- Не опять ли я столь счастлив, что судьба послала мне того
чужестранца, который слушал мои приключения?
- Я, любезный друг, - отвечал ему Аскалон, освободившийся от свирепого
зверя, - я тебя обнимаю. - Но лишь только распростёр он свои руки и
прикоснулся к дереву, дуб исчез, а вместо оного явился пред ним млаконский
владетель во всём своём образе. Как Аскалон, так и Алим весьма много
удивлялись и сделались неподвижными; однако Алим бросился целовать Аскалона
и благодарил его весьма усердно за его одолжение.
- Возлюбленный мой друг, - говорил он Аскалону, - скажи мне, из
которой ты страны света послан мне избавлением и какое милосердое божество
привело тебя на сей не ведомый никому остров? Чем я могу возблагодарить тебя
за сие и какую найду тебе услугу, которая бы могла сравниться с столь
великим твоим благодеянием?
Аскалон, не ведав сам причины сему превращению, не хотел приять от него
благодарности, и для того предприяли. они оба сыскать корень этой тайны,
скрывающийся ещё от их понятия.
- Неужели сей камень, - говорил Аскалон, - данный мне от зверя, был
тому причиною и сия малая вещь столь великую имеет в себе силу?
Алим отвечал ему на сие, что остров сей не прямой остров, но нечто
околдованное, как он о том слышал.
- Весьма не трудно нам будет искусить сей камень, положим его на землю
и увидим, какое произойдёт от того действие.
Аскалон отвязал его от талисмана и как скоро положил на землю, то вдруг
сделалось ужасное трясение и весьма великий шум. По прошествии же оного
Аскалон и Алим вместо острова увидели себя на корабле, что их весьма много
удивило. Люди на оном вставали как будто бы от крепкого сна и смотрели во
все стороны с превеликою жадностию, и казалось, как будто они год целый
света не видали. Когда пришли в память, то Аскалон спрашивал, чьи они люди и
кому принадлежат сии суда, ибо пред глазами Аскалона и Алима находились пять
кораблей.
- Мы варяги, - отвечал кормщик корабля того, на котором находился
Аскалон. - Военачальник наш, сын великого господина, по похищении
разбойниками его любовницы предприял странствовать по свету и искать того,
чего нет ему милее в оном; и так плавали мы в море долгое время и искали её
до сих пор без всякого успеха; наконец пристали к сему острову, которой вы
видите, и тут долгое время или были в некотором непонятном нам забвении или
превращены были во что-нибудь, чего мы до сих пор не понимаем.
- Где же ваш начальник? - спрашивал Алим у него.
- Когда мы приехали сюда, - отвечал опять кормчий, то он с некоторыми
из нас пошёл осмотреть сей остров и там превращён в дерево. - Потом указал
им оное.
Аскалон прикосновением того же камня возвратил и тому прежний его образ.
- Великодушный незнакомец! - начал говорить превращённый
полководец. - Я вижу, что ты, всегда стараясь о человеческом благополучии,
находишь в том удовольствие, чтоб помогать им во всякое время.
По сих словах благодарил он весьма чистосердечно Аскалона и по просьбе
его рассказал им малое своё похождение таким образом.
- Я, питая страсть мою к некоторой придворной девушке, был чрезвычайно
в начале любви моей несчастлив. Всякий день страсть моя восходила на высшую
степень, и всякий день получал я от неё новые огорчения; любовь моя долго
боролася с моим рассуждением и наконец преодолела она разум мой и понятие. Я
влюбился до крайности и не хотел отстать от Асы, так называлася моя
любовница, хотя бы стоило это моей жизни; а не видав к получению её никакого
способа, вознамерился употребить некоторую хитрость, которая может быть
простительна страстному любовнику. Она уже была помолвлена за некоторого
придворного человека, и когда предстали они в храм обещания, то и я пришёл
немедля в оный. Когда же пришла Аса пред идол богинин и начала обещаться
Салиму, так именовался назначенный ей жених; и когда выговаривала она сии
слова: "Обещаюся препроводить всю жизнь мою..." - то я закричал весьма
громко: "С Етомом!" - ибо я так называюсь, и не дал ей выговорить "с
Салимом".
Услышав сие, жрецы определили, чтоб быть ей за мною, ибо выговоренное
слово во храме обещания и пред богинею никогда переменяемо не было; итак,
вместо Салима совокупился я с Асою браком.
Спустя несколько времени после нашего сочетания, когда прогуливался я с
женою по пристани, то не малое число злодеев, окружив меня, подхватили
любезную мою супругу и увезли её от меня. И так поехал странствовать по
свету и искать её во всяком месте.
Находясь весьма долгое время в море, приехали мы наконец к сему острову,
где хотели переправить наши суда и запастись хорошею водою. Я должен был
сойти с корабля и посмотреть оные на сём острове. Как только я пришёл к сему
ручейку, которой вы пред собой видите, то нашёл в оном двух девушек весьма
прекрасных: они купались в сих целительных водах и были совсем наги; одна из
оных, которая казалась поважнее другой, рассердившись весьма на меня,
плеснула водою, от чего в одну минуту превратился я в дерево и сделался
неподвижен. Потом вышед они из ручья, пошли к моему флоту и превратили его в
некоторый малый остров и присоединили к сему, и мы до сих пор пребывали
полумёртвыми. Кто ж такова была та девушка, богиня она или смертная, того я
не ведаю, и мы её с тех пор уже не видали.
Етом, окончив таким образом свои приключения, благодарил вторично
Аскалона за своё избавление, а Алим предприял просить Етома, чтобы он на
своих судах отвёз их на остров Млакон; просил также и Аскалона, чтобы он
согласился с ним туда поехать, ибо хотел он возблагодарить его там достойным
образом.
Великая необходимость согласила всех и к одному предприятию. Етому во
всякую страну ехать было не бесполезно, ибо он искал супруги своей по всему
свету. Алим долженствовал увидеть своё отечество и Асклиаду; а Аскалон, имея
неистовые мысли, всюду намерен был следовать; итак, исправив суда и
запасшись всем надобным, отправилися они все в желаемый ими путь.
Находяся не малое время в морском плавании, прибыли они наконец под
счастливые млаконские небеса и, пристав к острову, вышли на прекрасные
берега оного, где простилися с Етомом, которого никак не могли уговорить,
чтобы он побыл с ними несколько на острове; и так отправился он в свой путь.
Алим и Аскалон, желая условиться между собою, следовали в священную рощу
и там хотели определить своё намерение, каким образом показаться им народу и
уведомиться обо всех обстоятельствах, какие происходят теперь во владении
Алимовом. Пришед в оную, нашли они тут некоторых жрецов, которые обыкновенно
отправляли гражданские жертвы. Алим, укрывая как своё имя, так и
достоинство, подступил к одному с великим подобострастием и просил, чтобы он
уведомил его об обстоятельствах города и народа.
- Мы, - говорил он, - чужестранцы, желающие смотреть обыкновение и
обхождение людей, путешествуем по свету и желаем уведомиться, какие природа
рассеяла таланты по лицу земному и в каком месте утеснённая добродетель
имеет лучшее своё прибежище.
- Вы здесь не сыщете добродетели, - отвечал жрец, вздохнувши весьма
прискорбно, - она уже выгнана от нас, и, к превеликому нашему несчастию,
думаем мы, что никогда уже сюда не возвратится. Мы возвели на престол, -
продолжал он, - весьма попечительного о подданных государя, который всякий
час старался о нашем благополучии, предупреждал наши надобности, - и,
словом, столько был прозорлив, что предусматривал и отвращал всякое зло от
подданных. Когда же утвердился он любовию нашею на престоле, начал поступать
по своим пристрастиям: прежде всех возненавидел княжескую дочь Асклиаду,
которую должен он был иметь своею супругою, отослал её от своего лица и
после заключил в темницу. Те, кои держали её сторону, лишены всего имения и
препровождают жизнь свою в изгнании. Вчера публикован в народе указ, в
котором объявлено, будто Асклиада сделалась виновною со всеми своими
сообщниками, будто она имела умысел, чтоб отнять жизнь у государя. Итак,
завтрашнего дня увидите вы здесь самое ужасное и плачевное позорище, ибо
будет она сожжена в первом часу пополудни.
При сём слове Алим переменился в лице, члены его затрепетали, и если бы
не поддержали его Аскалон и жрец, то бы он, конечно, упал на землю. Аскалон,
как возможно, старался скрывать пред жрецом сие подозрение; но тот, имея от
природы проницательный разум, устремил глаза свои на Алима и не хотел
отвратить от оного любопытного своего взора. Образ его показывал, что он
весьма много удивляется Алимовой перемене и приключившемуся весьма чудному в
природе его волнению. Сомнение его от часу больше умножалось, когда он
приводил на память неисповедимые божеские ответы, которые они незадолго пред
сим получали. Может быть, старался бы он и скрыть оное, но сердечное
некоторое чувствование вылетало на важный его образ.
По приведении в чувство Алима не упустил он ни малейшей просьбы, чтоб
пригласить их к себе в дом. Когда же пришли они в оный, то жрец, собрав
своих товарищей, просил Алима, чтоб он сказал ему, какого он города житель и
всё принадлежащее до его жизни; но Аскалон и Алим просили его, чтобы он
позволил им несколько успокоиться: ибо предприяли они, как возможно
освободить Асклиаду от казни, и для того хотели несколько посоветовать между
собою уединённо, что им и позволено. И сие умножило ещё больше жреческое
сомнение, ибо, нашед превеликое сходство в Алиме со своим государем, не
знали они, как растолковать сие приключение. Божеские же ответы означали
иногда, что владеет ими не действительный их государь. И так сделалось между
ними превеликое волнение. Они хотели исследовать сию тайну, но не имели к
тому ни малейшего следа. Всё было сокрыто от их понятия, и самая истина
казалася им неисследованным неведением.
Алим и Аскалон, находяся наедине, искали способов ко освобождению
Асклиады; но к превеликой прискорбности страстного Алимова сердца, не
находили ни одного; одна только храбрость оставалася избавлением оной. Алим
предприял твёрдо поразить своею рукою неистового того самозванца, который
похитил у него престол, и вознамерился лишить его любовницы и супруги самою
поносною и презрительною смертию. И так не сыскав больше никакого способа,
положили непременно принести ярости своей на жертву незаконного обладателя
народом.
Действительный млаконский обладатель препроводил всю ночь в превеликом
беспокойстве и не желал ни на минуту иметь <покоя>. Он в сие время ходил
осматривать в город места, которые ему возможность позволяла; между тем
нашёл приготовленный сруб на погубление Асклиады и, словом, высмотрел всё к
расположению предприятых им мыслей; потом ожидал с нетерпеливостию утра.
Млаконские небеса украшалися уже светлою синевою, тусклые облака,
удаляяся от света, падали в западное море, горы и долины пили кровавую росу,
чем предвещали в сей день ужасное стенание земли; солнце, взошед на
горизонт, казалось, как будто бы отвращает свои лучи и не хочет глядеть в
город, а особливо в то место, в котором опочивал тиран миролюбивого народа.
Обыкновенные предвестники солнцева восхождения, приятные зефиры, которые на
ясных водах подымают тихие волны, удаляяся от города, оставили поля и
долины, ибо не хотели быть свидетелями варварского позорища; в отсутствии их
горел воздух, и казалось, что все стихии воспламеняются от одной, - словом,
вся природа на сём острове казалась в превеликом помешательстве.
Граждане, открывая глаза свои, наполняли их слезами, и везде слышно было
сердечное стенание, всякий против желания своего готовился увидеть смерть
законной своей государыни и неволею шёл на назначенное ему место. Жрецы
затворили храмы и, скрывшись в оных, просили богов, чтобы они отвратили свой
гнев от народа за невинную Асклиаду.
Время уже приходило к совершению дела. Аскалон и Алим, пришед, стали на
таком месте, которое весьма способно было к совершению их заговора и которое
они прежде уже назначили.
Началась плачевная и ужасная сия церемония: в начале шли несколько
телохранителей с обнажёнными мечами, за ними следовали два жреца в печальных
одеждах, которые должны были прочитать на срубе последние Асклиаде молитвы;
за сими вели двух надзирательниц государыни, которых она весьма много любила
и кои ей были всех вернее; пред Асклиадою шёл крикун, который во весь голос
говорил народу, чтобы они помнили свой долг и никогда не дерзали восставать
против государя, видя, как преступники законов жестоко наказываются.
За сими ехала государыня на белом коне, которого вели два совершителя
сего неистового дела; она была в белом одеянии, которое было весьма долго и
волочилося позади коня; концы оного несли два комнатные отрока и плакали
столь горько, что казалось, будто они похороняли родную свою мать. Волосы у
неё были распущены и лежали беспорядочно, иные по плечам и на груди, а
другие висели за спиною, на голове её был венок из кипарисного дерева,
которое означает печаль и погребение. Катящиеся по лицу её слёзы и не
чувствительное сердце удобны были привести о ней в сожаление. В руках
держала она большой золотой сосуд, в котором находились разные дорогие
каменья и жемчуг, чем она обыкновенно украшалась в своей жизни. Оные
сокровища и притом деньги раздавала она своими руками бедным людям, и притом
можно было видеть, что каждый камень омочен был её слезами.
Как скоро народ увидел её в сем образе, то ужасно восстенал, и началось
везде рыдание. Женщины и девицы, не убоявшись тирановой власти, отчаянно
вопили голосами; некоторые рвали на себе волосы и хотели последовать
государыне своей в неутолимую стихию.
Сие народное смятение нимало не уменьшало ярости повелителевой. Он
появился народу в великолепной колеснице, в которой ехал на определённое им
место, чтобы утолить свою злобу и насытиться казнию невинной Асклиады.
Как только поравнялся он с Алимом и с Аскалоном, то два сии раздражённые
ироя хотели броситься на колесницу и положить его на оной мертва; но
самозванец предупредил их намерение и, скочив весьма поспешно с колесницы,
бросился пред ними на колена, несмотря ни на свой сан, ни на великое
собрание народа.
- Я не знаю, кто ты таков, - говорил он Аскалону, весьма оробевши, -
только ведаю то, что ты пришёл сюда наказать меня за мои предерзости. Я,
припадая ко стопам твоим, винюсь перед тобою и подвергаю себя всякому
жестокому наказанию.
Аскалон и Алим весьма удивились чудному сему приключению и, будучи от
того в великом смятении, не знали, как растолковать им такое привидение;
чего ради тиран просил их во дворец, где обещал объяснить вину свою
подробно, и потом, оборотясь к Алиму, говорил:
- Твой народ - твоя и воля, повелевай им с сей минуты до конца твоей
жизни, ибо боги сделались к тебе милостивы и меня отдали в твои руки.
Асклиада возвращена была от казни, и с превеликою честию проводили её в
покои. Вместо плача сделалась превеликая радость, но народная молва
превосходила ещё оную. Всякий видел перемену своего государя, но никто не
знал тому причины; итак, объяснение оной весьма было потребно к открытию их
судьбины.
Алим бросился прежде всего успокоить возмущённую Асклиаду, вывести её из
отчаяния и уверить, что во образе его неистовый дух, о котором ещё и сам он
был не известен, приключил ей все печали и мучения; но он нашёл её ещё без
памяти, и не надеялись, чтобы скоро возвратила она потерянные свои чувства,
чего ради приказал всем придворным врачам весьма прилежно стараться о её
здоровье, а сам следовал к Аскалону и желал с ним вместе уведомиться о своей
судьбине.
Когда он вошёл в свои покои, то извиняющийся пред Аскалоном тиран стал
опять пред ними на колена и говорил следующее:
- Я волшебник, брат Аропы, твоей любовницы, - говорил он Алиму, -
она, влюбяся в тебя, приняла на себя образ богини и показалась тебе во славе
на колеснице, чтоб тронуть твоё сердце сколь красотою, столь и великолепием,
и ещё, что мне ужасно вспомнить и за что боги сделались к нам немилосерды,
очаровала она истукан Провов, который произносил против желания своего
голос. Я по её велению принимал на себя образ провозвестника Перуновых
повелений и толковал в роще тебе ответ Провов; потом её же научением
царствовал год на твоём престоле и в твоём образе притеснял, сколько
возможно мне было, Асклиаду, и наконец по повелению Аропину хотел преселить
её в царство мёртвых; и действительно бы сие сделалось сего дня, ежели бы
боги не подали вам руку помощи, а ей избавление в вас.
Сей чудный камень, который ты имеешь, - продолжал он, говоря
Аскалону, - отделён от престола адского бога. В то время, когда мы
принимаем власть над духами, клянёмся пред адским судиею сим камнем, ибо по
преступлении нашей должности бываем мы оным мучимы и в винах наших теряем
пред оным всю нашу власть и могущество; теперь я в вашей воле, и когда
кончилось на мне терпение богов, то вы можете со мною сделать всё, что вы
хотите. Впрочем, преступлению сему виновна моя сестра и она обо всём
уведомит вас обстоятельнее. Позвольте мне сделать некоторые заклинания, по
которым она весьма скоро явится здесь, а вы тем временем старайтесь
успокоить Асклиаду, ибо власть наша над нею уже кончилась.
Народ нетерпеливо желал уведомиться о сём приключении, ибо видел он
государя своего в двух подобных друг другу лицах; чего ради Алим за благо
рассудил появиться оному вместе с волшебником и публичным его признанием
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг