обширным пространствам империи, а потом осел в Лукоморске, благо, что
прошение его на высочайшее имя о предоставлении российского подданства
однажды было удовлетворено.
Вассертрум, как человек образованный, занял подобающее место среди
еврейского анклава в Лукоморске, более того, его сын за высокую набожность,
знание святых текстов и священных книг стал лукоморским раввином, взяв себе
имя Гассиль бен Акиб. Некстати случившаяся революция ничуть не повлияла на
положение бен Акиба. Понятно ведь, что умные слова и мысли человеку в голову
вкладывает Господь, а этих умных мыслей у равви было столько, что казалось,
будто его голова ближе всех к Богу, потому он и не обходит милостью своей
лукоморского мудреца.
Кроме старинных бумаг в папке оказалась кем-то переписанная на русский
язык инструкция по замесу глины, необходимой для изготовления Голема. В
списке указывались бокситовые глины и точно расписывалось количество
драгоценных металлов и камней, которые надлежало растолочь и в виде порошка
добавить в глину. Указано было также, что после боевого применения Голема в
августе девятнадцатого года создатель его, убоявшись мощи и могущества
созданного существа, отвел Голема в подвалы синагоги, где собственноручно
стер запись со лба, а свиток с заклинанием надежно спрятал. Конечно же,
свиток этот благополучно затерялся, так как через три месяца после боевого
применения Голема его создатель заболел брюшным тифом и умер, так и не
открыв никому своей тайны.
Собственно, уже этого материала было достаточно для возвращения в
Москву.
Механизм разрушен, создателей нет, краткое описание добыто. Чего еще
надо для успешного выполнения задания? И в глубине души Кторов порадовался,
что все так удачно складывается. Он вдруг представил себе Троцкого,
произносящего пламенную революционную речь перед строем Големов, и засмеялся
от безумия этой фантасмагории. Страшно было подумать, что могли натворить
такие чудища, взбесись они, скажем, в столичных городах. Нет, пускай уж
красные бойцы по старинке шашками машут!
Он долго сидел над бумагами, разбирая каракули записей.
Зеленая сахарная бумага ему пригодилась еще раз: Кторов добросовестно
копировал содержащиеся в папке материалы. Работа была трудоемкой и, честно
говоря, совершенно ненужной - без заклинания в глиняного монстра невозможно
вдохнуть жизнь, а заклинание, если верить источникам, утрачено навсегда.
Гадай, куда этот самый бен Аким спрятал маленькую бумажку, которая
большинству людей показалась бы совершенно бессмысленной. Потерянное знание
безлико, оно не имеет сторон, обращенных к добру и злу.
Можно было уезжать.
Он уже почти засыпал, когда еще продолжающий работать в дневном режиме
мозг вдруг выдал мысль, которая заставила сесть на постели: "Почему
лжечекисты-попутчики, которых ловили на площади местные чекисты, везли с
собой драгоценности? Не предназначались ли они для изготовления глины, из
которой можно сделать Голема?"
И эта мысль вновь породила бессонницу. Кторов ходил по комнате и сам
себе казался смешным. Увидев свое отражение в зеркале, висевшем в простенке,
едва не захохотал в полный голос. Взявшись за зеркало обеими руками, он
долго разглядывал отражающееся в нем при свете керосиновой лампы темное
угрюмое лицо.
Из-за зеркала посыпались зеленые листки.
Кторов подобрал их. Листки были исписаны мелким, трудно разборчивым
почерком. Он сел у лампы, вглядываясь в чужие каракули, и не сразу
сообразил, что перед ним.
А когда сообразил, негромко засмеялся.
Перед ним были воспоминания Баюна Полосатовича. Кот был тщеславным
существом, он полагал, что происходящее с ним представляет интерес для
любого существа, владеющего пером и обученного грамоте.
Именно кошачьих мемуаров не хватало Антону Кторову для того, чтобы
рассмеяться и обрести душевное равновесие. Его отпустило. Антон сунул листки
за зеркало, стараясь положить их, как и обнаружил, а уже через пять минут
спокойно и безмятежно спал, оставив все заботы и волнения наступающему дню.
Глава двенадцатая
Александр Кумок проснулся ранним утром.
Открывать глаза не хотелось. На ощупь он попытался определить, лежит он
в постели или уснул совсем в ином месте. Выходило черт знает что! Хотелось
рассолу. По богатому своему опыту Кумок хорошо знал, как благотворно и
живительно действует на перепившего человека холодная жидкость с плавающими
в ней вишневыми листьями, крупными зернами укропа и зубчиками чеснока. Он
так отчетливо представил себе литровую кружку с рассолом, что облизнул
шершавые со сна губы и с усилием открыл глаза. Слава богу, он лежал в
спальне. Пусть и не в постели, где похрапывала любовница, выставив из-под
простыни белое колено.
Он вышел в зал.
На столе громоздились остатки вечернего пиршества. Рассола там не было,
но на худой конец сгодились и полстакана самогона, который на мгновение
обжег глотку и желудок, но быстро сделал ясными мозги.
Кумок нашел в тарелке нетронутый кусок жареной курицы, жадно грызнул.
Вдруг вспомнился вчерашний разговор.
- Нет, ты прикинь, - убеждал его Леня Медник. - На два лимона марок
всяких цацек. Гульнуть можно хоть в Монте-Карло, хоть в Шанхае. С такими
деньгами нигде не пропадешь.
- Чего ж вы сразу когти не подорвали? - подозрительно спросил Кумок. -
Гуляли бы сейчас в Монете-Карло.
- Жадность погубила, - развел руками Леня. - И страх. Сказали, что за
нами со стороны человечек наблюдать будет, не даст добру пропасть, если что.
Ну, мы решили, раз тут такие секреты, то неплохо бы и на них поживиться.
Приедем в Лукоморск, вычислим соглядатая, хлопнем его по-тихому. Затем
сойдемся с этим мужиком, про которого нам сказали, вручим ему все, получим
секреты, а потом потихонечку шило ему в сердце, цацки назад заберем и ходу.
Тут ведь до Турции недалеко, а нам наводку дали на местного контрабандиста
Папу Папандопуло. Говорят, что лучше его не было, нет и не будет.
- Может, и не было, - пробурчал Кумок. - И, может, никогда уже не
будет. Схлестнулись наши дорожки.
Чернявый озадаченно глянул на него, но тут же сообразил:
- Так ты его в штаб Духонина отправил? Ну, это, конечно, твое дело,
Сашок, но фелюгу ведь всегда раздобыть можно. Нехитрое это дело - под
парусом пройтись. Но тут, понимаешь, закавыка получилась. Ждали нас на
вокзале. Ну, пальба, конечно, пришлось ноги делать, и этот фраер ушастый, -
чернявый кивнул на своего товарища, - портфельчик-то и обронил. Сами, слава
богу, ушли, а вот к человечку теперь не с чем идти. Тю-тю, все у чекистов
осталось.
- И что ты предлагаешь? - Кумок прицелился и бросил обглоданную кость в
поганое ведро. - Не пойду же я чека приступом брать? И время не то, и сил у
меня таких нет. Положат всех.
Леня Медник приуныл.
- А все ты, - сказал он. - Ах, Сережа, Сережа! Африка безразлично пожал
плечами.
- Бывает, - спокойно сказал он.
- А что за секрет? - Кумок показал пальцами, чтобы наполнили стаканы.
- Вроде здесь хмырь один обитает, - сказал Леня Медник. - Сделал
механизму, на человека похожа, но силищи невероятной. И не берут ее ни пуля,
ни снаряд. Если из таких хмырей, скажем, армию создать, то армия эта
непобедимой будет.
Кумок не донес стакан до рта.
- Механизма, говоришь? - медленно спросил он. - Хмырь?
В памяти вдруг четко возникла картина недавнего прошлого: странное
человекообразное существо расшвыривает телеги вместе с лошадьми. Пулеметчики
палят, только без толку - пули от этого существа отскакивают, как от
заговоренного. И лезет это чудище прямо к его таратайке, а возница
нахлестывает обезумевших от ужаса коней.
- Видел я его, - сказал Кумок. - В деле видел!
Из всего этого вчерашнего разговора, который Кумку казался призрачным,
словно это и не разговор был, а продолжение загадочной и страшной истории,
случившейся с ним, он хорошо помнил лишь о драгоценностях. Александр давно
понял: дни его в Совдепии идут к своему печальному окончательному исходу.
Пора было сматываться в более приветливые края. В Константинополе волею
судеб Кумок уже побывал, ничего хорошего там русским не светило. А для
Европы требовались деньги. И немалые. Поэтому Кумок про себя еще вечером
решил, что такой кус он постарается не упустить. Значит, и интересы у него с
Медником и Африкой пока общие. А дальше видно будет.
Он сел за стол, потянулся за соленым огурцом, сиротливо зеленеющим
посреди пустой тарелки, и в это время в горнице появился Леня Медник. Видно
было, что вчерашнее пиршество и для него не прошло даром - и трубы горели, и
голова раскалывалась. И лицо было помятым, как письмо, которое читают и
перечитывают.
- Паханам наш почет и уважение! - просипел Медник.
- Сидай, - предложил Кумок. - Выпей для поправки здоровья. Леонид
выпил. Глаза его стали ясными и дерзкими.
- Так что, - спросил он, закусывая облюбованным хозяином огурцом. -
Можем мы собрать несколько десятков человек, которые пойдут в бой, не
задумываясь и с отчаянием?
Кумок встал, прошелся по комнате, заложив большие пальцы за пояс.
- Романтиков мы здесь вряд ли сыщем, - сказал он. - Такие натуры в
местечках почти не водятся. Но найти три-четыре десятка хлопцев, которые
смогут сообразить свою выгоду в этом деле - вполне реально.
- Трудно иметь дело с теми, кто выгоду свою понимает, - вздохнул
Медник. - Они за жизнь цепляются руками да ногами.
Атаман хмыкнул.
- Жизнь, мой дорогой друг, это то, что люди больше всего стремятся
сохранить и меньше всего берегут. Когда предлагаешь закуску, всегда
прикидывай, под каким соусом ее подать.
***
В окне появилась лапа.
Лапа выпустила когти и провела ими по стеклу. Послышался гнусный
скрежет.
- Пошел, пошел, - шуганул незваного гостя Антон. За окном жалобно
мяукнули.
- Жди, - Антон сделал несколько глотков молока из кринки. За окном
раздался стонущий звук.
- Товарищ Кторов, - горько сказал снаружи кот. - Ну, товарищ Кторов!
Антон подошел к окну.
- Чего тебе, Иуда ушастый? - спросил он.
- Открой дверь, - сказал кот. - Поговорим, как самец с самцом. Ты ведь
меня не боишься?
- Стану я всякую шкурку бояться, - Кторов дверь открывать не спешил. -
А ты, значит, стучишь помаленьку? Мне одно нашептываешь, ротмистрам -
другое, а сам потихоньку в чека бегаешь, доносы строчишь? Стыдно, Баюн!
Стыдно! Кот называется! "Хожу сам по себе!" - передразнил Антон. - Теперь
понятно, куда ты ходишь!
- Ладно, отворяй,- сказал кот примирительно. - Я ведь и к тебе не с
пустыми лапами пришел!
Кторов приоткрыл дверь.
Кот с достоинством вошел в хату, но на том его достоинство и
кончилось - он бесшумно и гибко проскользнул в горницу, посидел, примеряясь,
и вспрыгнул на табурет, пряча под себя хвост.
- Молочка бы налил, - не глядя на Кторова, попросил он. - С утра - ни
плавничка, ни косточки.
- Я-то здесь при чем? - усмехнулся Антон.
- Так по твоим, по твоим же делам бегал, - кот склонил лобастую голову
и с видимой брезгливостью обнюхал ломоть хлеба, потом жадно понюхал
салфетку, в которой когда-то лежало копченое сало. - Живут же люди!
- Ты или дело говори, или выметайся, - сказал Антон. - Своих дел
невпроворот.
- Ой, какие мы обидчивые, - кот вспрыгнул на стол, нагло распластался
на заметках Кторова. - Я ж, можно сказать, докладывал, а не закладывал. И
тем обеспечивал взаимопонимание столичных и местных спецслужб. Ты к человеку
опаску имел, он - к тебе, а я подозрительность взял и нарушил. Еще Александр
Сергеевич говаривал, что излишняя взаимная подозрительность столь же вредна,
сколь и чрезмерная доверчивость. Вот и нет промеж вас подозрительности.
- Слушай, Баюн, - Кторов почувствовал раздражение. - Тебе бы языком
молоть, а у людей дела...
- Нашел я его, - сообщил кот спокойно, словно не его сейчас пытались
стащить за хвост со стола. - В подвале синагоги. Так и стоит. Страшная
тварь, ни на что не похожая. Я как представил себе такое, по улице идущее,
веришь ли, сердце прихватило. Ну, думаю, попал ты, Баюн Полосатович!
Пригляделся, а по нему мыши бегают! - кот плотоядно облизнулся.
- А говоришь, ни косточки, ни плавничка, - укорил его Кторов.
- Так это же вроде военный трофей, - ни капли не смущаясь, сказал
кот. - Это не в счет, что тобой добыто, в харч не идет, это за удовольствие
почитать надо!
- Молока, говоришь? - Антон щедро отлил из кринки в жестяную тарелку с
красными петушками, сел напротив, разглядывая кота. - На тебе молочка!
Рассказывай!
Но кот не торопился. Опустив голову, он быстрыми движениями розового
языка лакал молоко, пока тарелка не опустела. Покончив с молоком, кот
облизнулся.
- Хорошее молочко, - сказал он. - Такое только у Семукаевых и
встречается, у них коровка бельгийских кровей. Семукаев-старший с
империалистической привез. А ты разве с ними знаком?
- Так что там с подвалом? - прервал болтуна Кторов. Кот грузно
скользнул на колени Антона.
- Я тебе про то и говорю, товарищ Кторов, - благодушно сказал он. -
Стоит. В подвале ихнем стоит. С виду кукла и металлом отливает. В этом
подвале давно никто не бывает. А чего им в подвале делать, там ни инвентаря,
ни провианта? Там рукописи лежат, и те старые - с железными крышками, сплошь
мышиными зубами усеяны. Ростом велик, морда странная - ни рта, ни носа, ни
усов. Даже ушей нет, - говоря это, кот с достоинством демонстрировал свои,
повернув к Антону лукавую морду. - Пыли на нем! Нет, товарищ Кторов, вот ты
меня в семи смертных грехах обвиняешь, а я, между прочим, истинное мужество
и героизм проявил. Я на медали не претендую, мне их на шкурку не вешать, но
на премиальные в виде колбаски домашней или сальца копченого я согласен.
- И в чем же оно, твое мужество, проявилось? - хмыкнул Кторов. - Ну,
слазил в еврейский подвал, ну, куклу механическую нашел...
- А ты бы сам в этот подвал слазил, - предложил кот. - Один, ночью,
через узенькое окошко, в которое и пролезть-то толком невозможно. Не зря
говорят, что чужую доблесть признают редко, каждый кичится своей, даже если
ее вовсе нет. Там крысы вдвое больше меня, не знаю, с чего они такие, на
кошерной пище особо брюхо не отрастишь. Это в церковь лазить не страшно -
там все свое, православное. А синагога, брат, место загадочное, там
священную книгу открой - ни черта не поймешь, одни согласные, а гласные они,
товарищ Кторов, специально пропускают, шифруются таким образом от
православного существа.
- Это ты православный? - удивился Кторов.
- А ты думал? - гордо сказал кот. - Если хочешь знать, в прежние
времена меня православный поп два раза в проруби на Крещение кунал. Правда,
вытаскивать не хотел, так я и сам выбрался.
- Ну, и что прикажешь дальше делать? - Кторов задумался.
Кот прошелся по столу, нахально сунулся мордой в кринку, но неудачно -
морда у него для узкого горлышка кринки оказалась слишком широкой.
- А что тут думать? - с некоторой обидой отозвался Баюн. - Наведете
шмон в синагоге, найдете куклу эту, а дальше - как революционное
правосознание покажет. Лично я бы ихнего равви к стенке, не задумываясь,
поставил, он по мне два раза в прошлом году мелкой дробью стрелял. А я тебе
так скажу, куренок тот все равно хромал на правую ножку, такие, как он, не
жильцы. И прав я оказался, все одно - у меня из зубов вытащили, а сами из
куренка того шулюм сварили. Я же говорю - сволочи. Не зря их "Союз архангела
Михаила" погонять пытался в девятьсот седьмом. А плесни-ка, товарищ Кторов,
еще молочка. Что-то в горле першит, не иначе в синагоге древней пыли
наглотался.
Кторов плеснул коту молока и задумался. Все запутывалось, вчера еще
казавшееся ясным и чистым, как лампадное стекло, сегодня приобретало будущую
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг