жизненный закат. Но и честолюбия, необходимого для самодостаточного
бытования в иных мирах, не имелось.
Зато дети у себя там как-то со временем без помощи стариков преодолели
все, казавшееся непреодолимым - а куда б они делись - так что надобность в
"эгоистичных" стариках однажды взяла и отпала. Как короста на пупке. То
есть, выражаясь велеречиво, но банально, "прервалась нить, связующая
поколения". Остались только редкие, чисто формальные электронные эпистолы,
но перебраться поближе уже никто стариков всерьез не зазывал.
Таким вот образом и застряли до скончания века Катерина с Леонидом в
своей дыре. Жизнь доживать, друг за другом доглядывать, нехитрое,
разваливающееся на глазах натуральное хозяйство из последних сил вести.
Совсем бы его бросить, хозяйство это, да пенсионы-то у обоих больно
маленькие - не шибко-то на них...
В глазах вселенского Содружества Земля уже давно не имела никакой
реальной ценности. А по своей бедности и неустроенности была сущим бельмом в
глазу у жизнерадостной Администрации. Планета находилась в стороне от
больших и малых космических трасс, ее снабжение и обслуживание получалось
крайне убыточным, так что даже если бы кто-то наловчился решать все проблемы
Земли безупречно, это вряд ли принесло бы данному гипотетическому чиновнику
толику морального удовлетворения, а тем более славы.
Одно время Землю даже хотели снести. В смысле, перетащить поближе к
Солнцу и сжечь в его термоядерной топке. Однако взбунтовалась вечно всем
недовольная "общественность", сама живущая, между прочим, на самых
комфортабельных планетах Содружества, но которой ведь только дай повод
побузить. Эти неугомонные бунтари подняли такой вой по всем информационным
каналам, что Земля не только на веки вечные осталась на своей заезженной
орбите, но даже получила статус историко-ландшафтного заповедника. Правда,
извечные проблемы неперспективных поселений все равно никуда не делись.
Бунтари ведь никогда ничего не доводят до конструктивного конца - не их это
специальность.
Так что если, к примеру, умилительные бумажные письма да трогательные
бандерольки доставлялись рейсовым планетобусом более-менее регулярно, то
бригада врачей, посещавшая Землю два раза в год в периоды сезонных
обострений у хроников, вечно торопилась, больных за полгода скапливалось
несметно, на прием выстраивались бесконечные очереди, хотя - вот извечная
гримаса нерентабельного сервиса - все ветераны имели неукоснительное право
на обслуживание вне очереди.
Врачи так торопились, что ничего не хотели да и не имели возможности
лечить. Почти во всех случаях они с ходу предлагали клиенту полную льготную
замену внутренних органов и внешних членов, что было проще и целесообразней
с экономической точки зрения, чем какие-либо лечебные мероприятия, требующие
терпения и тщательности, но не гарантирующие сколько-нибудь приемлемый
результат. И доктора сильно раздражались, когда старики с чисто старческим
упрямством и эгоизмом цеплялись за тот или иной исчерпавший ресурс орган,
словно именно в нем содержалась душа, хотя уже давно было научно доказано,
что душа человеческая содержится в том исключительно слабом электромагнитном
поле, которое человек создает вокруг себя.
А еще, несмотря на статус вселенского заповедника, совсем худо
временами обстояло дело с предметами первой необходимости, особенно
продуктами питания. Космическая лавка должна была прилетать каждую неделю,
но случалось, что она не появлялась по месяцу, и тогда население Земли
натурально голодало. Люди слали в Администрацию коллективные жалобы на
дирекцию вселенского торга, дирекция регулярно получала за свою халатность
дежурную нахлобучку, чем дело и кончалось. Может, потому что другие
показатели торговой отрасли были на недосягаемой высоте.
А когда космолавка добиралась-таки до захолустной планеты, люди хватали
питательные таблетки, пилюли, микстуры, а также памперсы целыми упаковками.
Разумеется, кому-то обязательно не доставалось жизненно необходимого товара.
И земные старики, перемогая голодуху, только растравляли свои души и кишки
распространяемыми из уст в уста легендами о добрых старых временах, когда
человеческое пищеварение было устроено не в пример сложнее и могло
замечательно усваивать пищу естественного происхождения. Само собой, легенды
эти умалчивали про то, что усложненное пищеварение было подвержено многим
опасным заболеваниям, чему положила конец лишь управляемая и тщательно
просчитанная эволюция, осуществление которой стало одним из самых
грандиозных достижений науки и технологии.
Легенды, конечно, звучали весьма фантастично, однако на правду тоже
здорово походили. Потому что многим доводилось наблюдать своими глазами, как
и чем питаются дикие звери, вдруг начавшие хорошо плодиться на заброшенной
Земле, хотя еще недавно считалось, будто они вымерли подчистую. И давно. А
звери жевали все подряд так называемыми "зубами" и выглядели очень
довольными. Стало быть, сытыми. Вводя в искушение самых отважных или
наиболее проголодавшихся людей, которые пробовали, преодолевая отвращение,
тоже проглотить что-нибудь нетрадиционное. Но маленький гладкий желудок не
был приспособлен для грубого органического материала, он мог только
исторгать ее обратно в непереработанном виде, подчас причиняя
экспериментатору немалые физические и эстетические страдания...
Дочь Леонида и Катерины Позитрона жила на Золотой Планете. Там
абсолютно все состояло из золота. Когда туда прилетели первые пионеры, они
даже дома и деревья возле домов понаделали из золота. А потом и свой
метаболизм перевели на золотую основу.
Сын Птолемей обосновался на Бриллиантовой Планете, где все обустроили
аналогично Золотой Планете, только, соответственно, из бриллиантов. Там даже
печки топили бриллиантами, от которых много жару и совсем нет золы.
Давным-давно, когда дети один-единственный раз вместе навестили
родителей в юбилей их совместного жительства, крепко выпившие муж Позитроны
и Птолемей однажды сильно, чуть не до драки, заспорили, чья планете лучше.
Едва удалось совместными усилиями жен и юбиляров не допустить
рукоприкладства. Договорились к всеобщему удовольствию, что и Золотая, и
Бриллиантовая бесконечно прекрасны, лучших новых родин просто немыслимо
желать, что, помимо этого, и зять у стариков, и сын - парни хватские,
головастые да горячие, чужого им не надо, но за свое они любому глотку
порвут...
А еще в Содружество входили: Серебряная Планета, Платиновая, Урановая,
Нефтяная, Меховая, Гламурная. Все эти миры вели между собой оживленный
торгово-культурный обмен, жили дружно и счастливо, подчиняя своему влиянию
все новые и новые объемы мироздания. Земля же в данном Содружестве, каким
звонким статусом ее ни награждай, все же пребывала на правах бедной
родственницы, поскольку ее-то разнообразные природные давным-давно были
подчистую выкачаны. Они, собственно, и составляли фундамент всех ныне
зажиточных миров...
Хозяйство Катерину и Леонида здорово-таки выручало. Каждое утро
поднимались они ни свет ни заря, наскоро завтракали безрадостными
синтетическими пилюлями, заводили дряхлого реактивщика Серко, в миру СУ-29,
и летели по так называемым "точкам" управляться. Хоть с грузом, хоть без,
Серко давал свои две тысячи километров час - ни больше, ни меньше. Торопи,
не торопи. Только попусту тоннами жрал горючку на форсаже, а она ж дико
дорогая, завозится, как и прочее, крайне неритмично.
В хозяйстве стариков была пара заводов-автоматов по производству земных
сувениров: матрешек, ритуальных масок, скальпов, макетов мавзолея В. И.
Ленина и другого прочего. За обоими заводами требовался постоянный хозяйский
догляд, все киберы, работавшие там, были древних моделей, то есть склонными
к припискам в отчетности, перерасходу фондов, снижению качества выпускаемой
продукции. И каждый при этом норовил урвать маслица посвежее, электроэнергии
побольше. Некоторые, стоило недоглядеть, так накачивали электричеством свои
аккумуляторы, что их потом неделю пошатывало, и на всех окружающих, чуть
что, летели длинные синие искры. Иногда же между перебравшими и вовсе
вспыхивали жестокие, совершенно безобразные драки.
А еще за Леонидом и Катериной числилась маленькая, морально устаревшая,
как и все прочее, АЭС на быстрых нейтронах. Словом, одно название, что
хозяйство. Но и с таким все труднее становилось управляться. Годы есть годы.
Да еще сувениры расходились все хуже и хуже. В особенности "мавзолеи"...
Неуклонно сокращалось и народонаселение Колыбельной. Планета дичала,
отбивалась от рук. Так что если бы кому-то из покинувших Землю ученых вдруг
стало интересно поглядеть, как тут и что, они бы убедились, что некоторые
приматы уже пытаются пользоваться простейшими орудиями, а некоторые все чаще
пробуют на вкус человеков, правда, только пробуют и тотчас выплевывают с
отвращением как совершенно несъедобный продукт. Однако всех интересовали
только неведомые новые миры, поскольку минеральные ресурсы Земли были, как
уже говорилось, полностью исчерпаны, а в естественной органике нужды не
предвиделось никогда.
А тут еще открыли очередную пригодную для человека планету, имевшую
легкую, почти невесомую структуру. Планету назвали Пуховой и постановили,
что лучшего пристанища для заслуженных тружеников представить невозможно.
Пуховую даже перетащили в Солнечную систему, чтобы даже самые ветхие
ветераны смогли на нее перебраться без ущерба для бесценного здоровья.
Планету всю обставили супераудиовидеосистемами, наладили на ней
автоматизированное и бесперебойное, высокотехнологическое производство
питательных пилюль с лечебными добавками. А еще предусмотрели, что раз в
неделю над Пуховой будет появляться специальный космический зонд и
разбрасывать миллиарды самых свежих сегодняшних, завтрашних и даже
послезавтрашних газет, ибо виртуальные новости не пощупаешь ведь, не
понюхаешь...
Известие об обязательном всеобщем переселении на Пуховую Леонид с
Катериной приняли безропотно. Они лишь пожалели непутевых роботов, которых
придется отключить, чтобы они не наделали с собой чего-нибудь от
бессмысленности дальнейшего существования. Зато реактор атомной
электростанции решили, наоборот, не глушить - пусть себе работает, пока есть
топливо, а они развесят повсюду мощные прожектора, сияющие день и ночь, дабы
старая планета не казалась самой себе абсолютно ни к чему не пригодной...
Вечером безотказный Серко приземлился на старой растрескавшейся
бетонке, в незапамятные времена проложенной по берегу океана. Жизнь, у
которой нет ни малейшей потребности приносить кому-либо пользу, взламывая
бетон, неудержимо перла к солнцу.
Старики тщательно зачехлили быстро остывающие моторы, разделись,
стараясь не глядеть друг на дружку, вошли в воду. Они довольно часто
купались тут вечерами и вот теперь, напоследок, отважились-таки доплыть,
поглядеть, куда садится вот уже миллиарды лет их багровое, но упрямо не
стареющее, в отличие от всего прочего, солнце.
Уже подкрадывалась осень, повадками неотличимая от старости да и смерти
самой, желтые да красные листья, срываясь, планировали в океан, а он
брезгливо выбрасывал их на берег, словно отталкивая от себя это безжалостное
время года. Вода была холодная, но закаленные старики любили холодную воду,
она приятно обжигала тело и бодрила дух.
Они поплыли туда, где Земля соединяется с Вселенной, из которой в
незапамятные времена была исторгнута, и долго-долго их круглые головы
светились яичными пасхальными скорлупками на фоне легких, не ведающих
каких-либо сроков волн.
Так получилось
Во времена, почитай, уже былинные в городе Спиринске жил-был мужик по
имени Вася Бураков. Но это только так административно считалось, что в
городе. О том, что Спиринск - город, может, одни только спирчане знали. Да
еще те, кто по должности имел дело со всякими документами, кому по роду
службы знать надлежало. А жители окрестных населенных пунктов считали, что
Спиринск - поселок. Так уж исторически сложилась судьба города районного
подчинения. Еще, казалось, совсем недавно был он братом-близнецом такого же
заштатного райцентра, а потом их даже сравнивать некорректно стало - за
несколько десятилетий райцентр, постоянно осваивая львиную долю
государственных капиталовложений, так раздался вширь, а главное, ввысь, что
сделался самым настоящим городом. Тогда как невезучий Спиринск остался
навсегда, если, конечно, не откроют вдруг в его центре какого-нибудь
богатого месторождения, бестолково разбежавшимся по невысоким лысым холмам
вдоль речки, нещадно загаженной еще в пору индустриализации, которая как-то
все выше по течению происходила...
Вдали от процветающих сельхозпредприятий да гигантов индустрии,
согласитесь, весьма затруднительно выбиться в Герои труда. Даже если очень
серьезно, начиная с раннего детства, надрываться с прицелом именно на это
высокое звание. А Вася Бураков и не надрывался, он легко менял как
предприятия, так и профессии: был электронщиком, строителем широкого
профиля, водителем грузовика, слесарем, газоэлектросварщиком и даже
трепачом, то есть точнее, конечно, оператором трепальной машины. Он справлял
свои нехитрые, хотя довольно трудоемкие, должности всегда на совесть, однако
совсем без огонька. Старательно, однако не творчески как-то. Что позволяло
никогда не конфликтовать с начальством, а заодно не иметь врагов. Как,
впрочем, и друзей.
В профессиональном росте Василий выше четвертого разряда ни разу не
взошел, но и ниже не спускался, полагая, что как труженик вполне заслуживает
официальной средней зарплаты по стране, но не больше и не меньше. Если же
больше приходилось огребать, Бураков сразу - в панику. Мол, расценки срежут.
И эти опасения довольно часто оправдывались. Но уже - без него. Он к тому
моменту уже был на другом участке коммунистического строительства.
И жить бы Васе Буракову одним из неприметнейших героев своего времени,
никто бы никогда бы на него внимания не обратил, если бы не его редкостное
семейное положение отца-одиночки. Не сильно редкое, но для малого Спиринска
достаточно необычное, чтобы время от времени заинтересованно обсуждаться в
тех или иных кругах.
А кроме того, родом Бураков был аж из самой Москвы, где и в описываемые
времена обретались его родители, солидные да представительные, оба кандидаты
каких-то полезных наук. Вася же был у них единственным балованным сынком, в
детстве учился по спецшколам для повышенно умных детей, после чего его тем
же порядком в университет отдали. Словом, жить бы парню и дальше по
намеченному родителями перспективному плану, согласно которому его земной
путь ну никак не должен был пересечься с путями никому не интересных
спирчан. Да что-то сделалось с парнем на двадцатом году, зауросил вдруг,
бросил учебу, в армию добровольно напросился.
Родители потом до конца своих дней спорили, что за психоз такой с
отпрыском приключился, но так к единодушию и не пришли. А сын угодил стеречь
завоевания в богом забытый Спиринск и там после службы скоропалительно
женился на симпатичной и уже беременной девушке, которая, похоже, шибко
мечтала о столь же симпатичной, согласно бытовавшему стандарту, жизни...
В общем, Вася не много лет с молодой женой прожил совместно. То есть
ровно столько, сколько требуется для обзаведения двумя дочками-погодками
Анкой и Любкой да еще для того, чтобы перебраться из общаги в старенький, но
крепкий пятистенник на три окошка, купленный по случаю у одного отбывавшего
на дожитие к детям старичка.
Молодая жена мечтала, что Ваське со дня на день надоест выдрючиваться
перед учеными столичными предками и они умчат в лучший на всем доступном
белом свете город Земли, где один только штамп о прописке бесценен, как,
скажем, шедевр именитого живописца эпохи Возрождения. Терпение громко
лопнуло, когда Васька привез ее из роддома второй раз в только что
побеленную избу. Она потихоньку копила средства на первоначальное
обзаведение в столице - крохи, конечно, но все ж - а он их все ухнул на эту
средневековую лачугу с не менее древней обстановкой и дощатым нужником на
задах. Кроме того, желая супругу обрадовать хозяйской жилкой, прикупил
двухмесячного поросенка да дюжину гусят...
Жена была, конечно, глупой, но начитанной - такое случалось в
описываемые времена. И она использовала в прощальной записке слова поэта
Рубцова Николая: ""Ты птица иного полета, куда мы с тобой полетим", кретин"?
Вася тоже начитанным был, правда, об этом только он сам знал, ему
Рубцов тоже близок был. Прочитав записку раза четыре, бедняга крепко
задумался о превратностях жизни, он даже хотел, как полагается, уйти в
длительный запой по случаю семейного кораблекрушения, и можно было
надеяться, что общественность Спиринска с глубоким пониманием отнесется к
этому делу. Вася даже пошарил в комоде. Но все до копейки выгребла его
бывшая начитанная половина, недвижимость и детей великодушно оставив ему.
Отсутствие денежных средств и остановило мужика. Одалживаться у соседей он
не умел и никогда не проявлял наклонности этому учиться.
- Ишь ты, птица! - подумал Бураков вслух и неумело, поскольку лишь
недавно стал это нужное для жизни в Спиринске дело всерьез осваивать,
сматерился.
А тут заплакала Любка. Анка через минуту - тоже. Вася ловко перепеленал
одну, дал ей соску, а второй - погремушку, и побежал по воду. Поскольку
обнаружил отсутствие запаса чистых пеленок.
Через два месяца беглая мать малолетних детей прислала о себе короткую
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг