с собой в научную экспедицию, а он так осрамился!
Он молча сидит на руках у взволнованной Саши и сохнет, сохнет на
солнце, так что пар идет от его шелкового колпачка и рубашки.
Он пострадал из-за своей научной любознательности, - никто этого не
понимает, все думают, что он просто неосторожный и любопытный дурачок. И
никто никогда не узнает, что он увидел, когда свалился в воду: он увидел...
нет, это невозможно рассказать! Оно было такое длинное, серое, зубастое,
оно плыло под водой около самой лодки и шевелило хвостом... Оно чуть не
утащило Петрушку под воду; оно могло бы испортить всю их научную работу,
изгрызть шест, укусить Сашу, но он спугнул его своим падением, и никому об
этом не скажет. Не надо зря беспокоить друзей.
Глава десятая
САША И ПЕТРУШКА ЗНАКОМЯТСЯ С НАТАЛКОЙ.
ПЕРВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
- Петрушка, слышишь? - сказала Саша. - Соседи приехали.
Петрушка еще крепко спал после вчерашнего приключения. Но когда Саша
его разбудила, он тоже услышал, как в соседней комнате ходят, как
разговаривают два молодых голоса - мужской и женский. И вдруг закричал
детский звонкий голосок, потом что-то упало, разбилось. Потом послышался
смех, потом шлепок, потом детский плач.
Саша и Петрушка молча слушали все это. Саша улыбалась, а Петрушка
хлопал руками, показывая, как баюкают, потом засмеялся, а когда ребенок
заплакал - очень рассердился и стал дергать Сашу за руку.
Но в этот момент в дверь их комнаты постучали, и сейчас же в нее
заглянула очень молодая женщина в платочке, с бидоном в руке.
- Здравствуйте! - сказала она приветливо. - Вы наша новая соседка?
Вас, кажется, зовут Саша? А меня Ирина. Саша, вы не посидите полчасика с
моей Наталкой? Муж ушел на работу, а мне бы только за молоком...
- Ой, пожалуйста! - воскликнула Саша. - Конечно, посижу.
Саша побежала за Ириной в соседнюю комнату, и на минуту там наступила
тишина - вероятно, Наталка, примолкшая от удивления, разглядывала новое
лицо. Но вот хлопнула входная дверь - Наталкина мама ушла, - и сейчас же
раздался рев. Да какой!
Саша что-то быстро говорила, Саша пела песенку (оказывается, она умела
петь, и голос у нее был нежный и чистый), но плач не умолкал.
Петрушка ерзал на месте. И вдруг Саша вбежала в комнату, схватила его
и побежала с ним в комнату соседей.
В кроватке с сеткой стояла маленькая девочка и размазывала по лицу
слезы.
- Наталочка, смотри, смотри! - торопливо сказала Саша. - Смотри, какой
Петрушка!
И Петрушка сразу понял, что от него требовалось.
Как только Саша подняла его и показала Наталке, он пустился в пляс.
Он и вертелся, и руками махал, и ногами притопывал!
Наталка, вытаращив огромные синие глаза и открыв рот, с минуту молча
смотрела на него.
Неизвестно еще было, что последует за этой минутой молчания.
Но вот Наталка заулыбалась, потянулась к Петрушке и, схватив его за
руку, залилась счастливым смехом.
Так и застала их мама Ирина.
Наталка не хотела сначала отпускать Петрушку, но у мамы Ирины в руках
скоро появилась другая привлекательная вещь - тарелка с бело-кремовой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг