- О такой ли старости я мечтал, сын?.. Я думал, что проведу остаток
дней в тепле и неге, а ты, моя кровь, будешь заботиться обо мне... Но вот мы
в конце пути. И что же?..
Хаммар покачал головой.
- Почему мы уходим, отец? - настойчиво повторил Аммарах.
- Ты слишком молод, - сказал Хаммар. - Ты думаешь, что мы на вершине, а
мы - во рву. Да, во рву, откуда нет выхода...
Аммарах непонимающе глядел на него. Хаммар снова вздохнул:
- Сегодня перед тем, как свершилась тризна по Берсею, ко мне привели
послов. Тайных, секретных послов. Я даже не знаю, как они оказались
здесь... - Хаммар вытащил из-за пазухи небольшой кусок пергамента, в пятнах,
захватанный не одним десятком рук. Протянул его Аммараху. - Вот. Они вручили
мне это послание.
Аммарах взял письмо, развернул, пробежал неровные столбцы выцветшего
иератического текста: письмо было написано на "народном" языке Гор.
- Что это?.. Нам предлагают стать данниками? Воинами вспомогательных
отрядов степняков? Водить на водопой их лошадей и свежевать баранов?..
- Именно, - Хаммар кивнул, взял пергамент, свернул и снова сунул за
пазуху. - Это, как сказали послы, обычное предложение хуссарабов. Условия -
символическая фигура; это письмо они передают всякий раз, когда приходят
впервые. Если последует согласие - возможно, все обойдется, хуссарабы
возьмут дань и пленников и уйдут. Может быть даже, все обойдется еще легче:
пришлют своих численников и надолго исчезнут. А если последует отказ - будет
война.
- Что ты говоришь? - Аммарах привскочил. - Грязные, вонючие степняки
осмеливаются диктовать тебе свои условия, написанные на старом куске
пергамента...
- Я знаю, что говорю! - оборвал его Хаммар. - Этот грязный кусок
пергамента уже побывал в руках наместника Ортаиба Каххура, наместника
Хатабатмы Уггама и правителя Ушагана Ахтага. Они швырнули пергамент под ноги
послам. Ахтаг, как они говорят, даже растоптал его. Что сталось с этими
городами, знаешь?..
Аммарах отшатнулся и побледнел:
- Неужели... Ушаган пал?
Хаммар снова сгорбился. Помедлил:
- Не знаю. Вестей нет давным-давно. Обоз Музаггара погиб, в Долине
Зеркальных Озер хозяйничают хуссарабы... Из Хатуары, из храма Встречи,
вывезли священные статуи двух богов и отправили куда-то на север, в дикие
хуссарабские степи...
Аммарах вскочил:
- Я не понимаю тебя, отец! Враг - в сердце Аххума!..
Хаммар тоже поднялся:
- Да. Враг в сердце Аххума. Враг и здесь, Аммарах. Под знамена
степняков переходят целые отряды. И поэтому мы должны уходить. Но не на
север, как ты думаешь, нет - для новой войны у нас уже просто не хватит сил.
На юг. Я распорядился загрузить на корабли в Азамбо все, что еще можно
спасти. Казна, архивы, сокровища. Армию тоже надо спасти - то, что еще
возможно...
Аммарах выкрикнул в гневе:
- Сюда! Все сюда! Предательство!.. - и получил удар в лоб увесистым
жезлом военачальника.
Он отшатнулся, брызнула кровь; в шатер вбежали ординарец и стражники.
- Обезоружить его! - крикнул Хаммар, указав жезлом на сына. - Связать и
кинуть в повозку. Он обезумел!..
- Отец! Ты предатель! Предатель!.. - кричал Аммарах, вырываясь; три
воина агемы едва удерживали его.
- Замолчи! - рявкнул Хаммар. - Замолчи, или я велю заткнуть тебе рот!..
Он кивнул стражникам; на голову Аммараха накинули его собственный плащ
и связали узлом. Аммарах еще выкрикивал что-то, но все глуше и глуше. Его
почти вынесли из шатра.
ТУМАННЫЕ ГОРЫ
Два брата сделали шаг и другой. На миг их плечи соприкоснулись.
- Взгляни туда, брат, - Намухха показал на восточный берег, залитый
дымом пожарищ. Бесконечными вереницами по дорогам, от одних пепелищ к другим
передвигались толпы людей. Беженцы и дезертиры, воинские отряды, еще
осененные гордыми черно-белыми стягами; стада овец; бесчисленные повозки,
запряженные быками, мулами и ослами. Дым то заволакивал их, то, сносимый
ветрами, вновь приоткрывал.
- Я вижу, - сказал Аххуман. - Они боятся, брат. Что поделать, они -
дети выживших.
- Все мы - дети выживших, - немедленно отозвался Намухха. - Но то, что
творится сейчас... Мне это не нравится, брат. Куда они бегут?..
- Их страшит не само грядущее, - страшно ожидание грядущего. Они не
могут ждать - и потому убегают. Ты же знаешь. Ужас впитан ими с молоком
матерей, но они не чувствуют его. Ужас таится, переползая из поколения в
поколение, оставаясь незаметным. А потом, в один прекрасный день, ни с того
ни с сего он просыпается... Это память их предков о тебе, брат. Но беда в
том, что сами они не хотят помнить о пережитых бедствиях, не хотят - и не
помнят. А значит, ничему и не учатся.
Намухха выслушал все серьезно. Подтвердил:
- В нас тоже дремлет ужас отца.
Братья одновременно вздохнули и сделали еще шаг. И обернулись.
- Прощай, брат.
- Прощай. Ты ведь чувствуешь то же, что и я?
Намухха кивнул.
- Ужас?
Намухха помедлил. Потом снова кивнул.
И они пошли каждый своей дорогой, один - на запад, другой - на восток.
И каждый нес в сердце новую, еще незнакомую боль.
КИАТТА
Гонец, прискакавший в лагерь Карраха, был совсем мальчишкой, и уже
только поэтому не вызывал доверия. Он сказал, что гарнизон в Оро заперт в
городской ратуше; мятежные киаттцы ее несколько раз штурмовали, но
безуспешно. В конце концов решили взять измором. Ратуша окружена тройным
кольцом мятежников. Никто не знает, сколько там аххумских воинов; никто не
знает, есть ли у них запасы воды и пищи. В первые дни аххумы делали вылазки,
но теперь, видимо, у них уже не хватает сил. Первоначально в Оро находилась
аххумская тысяча, - полная тысяча, со вспомогательными отрядами, да еще
арлийские полки. Когда пришли тревожные вести из Ушагана, полутысяча
отправилась на помощь. Значит, в лучшем случае, в Оро оставалось около
тысячи солдат - аххумов и арлийцев. Потом мятежники подняли бунт. Были
уличные бои, но трупы никто не считал. Но все равно оставшийся гарнизон еще
достаточно многочислен.
- Кто ты? - спросил Каррах.
- Я служил писцом в канцелярии Хуара, начальника гарнизона, - не
моргнув, ответил юнец.
- Сколько тебе лет?
- Шестнадцать.
Гонца допросили еще раз, и он ни разу не сбился. Кроме того, были
получены сведения из Гинды, отчасти подтверждавшие слова гонца:
действительно, власть в Оро захватил внезапно объявившийся Фрисс из дома
Риссов, королевского дома Киатты. Кроме того, в Оро находится еще один
королевич, сын Эрисса Ибрисс. Говорят, Фрисс нашел его где-то на севере,
возвращаясь из плена. А в плену он был в Тауатте и, говорят, служил рабом у
кого-то из тамошних хуссарабских каанов.
Когда войско после привала двинулось в поход, Каррах, ехавший впереди,
внезапно решил:
- Нет. Мы не пойдем в Оро.
Лухар, ехавший рядом, удивленно вскинул брови.
- У нас нет времени, - объяснил Каррах. - И потом: кто поручится, что
это не ловушка?..
* * *
Фрисс стоял у окна в башне - самой высокой точки Оро - и мрачно
наблюдал, как клубится пыль по Царской дороге. Отсюда были видны городские
стены, поля и рощи, и даже Гинда - поселок в одном переходе от Оро.
Аххумских стягов отсюда не было видно, и все войско казалось тонкой
змеящейся лентой, медленно приближающейся к Оро и готовившейся обогнуть
город широкой петлей.
Фрисс видел, как аххумы свернули с дороги и двинулись на север, по
проселкам, обходя город с запада.
Фрисс вышел за дверь и спустился по бесконечной винтовой лестнице в
королевские покои. Но перед самыми дверьми передумал и пошел вниз, в
казематы.
Мать встретила его обычными охами и причитаниями. Ибрисс сидел на своей
подстилке и что-то увлеченно писал; на коленях он держал книгу из
королевской библиотеки, а в руке - самодельное тростниковое перышко,
сделанное из соломинки. Чернилами ему служила какая-то мутно-багряная
жидкость, налитая в глиняный стакан.
Фрисс подошел к нему и вырвал книгу. Взглянул: манускрипт был исписан:
Ибрисс ухитрился писать между строк мельчайшим бисерным почерком.
- Что это? - спросил он, не веря своим глазам.
- Я считаю.
Ибрисс скромно потупился, потом развел руками:
- Прости, брат, но мне так хотелось сосчитать, сколько воинов
потребуется, чтобы окружить кольцом Оро. Оказалось, не так много. Если они
возьмутся за руки...
Фрисс молча разглядывал мельчайшие значки, похожие на упрощенные буквы.
- Ты испортил книгу! - сказал Фрисс угрожающе.
- Ты ведь не велел давать мне пергамента и чернил... - пролепетал
Ибрисс, отшатнулся, испуганно закрыл лицо рукой и опрокинул стакан. Жидкость
растеклась по полу.
- И где взял ты чернила?
- Это совсем просто, - торопливо заговорил Ибрисс. - Корки хлеба надо
истереть в порошок, добавить воды и долго настаивать, прибавляя мочу. Лучше
всего самую едкую - я попросил, и стражник принес мне немного свиной мочи...
Фрисс уже развернулся, чтобы ударить его книгой наотмашь, но внезапно
передумал.
- Я не знаю, кто принес тебе мочи - наверное, среди стражников тоже
завелись сумасшедшие. Может быть, твое сумасшествие заразно... Но скажи мне,
сколько же воинов нужно, чтобы они обхватили Оро вокруг?
- Семь тысяч четыреста двадцать один... Им, понимаешь ли, придется
встать на лодки, или, лучше, на плоты, чтобы обхватить город со стороны
моря...
Фрисс покачал головой:
- Ну, допустим... А как ты считаешь?
Ибрисс сделал хитрое лицо:
- О! Я сам выдумал цифры. Похожие я видел там, на севере, в устье
Тобарры... Там жили странные люди, которые приплыли на больших кораблях
из-за моря; они молятся вот такому знаку - смотри...
Ибрисс быстро макнул палец в лужу на полу и изобразил вытянутый крест.
- Ты бывал в устье Тобарры? - отрывисто спросил Фрисс.
- Конечно. Ведь я рассказывал тебе, что долго путешествовал. Я плавал
по Тобарре и гостил в Тауатте у одного хуссараба, которого звали Ар-Угай,
Лисья Шапка. Он...
Фрисс вытаращил глаза. И прошипел:
- Замолчи!
Повернулся и пошел к выходу, но остановился на полпути:
- Ибрисс... Хочешь снова отправиться в путешествие?
Ибрисс вскинул голову, насторожился.
- А разве ты позволишь мне это?
- Конечно. Почему бы и нет?
- Но ведь я сумасшедший...
- Мы все - сумасшедшие. Весь наш род сумасшедший... Слушай. Там, за
городской стеной, идет сильное войско. Придумай, как остановить его.
- И после этого я пойду, куда захочу? - насторожился Ибрисс.
- Да. Ты пойдешь, куда хочешь.
- Оставь его в покое! - крикнула Арисса. - Ибрисс! Никуда не ходи!
- Почему? - Ибрисс поднялся и выпрямился. - У меня затекают и пухнут
ноги. Мне надо ходить... Брат! Я остановлю войско, если только это не
хуссарабы.
- Это аххумы.
Ибрисс улыбнулся и кивнул:
- Я знаю по-аххумски. Я долго жил в Цао. Я готов, брат.
* * *
Стражники в недоумении открыли ворота внутреннего двора; они даже
видели, что братья, которые еще недавно казались смертельными врагами,
обнялись.
- Помни, Ибрисс: остановишь войско, задержишь его на день или два - и
ступай, куда хочешь. Можешь пойти на юг и обойти всю Равнину Дождей...
- О нет, - ухмыльнулся Ибрисс. Он был крайне доволен происходящим и
преисполнен собственной важности. - Я не пойду на юг. Я пойду на север.
Он поманил Фрисса грязным толстым пальцем:
- Скажу тебе по секрету: на юге и пролегает тот самый ров, который
стерегут Сидящие у Рва. Поэтому тот, кто хочет спасти свою жизнь, должен
идти на север.
Фрисс вымученно кивнул. Спросил через силу:
- Откуда ты знаешь о Сидящих у Рва?
Ибрисс еще шире улыбнулся, постучал себя по голове:
- Здесь хранится все, что я видел или слышал за долгие годы... Я
впервые вышел отсюда пятого дня месяца Красной Звезды тридцать шесть лет
назад. С тех пор я прошел... погоди, на языке пришельцев это будет один
миллион миль. И я помню каждую милю, пройденную этими ногами.
Он взглянул на свои толстые ноги, обтянутые узкими рваными штанами до
колен, на старые-престарые сандалии, перевязанные тесемками.
- Хорошо, - сказал Фрисс. - Ступай.
- Прощай, брат! - Ибрисс закрыл глаза, подставив бледное лицо солнечным
лучам. - Я пошел.
Он пересек линию ворот, обернулся и сказал:
- Ведь, если я не вернусь, потеря будет небольшая, правда?..
- Иди! - рявкнул, побагровев, Фрисс.
ДОЛИНА ТОБАРРЫ
Богда уже несколько дней чувствовал себя отвратительно. Его не радовали
хорошие известия с юга, отчеты о взятых крепостях, разбитых армиях и богатой
добыче. Некоторое время он не мог понять, что с ним; сначала его мучил
живот; лекарь дал ему слабительного, и, хоть это и помогло, Богда-каан
решил, что лучше все-таки отрубить лекарю голову. Он вызвал младшую жену; но
ее ласки показались ему лживыми и оттого противными; он вызвал старшую -
верную Аиз. Старуха посоветовала развлечься охотой, - Богда прогнал и ее.
Уже несколько ночей он не получал знаков. И это, пожалуй, было главным.
Он выезжал далеко в поле, которое в здешних местах совсем не походило
на родную Голубую Степь; он приказывал выкапывать ров, и бросал в огонь
жертвы. И долго прислушивался, сидя у рва и глядя поверх огня в черные
отроги, заслонявшие небо.
Нет, он не слышал их; казалось, они разгневались на него за что-то.
Однажды Богда велел устроить Великое Жертвоприношение; были зарезаны
сотни овец, быков и лошадей; брошены в огонь знатные пленники-аххумы; но
Сидевшие у Рва не отозвались.
А потом Богде стало совсем худо. Он лежал в кибитке, которая непрерывно
передвигалась по кругу, - от качки ему, кажется, становилось легче, - и
неподвижно смотрел прямо перед собой, теряя связь уже не только с теми, кто
послал его, но даже и с окружающим миром.
Время от времени в кибитку заглядывали его полководцы. Они докладывали
о новых победах и ожидали приказа. Богда лишь вращал глазами, даже не делая
попыток что-то сказать: языка он больше не чувствовал. Иной раз находило
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг