Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
    Как скоро вышли мы на крыльцо, то стоящие пред оным другие жрецы  запели
божеские  песни.  Народ  бежал  со  всех  сторон,  окружали  нас  толпами  и
усматривали из лиц наших, будем ли мы приятны их богу и по принесении нас  в
жертву получат ли они божеское снисхождение во одобренных нивах.
    Сей ужасной церемонии описать я не в силах, ибо, находяся при смерти, не
помнил ничего оного, только то ведаю, что мы шли окружены жрецами, у которых
руки по локоть открыты были. В  руках несли они превеликие ножи и  топоры, и
все  были в  белых запонах.  Глаза их  казалися наполнены  кровию, и  вместо
смирения летали на их лицах неистовая злость и ярость.
    Вышед из города,  наконец пришли мы  на нивы, на  которые вынесен был  и
истукан земледелия;  поставили пред  идолом жертвенник  и возложили товарища
моего на оный.
    Ужасное и варварское позорище! я теперь трепещу от страха, когда  только
воображаю сие  неистовое зрелище.  Связав ему  руки, оборотили  за голову  и
привязали весьма туго  к жертвенному кольцу,  также и ноги  к другому. Потом
стали все на колена, и читал первосвященник некоторую молитву. По  прочтении
оной поклонились все в землю и приступили к жертве.
    Возможно ли снести:  у живого человека  начали вскрывать грудь.  Сколько
сил было моего товарища, кричал он отчаянным голосом и наконец скончался. По
рассмотрении его внутренности и по прикушании крови пророчествовал жрец, что
будущий год  будет весьма  хлебороден: для  того, став  опять все на колена,
благодарили  милостивого истукана.  Потом, чтоб  возблагодарить его  больше,
первосвященник, сняв  с меня  венок, надел  на свою  голову при громогласном
пении других  жрецов. Снята  с меня  была также  и епанча,  четверо жрецов и
священноначальников возложили  меня на  жертвенник и  прикрепили руки  мои и
ноги к жертвенным кольцам.
    По прочтении первосвященником молитвы взял он жертвенный нож и приступил
ко мне; как только намерился  взрезать грудь мою, вдруг затряслась  земля, и
истукан, поколебавшись, говорил сие:
    -  Сия жертва мне  противна, и вместо  милостей за оную  претерпит народ
жестокое наказание!
    Выслушав сие, возопили все  громкими голосами, чтоб видеть  меня живого;
тотчас отвязали  от жертвенника  и, сняв  с оного,  одели тою  же епанчою, и
первосвященник возложил  на меня  мой венец.  Потом, благодаря  весьма много
свой  истукан, возвратились  в город  с такою  же церемониею,  где  началось
великое  празднество,  в  котором препроводили  целые  три  дни. Набожные  и
знающие гадание люди приходили в жертвенный дом, смотрели у меня на руках  и
на челе,  нет ли  каких-нибудь божеских  знаков, не  погрешили ли они весьма
много приношением меня на жертву.
    После то  же учинило  все собрание  жрецов, раздевали  меня и  ставили в
большой  зале  на  некоторое  возвышенное  место;  и  так  продолжалося  сие
примечание не меньше месяца, в  которое время оказывали мне великую  честь и
почтение, довольствовали меня всем тем, чем только надобно  довольствоваться
одному государю. Наконец наградив великими сокровищами, выпустили из города,
ибо не нашли они во мне ни одного божеского знака.
    Вышед из города, первому человеку,  который со мною встретился, отдал  я
все данные мне  от жрецов сокровища,  ибо казалися они  мне опасными в  моём
пути, и  сверх того  уповал я  по претерпении  толиких несчастий увидеть моё
отечество  и  возлюбленную   Асклиаду,  которую  не   променял  бы  на   все
драгоценности вселенной. И так в прежнем невольническом платье продолжал мой
путь,  в  надежде  увидеть  моих  подданных;  но  немилосердая  судьба   ещё
ненасытима  была  моими  мучениями   и  не  переставала  услаждаться   моими
горестями.
    Как  переходил  я  негде  дремучий и  частый  лес,  то,  желая несколько
успокоиться, сел подле одного весьма тихо журчащего источника; и в то  самое
время, как любовался сим прекрасным местом, ибо оно имело весьма  прекрасное
положение, увидел, что с высокой горы бежала ко мне свирепая львица. Челюсти
её  были  окровавлены,  казалось,   как  будто  бы  она   теперь  растерзала
какое-нибудь несчастное животное, и бежала, может быть, утолить жажду в  том
источнике, подле  которого я  находился, но,  увидев меня,  удвоила она своё
стремление и, разинув  пасть, вознамерилась пожрать  и меня. Ненасытимая  её
алчба и покрытые кровию глаза ясно показывали мне мою погибель; вместо  того
чтобы мне спасаться, помертвел я, сидя  на месте, и не знал, что  предприять
при сём бедственном окончании моей  жизни. Чем ближе находилась она  ко мне,
тем больше  ярость её  умножалася; и  яснее показывалась  мне моя  погибель.
Наконец чрезъестественная  её злость  и необузданное  стремление, как видно,
помутили несколько её  зрение: набежала она  на претолстое дерево  и об него
столь сильно ударилась, что, отскочив несколько назад, заревела преужасно  и
в скором времени издохла.
    Собравши  несколько  ослабших  моих сил,  встал  и  продолжал мой  путь,
проклиная моё несчастие, рождение и собственно самого себя; ибо казался  уже
я и сам себе несносен, и мне мнилося тогда, что ни один человек не претерпел
в жизни столько страхов и отчаяния.
    Находяся не малое время в  дороге, пришёл я наконец к  стенам некоторого
великолепного города, которой  стоял на берегу  морского залива, все  ворота
оного были заперты,  и подняты мосты  на том канале,  которой окружал стены.
Поля, на которых,  как видно, были  весьма плодоносные нивы,  заросли все не
нужною человеческому роду травою; леса казалися все в превеликом беспорядке,
как  будто  бы  сердитые  вихри  старалися  искоренить  оные  до  основания;
источники и  другие струи  завалены были  землёю и  каменьями, -  и, словом,
находилось все  в таком  беспорядке, что  казалось мне,  будто бы обильная и
щедрая природа не питала сего места плодотворными своими сосцами.
    Граждане,  увидев  со  стены,  что я,  ходя  по  полям,  рассматривал их
несчастие, вышли ко  мне и взяли  с собою в  город. Пришедши в  оный, отдали
меня  жрецам,  из  которых один  знал  наш  язык совершенно  и  мог  со мною
разговаривать. Он уведомил меня о несчастии народном сим повествованием.
    -  Последний наш  государь был  человек весьма  неистовый; он  управлял,
нами самым тиранским образом, утеснял знатных господ и насиловал их дочерей,
казнил без милосердия  всякого, который хоть  мало противился его  прихотям.
Сделал кровосмешение с двумя своими  дочерьми, которые в превеликом стыде  и
отчаянии закололись.  Супругу свою  умертвил он  своими руками  неповинную и
наконец предприял услаждаться всякий день кровию своих подданных, что, видя,
духовенство  предприяло  воздерживать  его   от  того  советами  и   другими
способами. В  скором времени  возненавидел он  всех нас,  не пощадил и нашей
крови; наконец, ужасно вымолвить,  разорил все храмы до  основания, сокрушил
наших идолов и  велел покидать их  в презренное всеми  нашими людьми болото,
которое находится за городом.
    Справедливые боги, перестав терпеть его беззаконию, послали на наши поля
безобразное  и  превеличайшее  чудо,  которое,  во-первых  поглотило варвара
нашего и  обладателя, потом  пожрало его  сообщников, наконец  гнев божеский
ниспал и  на нас,  неповинных. Мы  чрез всякие  два дни  отдаём человека  на
съедение  чуду; но  ещё избавляемся  несколько тем,  что некоторые  отважные
граждане, ездив  по окрестным  местам, ловят  чужестранцев, которые заменяют
наших граждан,  и мы  сохраняем их  здесь для  того весьма рачительно. Вчера
отдали мы последнего, и если сего  дня не привезут пойманных, то думаю,  что
город определит в снедь тому неистовому чуду жизнь твою и тело.
    Услышав сие, вскочил я весьма поспешно, ухватил жертвенный нож,  висящий
тут на стене, и хотел лишить  себя сам поносной и презрительной моей  жизни.
Но жрец воспрепятствовал мне оное и закричал, чтоб подали ему помощь: в одну
минуту прибежало других множество жрецов, связали мне руки и приставили трёх
сберегателей.  Часа  с  три  старались они  наполнить  меня  мужеством  и не
страшиться предписанной мне смерти.
    -  Знать, что так судьбе угодно, -  говорили они, -  когда ты сам пришёл
на свою погибель. Ты должен непременно скончать свою жизнь когда-нибудь;  но
за  избавление целого  народа умереть  славнее, нежели  скончаться  поносною
смертию. Мы напишем имя твоё в  духовную книгу и всякий день будем  поминать
тебя пред богами, И просить у них вечного тебе блаженства, которое для всего
смертного  племени  есть  неоценённое сокровище;  но  оное  достигнуть можно
добрыми делами, а  самоубийцы вечно заключаются  во аде и  не должны ожидать
никогда своего избавления.
    Что должно  мне было  думать тогда  о моей  жизни? Я укорял немилосердых
богов,  и власть  их над  людьми почитал  тиранством, и  столь  ожесточилось
несчастиями моё сердце, что я хотел скорее увидеть злое то чудовище,  нежели
мне предписано было. Всю ночь  находился я в превеликом нетерпении,  и живот
мой столь мне сделался несносным, что всякую минуту ожидал я света.
    Когда, восшед, потухала  заря и кровавое  для меня солнце  взошло на мой
плачевной горизонт, начался в городе  великий плач. Вывели меня на  народную
площадь, всякий подходил  ко мне со  слезами и, оплакивая,  облобызал меня в
последний раз. Жрец,  исповедав меня и  сделав должное погребение,  приказал
народу вторично со мною прощаться. Сие плачевное позорище продолжалося  часа
с два, и я сидел облит весь слезами; потом, когда повели меня в ворота, чтоб
выпустить за город, женщины и  девицы взвыли тогда громкими голосами;  и сие
без выносу погребение плачевнее было всякого отходящего в вечность  человека
по уложению  природы. Когда  же выпустили  меня из  города, то заперли опять
ворота  и  вошли  все  на   стены  смотреть  свирепости  чудовища  и   моего
пребедственного окончания жизни.
    Долго  я  ходил  по полю  и  с  нетерпением ожидал  смерти:  ибо  в одно
положенное  время  чудовище подходило  к  городу. Наконец  появилося  оно из
густого лесу:  вид его  столь был  страшен, что  превосходил всякое  ужасное
адское безобразие. Крепость  моя и мужество,  чтоб без робости  приступить к
смерти, в одну  минуту исчезли, и  я столь отдался  отчаянию, что едва  меня
держали ноги.
    Ужасный тот зверь весьма скоро ко мне приближился, растворил алчные свои
челюсти  и хотел  с превеликою  жадностию пожрать  меня. В  самое то   время
поднялась  ужасная  буря и,  схватив  меня, унесла  почти  уже из  рта  того
изверженного из ада страшилища; потом принесён я был опять в Аропин  остров,
и когда ввели меня  в её покои, то,  вскочив она с софы,  бросилась целовать
меня и посадила подле себя.
    -  По сих  моих благодеяниях  ещё ли  сердце твоё  не может  быть ко мне
чувствительно? Я  приходила в  тот ужасный  замок, в  котором должен  был ты
погибнуть от волшебника. Научила ту красавицу, как превратить тебя в  птицу.
Избавила  тебя от  казни, сказав,  каким образом  можешь ты  получить  образ
человека. "Это  не та  красавица, -  говорила  тебе вслед, -   но я, которая
всегда стараюся о твоём благополучии". Когда хотели принести тебя на жертву,
говорила я вместо  истукана жрецам, что  жертва сия не  угодна богам, и  тем
избавила тебя от смерти.  В густом лесу отняла  я зрение у хотевшей  пожрать
тебя  львицы, и  наконец почти  уже из  рта выхватила  у свирепого  чудовища
помощию послушных мне ветров.
    Выговаривая сии слова, приметил я,  что она краснелась; хотя желания  её
стремились преодолеть стыд  и благопристойность, но,  однако, совесть в  ней
ещё не  умолкала. Что  ж должно  было мне  отвечать на  её приветствие?  Она
приключила  мне  все  несчастия,  и   она  ж  извинялась  ими,  почитая   то
добродетелью.
    -  Государыня моя! -   отвечал я  ей, ибо  досада моя  не позволяла  мне
именовать её богинею. -  Ты, без сомнения, сделала мне великие  благодеяния,
и твоя ко мне благосклонность  превосходит всякое милосердие на свете;  но я
прошу тебя,  чтобы не  старалась возжечь  в сердце  моём пламень, ибо вместо
благодарности чувствую я к тебе отвращение, и уверяю тебя, что ты по  смерть
мою не получишь от меня никакого любовного знака.
    Выслушав сие, не показывала она мне своей досады, хотя оная явно  летала
на её лице.
    -  Ты видишь, сколь я тебя люблю, -  говорила она опять, -  что все твои
досады вменяю ни во что: ты, овладев моим сердцем и душою, предписываешь мне
новые   законы  и   властвуешь  мною   так,  как   немилосердый   победитель
обезоруженным невольником; я  вся в твоей  власти, повелевай мною  по твоему
соизволению, лишь  только окончай  моё мучение  и покажи  мне сколько-нибудь
твоей благосклонности.
    Потом бросилась она ко мне на шею и начала целовать меня самым страстным
образом;  мысли   её  находились   в  беспорядке,   душа  волновалась   моею
несклонностию, а  страстное её  сердце трепетало  от моей  суровости. Вместо
того чтоб приласкать, оттолкнул я  её от себя презрительным образом.  Тут-то
овладела досада  её сердцем,  и показала  она всю  свою злобу,  какую только
можно было ожидать от раздражённой эвмениды.
    -  Постой! -   сказала  она,  поскрежетав  зубами. -   Когда  ты   столь
дерзостен,  то скоро  узнаешь власть  мою и  своё прямое  несчастие; с  этой
минуты  ты  вечно будешь  оплакивать  жизнь свою  и  конца оной  никогда  не
дождёшься.
    Потом, вышед в другую комнату, взяла волшебную трость и, пришед ко  мне,
махнула оною по воздуху, и начала говорить следующее:
    -  Бурные и свирепые ветры! Понесите голос мой во ад и там внушите  оный
фуриям, чтоб немедленно явилися предо мною; а ты, великий ада царь, подкрепи
душу мою приличною мне твёрдостию!
    По сим словам узнал я,  что она была волшебница. Весьма  скоро появилися
пред  нею неистовые  фурии, которым  приказала она  мучить меня  во всю  мою
жизнь;  потом позвала  к себе  своего исполина,  сберегателя её  острова,  и
приказала перенести меня на сие место и тут превратить в дерево.
    В одну  минуту подхватил  меня тот  неистовой гигант,  принёс сюда и тут
великим чарованием отнял у меня образ человека, и дал мне сей, в котором я и
теперь  нахожусь...  Премилосердые   боги! -   примолвил  Алим   вздыхая. - 
Тронитесь  моим  мучением,  освободите  от  сего  несчастия  или  прекратите
несносную жизнь мою; только чтоб Асклиада осталась после меня благополучною.


                      ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОВЕСТИ ОБ АСКАЛОНЕ

    Как скоро Алим окончил свои слова, то превеликий и престрашный лев  унёс
от  него Аскалона,  и он,  желая, может  быть, получить  облегчение в  своей
печали, остался  опять безнадёжен  и думал,  что уже  во всю  несносную свою
жизнь не получит никакой отрады.


    Лев  на  широкой  своей  спине взнёс  на  высокую  гору  Аскалона и  там
различными телодвижениями показал,  чтобы он взлез  на дерево, которое  одно
только  на  горе находилось  и  стояло подле  одной  пропасти, весьма  много
вдавшейся в гору. Когда Аскалон,  не ведавший своей судьбины, находился  уже
на  дереве,  то лев,  уткнув  свою голову  в  ту пропасть,  весьма  поспешно
отскочил  от оной;  потом поднялся  в ней  ужасный свист  и выполз  из  оной
превеликий змий. Нимало  не медля, сразилися  они и начали  рвать друг друга
без всякой пощады. Лев повреждаем был от змия во всяком месте, ибо ничто его
не защищало,  а змий,  прикрытый чешуёю,  находился во  всякой безопасности;
наконец пропорол ему зверь чрево, и упали они оба, утомясь, на землю; потом,
собрав несколько сил, вступили опять в сражение, от чего утомясь ещё больше,
почти уже без чувства растянулись подле пропасти.
    Издыхающий зверь  поднимал страшные  и кровавые  глаза свои  на дерево и
просил оными помощи у Аскалона, которому весьма не трудно было понимать  его
желание: чего ради сошед он с дерева, хотел обессилевших их умертвить обоих,
чтоб тем лишиться ему неволи,  освободяся от сих свирепых двух  чудовищ; но,
раздробив всю внутреннюю  во змие, пощадил  он обессилевшего льва,  вспомнив
то, что он  весьма приятен к  людям; сверх же  сего надеялся, что  зверь его
выведет из  сего незнаемого  им места;  итак, предприял  ожидать, чтоб  лев,
собравшись с силами, оказал ему сию услугу.
    Весьма в скорое время получил свирепый зверь все свои потерянные силы  и
показывал великую ласковость к Аскалону, которому, как казалось, изъявлял он
свою благодарность;  потом, посадив  его на  спину, понёс  с горы  на другую
сторону к некоторому источнику, который весьма обильно протекал в прекрасной
и украшенной различного вида цветами долине. Тут бросился в воду и не только
что в одну минуту омыл кровавые раны, но и совсем заживил оные и,  напившись
оной  довольно,  показался Аскалону  ещё  бодрее и  сильнее,  нежели он  был
прежде. Подхватив его опять на себя, понёс с превеликим стремлением опять на
ту же гору.
    Как скоро  вбежал туда,  то отвалил  от пропасти  умершего змия, который
прикрывал собою оную,  влез в неё  и начал выносить  оттуда превеликие куски
золота  [18], различные  дорогие каменья  и жемчуг  весьма высокой  цены,  и
другие редкие и блестящие слитки металлов, которые все предлагал он Аскалону
в благодарность, что с помощию его победил своего соперника; но как  увидел,
что Аскалон отказывается  и не хочет  их принять, то,  возвратившись опять в
пещеру,  вынес  из оной  маленький  и чёрный  камень,  которой с  превеликим
усердием отдавал Аскалону.
    Весьма тому удивительно казалось,  что после великих сокровищ  награждал
его  лев   безделицею,  но   зверь  весьма   приставал  к   нему  и  всякими
ласкательствами показывал, чтобы  Аскалон взял с  собою сей камень.  Наконец
вознамерился он  исполнить зверево  желание, взял  тот камень  и привязал  к
своему грудному талисману, ибо по малости его не знал он, куда его положить;
потом лев отнёс его к тому дереву, от которого взял.
    Алим,  почувствовав  подле  себя  некоторый  шум,  или,  лучше, движение
человека, спрашивал:

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг