в постелю и жертвовал моему несчастию горькими слезами.
Потом, мало-помалу выходя из моего уныния, пришёл я в огорчение и
бешенство. Овладевшая мною ярость побуждала меня бежать в сад и собственною
рукою погубить моих изменников и утопить в их крови мою обиду и их
неверность. Но стыд расславить себя изменённым женою не только владетеля, но
и подданного бы чувствительно тронул. Я определил скрывать моё бесчестие, но
положил непременно покарать моих злодеев. Влегона приказал я умертвить
тайно, а неверную мою жену бросить в темницу до тех пор, пока справедливый
мой гнев изберёт ей достойное наказание; но притом повелел, чтоб совершители
моего мщения содержали всё оное тайно.
На другой день начальник темничный объявил мне, что Влегон пропал и
нигде сыскать его не могли, а у жены моей во всю ночь в темнице играла
музыка и было великое пиршество. Услышав сие, не знал я, что подумать и как
растолковать моё несчастие; наконец, по многим для изведывания своего
размышлениям определил я будущую ночь самому быть у дверей темничных.
Сей день был приношение великой жертвы Чернобогу [6]; немедля велел я
изготовить всё к моему выходу и поехал в храм. Как скоро я в оный вошёл,
жена моя стояла в своём месте и в великолепной одежде. Какому бы человеку
привидение сие не показалось страшным и кто бы мог, не возмутясь мыслию,
смотреть на сие спокойно? В превеличайшем смущении подошёл я к ней и стал с
нею вместе для того, что должность моя того требовала; и сверх всего, чтоб
не подать народу дурного мнения. По окончании торжества возвратился я с нею
в дом и принужден был сидеть за одним столом, чтоб скрыть ото всех моё
бесчестие; внутренне досадовал я, а она веселилась, и казалось, как будто
нимало не думает о своём преступлении. По окончании пира ходил я сам ко
дворам темничным, чтоб уведомиться, каким образом жена моя получила свободу
без моего приказания, но двери нашёл я заперты и неповреждённую печать;
воины же объявили мне, что она в двери не выходила. Тогда овладел мною
страх, и я начал проникать в этом приключении нечто чрезъестественное, в чём
и не обманулся.
По прошествии того дня определил я отмстить моей злодейке. Когда уже
настала ночь и всё успокоилось, тогда я, взяв мою саблю, пошёл к ней в
спальню. Подошед потихоньку к её постеле, открыл завесу. Но что я увидел? О
боги! Жена моя лежала в объятиях Влегоновых. Запальчивость мною овладела, и
я в превеликой ярости занёс мою руку, чтоб их обоих лишить саблею жизни. Но
как только я замахнулся, рука моя окостенела и весь сделался я неподвижен,
язык мой онемел и все окаменели члены. Они проснулись; жена моя, взглянув на
меня презрительно, сказала с насмешливым видом Влегону:
- Давно ли этот истукан поставлен у кровати?
После чего вся ночь прошла в язвительных мне насмешках, и при мне
происходили любовные действия. Разум мой досадовал, но члены мои не имели
движения, тогда мысленно просил я богов или отвратить сие несчастие, или
лишить меня жизни. Просьба моя была напрасна, и глас мой бессмертными не
услышан. Поутру они расстались, а я остался с моею нечувствительностию на
том же месте.
Спустя несколько времени после полуден услышал я плачевные голоса и
отчаянные рыдания во всём моём государстве. Влегон, прияв на себя мой вид,
ездил в сенат и подписал смерть всем знатным, окружающим княжескую особу
боярам, и в сие-то время производилась им казнь. Воинству моему приказано
было выступить из города на сие место, где невидимая сила поразила всех их
острием меча, и, словом, в одну неделю во всём городе не стало ни одного
мужчины После чего приведён я был на сие место, и тут снята голова моя со
всем её понятием и живостию с моего тела, которое ты видишь подле меня; и
тому уже пятый год, как я пребываю на сём полумёртвом одре.
Когда я был ведён на казнь, то шествие моё было таким образом. Наперёд
шли десять человек, но всё это были духи в белых одеждах и в таких точно,
как представились мне иностранцы, и все, сколько я их ни видел, были в
одинаковом платье. Сии десять играли на трубах; за ними следовали шестеро,
имевшие на долгих древках по скелету, а за сими выступали двое, несущие на
древках земной шар, от половины которого и до другой сделан был круг из
звёзд проницательного и блестящего камня на шаре; в середине звёздного круга
стоял кумир Перунов [7] из чистого металла, который образ взят был из
Перунова храма, за ним вели двух белых волов, украшенных цветами. Потом по
сторонам дороги следовали два великие коня, имевшие вместо шеи грудь, руки и
голову человеческую [8]; у каждого на спине лежал конец не весьма
возвышенной радуги, на которой любезная моя супруга и Влегон в блестящих
венцах и златой одежде сидели; за ними шествовал я, поддерживан двумя
духами, и предо мною и позади несли по два зажжённые пламенника; потом все
жёны шли по две рядом, и у каждой по стороне шёл белоодеянный дух.
Тогда познал я, что не одна жена моя изменница, но что всё моё
государство сообщалось с духами, и для сего-то истребили они всех мужчин, из
коих я был последний. По принесении жертвы Перуну, во время которой, положа
проклятие на всех нас, сделали заклинание, чтоб не терпеть в пленённом моём
городе ни одного мужчины. После сего отняли мою голову и с великим
презрением бросили на сём месте.
Силослав, выслушав сие, сожалел о его судьбине и потом спрашивал у него,
как он может войти в его владение, но Роксолан заклинал его и говорил, чтобы
он не отважился самопроизвольно идти на свою погибель. Однако ж Силослав не
пременил своего намерения и, простясь до возвращения с Роксоланом, предприял
путь в обитание бесплотных любовников с телесными прелестницами.
Во время полуден расстался он с ним и на другой день в самое то же время
достиг до его города. Он подходил к нему с той стороны, с которой находилось
в мраморных и пологих берегах не весьма малое озеро, посередине коего
удивительным искусством сделан был остров. Оный не касался воды, хотя и
казалось, что четыре плавающие дельфина держали его на спинах своих. На
берегу по четырём сторонам озера стояли неописанной величины четыре
истукана, которые как будто бы под тяжким бременем нагнулись и имели чрез
спины на плечах железные цепи, и, казалось, как бы они тащили что-нибудь из
воды. На сих цепях висел тот остров; посередине его находилось небольшое,
однако великолепное здание из чистого и блестящего хрусталя; мелкая резьба и
частые сгибы делали при солнце вид блестящей планеты. Кругом оного осажено
было лавровыми деревьями и истуканами из такого ж, как и здание, состава.
Силослав очень долгое время на него смотрел и искал способа подойти к
нему, только найти не мог. Он обходил кругом сие озеро; и когда обошёл на ту
сторону, которая была к городу, увидал прекрасное и увеселительное место, на
коем стояли порядком миртовые, лавровые и кипарисные деревья, которые
простирались до самых городских ворот; они делали из себя вид такой
прекрасной пустыни, где бы и сами боги почли за увеселение пребывать.
Силослав поспешил достигнуть в середину оного, где надеялся найти что-нибудь
больше ещё достойного любопытства.
Когда Силослав пришёл на самую середину оной благоуханной рощи, увидел
ту седмь великолепных зданий, которые сделаны были необыкновенною рукою и
походили больше на божеские храмы и казались неотверзаемыми смертным.
Посредине оных стоял на блестящем подножии фарфоровый сатир, имеющий в
правой руке открытую чашу, из которой бил ртутный ключ. Рассыпающаяся от
сатира ртуть по нисходящим скатам делала неописанный блеск и увеселение
взору. Великолепные те здания стояли вокруг оного водомёта, и каждое из них
имело у дверей по два крылатых истукана, кои имели вид блестящего светила и
казались движущимися.
Против одного сего божеского храма, который казался выше и великолепнее
прочих, стояло на таком же подножии крылатое время, которое в правой руке
держало часы, а в левой закрытую чашу. Силослав, побуждаем будучи пытливым
своим духом, открыл её, но как скоро снял он с неё крышку, у всех зданий
отворились двери и изо всех истуканов начали бить ключи, которые
превосходили высотою первого, а из сей статуи, которая представляла время,
превышало стремление ртути все здания. Силослав положил на подножие крышку,
хотел войти в то здание, пред которым он стоял, однако воспрепятствовали ему
некоторые ограждения, которых он не видал и которые были чище самого
воздуха.
Итак, вошёл он наперёд в самое крайнее, которое такое имело украшение:
вокруг подле стен стояли седалища для отдохновения, которые были мягче
самого пуху; посередине четыре купидона держали на головах аспидную доску,
которая имела вид стола; по стенам, начиная от полу, сидели одушевлённые
купидоны, имевшие в руках сосуды - иные плоские, а другие глубокие; на
плоских сосудах лежал виноград и великие превосходные плоды, которые имели
свои корни под оным зданием; в глубоких сосудах находилось пресладкое питие,
превосходящее божеский нектар.
Во втором здании стены наполнены были такими же купидонами, имевшими в
руках музыкальные орудия; в третьем купидоны имели на руках каждый по
портрету самых наилучших в свете красавиц; в четвёртом купидоны же, одетые в
разные ироические одежды, и, казалось, как будто бы хотели драться с
жестокосердыми мужчинами за власть нежного пола; в пятом имели все смешные
виды и одеяния, и сколько ни есть в свете пороков, держали оных изображения
в руках, выключая роскошь; в шестом блеснуло великолепие, богатство и все
земные сокровища. Тут видны были только одни головы купидонов; тело их
покрыто было золотом; грудь и препоясания блистали от светящихся алмазов; в
руках же имели те сокровища, которых они на себе и подле себя уместить не
могли, и казалось, будто они служили им только для одного насыщения взора.
Когда вошёл Силослав в седьмое здание, то удивился ещё больше, нежели
всем прочим: оно было им не подобно. Когда предвестница лучей багряная
Аврора отверзает свой храм, испещрённый и устланный розами, то и тот
сравниться с сим не может. Пол его сделан был из роз, нарциссов и лилий,
которые были устланы разводами и делали из себя приятнейшую пестроту. Сей
пол был столь нежен, что не мог держать на себе Силослава, чего ради, вышед
он в другую храмину, смотрел из оной в сию и рассматривал все её украшения.
На стенах сего здания, как будто бы в рощах, стояли живые деревца, на
которых воспевали прекрасные птицы прелестнейшими голосами. Инде горы, инде
рощи, в которых бегали малые и приятные зверки, инде являлась приятная
долина, наполненная разных видов и разного благоухания цветами. Ключи и
источники извивались по стенам чистым хрусталем, и приятное оных журчание
наводило сладкий сон; и сие место именовалося успокоением. Посредине оного
находилась серебряная с водою лохань, поддерживаемая золотыми львами, в
которой четыре сирены на поверхности держали большую раковину, на коей
постлана была чистая и белая морская пена или облак, сделанный из
прозрачного божескими очами ефира; на оном нежнейшем и прекраснейшем одре,
покровенном тонким покрывалом, лежала нагая женщина неизъяснённой красоты;
тело её столь было нежно, что ежели бы тончайший Зефир коснулся ему крылом
своим, то, думаю, разрушилось бы сие нежнейшее сотворение; она спала, а
поддерживающие её сирены тихим и приятным голосом воспевали божеские дела и
тем наводили ей сладкий сон; в головах стояли два купидона и держали
раскрытую книгу. Хотя она и неблизко была к Силославу, однако он мог
рассмотреть оной письмена. Оглавление книги было такое: "Пожелай - и
исполнится".
После оного первое слово стояло в книге "гром", второе "тишина" и так
далее. Силослав, по счастию своему пробежал первое только глазами, а второе
произнёс тихим голосом:
- Тишина.
Как скоро он сие выговорил, то сирены, птицы, источники, водомёты -
словом, всё утихло. Спящая на облаке красавица спустя несколько времени
проснулась, ибо сделавшаяся тишина перервала приятное течение её сна.
Проснувшись, окинула глазами повсюду и, тотчас усмотрев стоящего Силослава,
спросила повелительным голосом:
- Кто ты и как ты дерзнул прийти в сие запрещённое место?
Но разумный его ответ и прелестный голос тотчас переменили её гнев на
учтивство. После чего выговорила она:
- Приятный шум.
Вдруг сделалось по-прежнему сирены и птицы запели, водомёты начали своё
стремление, на стенах всё опять животворилось, а пред нею предстали пять
купидонов, из коих трое пели, а двое играли на свирелках.
- Войди сюда, - сказала она Силославу приятным голосом, - и успокойся
от солнечного зноя.
Силослав немедленно исполнил её повеление и шёл по тому же полу, не
вредя его, который прежде не мог его на себе держать. Сел с позволения её на
вершину оной горы, которая при подошве стены находилась. Расспросив все его
похождения и уведомясь действительно о нём, ударила в ладоши; вдруг
предстали две девушки с великолепным одеянием. Одевшись в оное, просила
Силослава, чтобы он последовал за нею: она хотела показать ему все свои
великолепия. Силослав просил её, чтоб она дозволила побывать ему в том
здании, которое стояло на озере; однако она отвечала ему, что этого ей
сделать невозможно.
- Моё владение, - говорила она, - населено одними только жёнами, и ты
можешь получить в нём всякое увеселение, какое только вообразить можешь. Я
буду тебе сама покровительница и буду защищать тебя от всех тех случаев,
которых тебе опасаться надлежит. Ежели ты не устрашишься и положишься на моё
обещание, я открою все тебе приключения, которые происходят в моём
государстве.
Неустрашимый Силослав ответствовал ей, что ничто его на свете устрашить
не может. Величественная его осанка и бесстрашие глаз его не позволяли ей
больше сомневаться в его ответе.
- Ввечеру каждого дня, - говорила она, - посещают мой город духи и,
принимая на себя вид смертных, веселятся с нами. Всё сие великолепие и все
здания поставлены ими для моего увеселения, а то, в котором ты желаешь быть,
совсем не в моей власти. Когда приходит ко мне мой любовник, тогда
препровождаем мы время в оном, оно совсем этим не подобно, а имеет в себе
украшение в пять раз лучше; и когда мы с ним расстаёмся, тогда запирает он
его сам, и нет мне способу быть в оном. А как ты не можешь иметь с духами
сообщения, то я в то время буду сохранять тебя в известном мне месте, где
никакого вреда приключиться тебе не может.
Силослав, положившись на её обещание, последовал за нею в город. Когда
они пришли туда, тогда наставало уже время ночи; следовательно, Силослав не
мог ни о чём известиться, как только о той, с которою он пришёл: она была
государыня сего места и супруга Роксоланова и именовалась Прелестою. Когда
уже надлежало скоро прибыть в город духам, тогда несколько придворных женщин
по повелению Прелесты препроводили его в великолепный и огромный дом,
который находился в саду и был пуст. В сём доме Силослав препроводил всю
ночь и не знал, что происходило в городе.
Он опочивал в превеликой зале на мягком и покойном ложе. В средине ночи
некоторый стук прекратил его сон; он происходил в других покоях и отзывался
так, как надобно, урываясь, идти человеку. Силослав думал, что кто-нибудь
имеет до него дело, чего ради встал и дожидался сидя. Когда подвинулся стук
к зале, при помощи слабого сияния от одной лампады увидел Силослав, что
вошёл к нему ужасной величины остов; итак, вместо того, чтоб испужаться, лёг
он опять на свою постелю, потому что с одними костями не надеялся иметь ни
дела, ни разговора, лишь только сожалел, что остов его разбудил. Сие
костяное пугалище, подошед к нему, положило на грудь к нему руку и начало
его так давить, что погнуло на Силославе латы. Силослав столь на сие
подосадовал, что, встав, ухватил его поперёк и бросил в двери, из которых
летя, растворил он ещё трое, кои находились прямо друг за другом.
Потом в скором времени увидел он освещёнными дальние покои, из коих шли
к нему наперёд двое в долгих чёрных епанчах с распущенными на головах
большими шляпами, с которых до полу висел белый флер, в руках имели
светильники и казались погружёнными в глубокую печаль; за ними следовали
шесть в таком же одеянии, имевшие в руках книги; за сими четыре в
невольничьих платьях; головы их были обриты и посыпаны пеплом, слёзы
катилися по лицам их, и стенания их раздавалися по всему дому. Потом
престарелый муж и таких же лет жена били себя, идучи, в груди, рвали на себе
волосы, кусали свои персты и вопили отчаянным голосом; за ними двое вели
обнажённую женщину, она была вся избита, и кровь текла по следам её; за нею
следовали двое, которых вид казался яростию и мщением: в руках имели они
кровавые и утыканные иглами бичи, которыми били немилосердо прекрасную ту
женщину. За оными следовал человек, одетый в великолепную одежду; за ним
несколько обнажённых жён, которых так же терзали бичами, как и первую,
которая, увидя Силослава, вскричала в отчаянии:
- Силослав, от тебя зависит моё спасение и за тебя я принимаю сие
мучение!
Силослав весьма удивился, когда узнал, что это была Прелеста. В великом
будучи изумлении, бросился к ней и спрашивал, что б было тому причиною. Но
она, будучи изъязвлена, не могла ему ответствовать. Он подошёл к тому
человеку, которого надеялся быть повелителем. Это был Влегон, но и тот ему
также не отвечал и только приказывал мучить Прелесту. Силослав не мог
сносить сего варварства и, озлясь на Влегона, ударил его столь сильно, что
он, собою сделав на полу пролом, в оном исчез, а вместо него явилось
мраморное подножие, на котором стояли следующие слова:
"Да будет мщение моё над тобою отныне и до века".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг