неопределенность. Как там Глеб Иванович Бокий советовал? Помнится, он
сказал: встретившись с необычайным явлением, подумай, как употребить его на
дело мировой революции, а если это невозможно, подумай о том, что сделать,
чтобы это необычайное революции не могло навредить. Только здесь шире надо
было смотреть - не пролетариату грозили эти самые Големы бедой, всему миру
они грозили бедствиями и несчастиями.
Некоторым секретам лучше было бы так и оставаться секретами. Уж больно
много бед они обещали человеческому обществу.
- Все беды от иудейского семени, - вдруг поднял морду от тарелки с
молоком Баюн Полосатович. - А почему? А вот не надо было себя богоизбранным
народом объявлять, высокомерие перед остальным миром показывать. Моду взяли
с дробовиками вокруг курятника ходить!
Ну да, только этого и не хватало! Баюн Полосатович оказался ярым
антисемитом. Судя по высказываниям, были у него для того веские личные
причины. Например, куренок, который ему так и не достался.
***
Бокий чувствовал, что он устал.
Усталость накапливалась долго, сейчас она вдруг проявилась внутренним
надрывом, неожиданными приступами сонливости и периодов, когда он испытывал
полное безразличие к происходящему.
С полным равнодушием он прочитал новое сообщение источника Болта.
Существо, образовавшееся из беспородного пса Шарика, после пересадки ему
профессором Преображенским гипофиза и половых желез убитого в пьяной драке
обывателя Клима Григорьевича Чугункина развивалось успешно. Играет на
музыкальном инструменте, повышает своей политический уровень путем чтения
переписки Энгельса с Каутским, судит здраво о происходящем в Москве.
Полностью обратилось низкорослым мужчиной среднего возраста и хилой
комплекции. Источником приняты меры к его паспортизации. При регистрации
избрал себе новое имя - Полиграф Полиграфович Шариков. Рекомендован домкомом
для работы в должности заведующего подотделом очистки города Москвы от
бродячих животных. Черт знает, что такое! А ведь он должен этих бродячих
животных ненавидеть, - вдруг понял Бокий. - Он их должен люто ненавидеть,
как всякая бродячая собака, вдруг обретшая разум и осознавшая свое истинное
происхождение! И людей это ничтожное существо тоже будет ненавидеть и, дай
ему волю, оно продолжит очистку города от кошек, собак, а потом и от людей,
от настоящих людей, оно будет чистить город до тех пор, пока в нем не
останутся ничтожества, равные ему или еще большие, согласившиеся
подчиняться.
Бокий вдруг подумал, что уловил общий алгоритм революции, и это
заставило его вздрогнуть от нехороших предчувствий, но он гнал их от себя,
как только может это делать интеллигент, уверенный в правоте своего дела и в
безоблачной светлости будущего, которое ожидает людей впереди.
Жертвы не должны быть напрасными.
Впрочем, вмешиваться в московскую историю он не желал. Легче было
держать под контролем деятельность профессора Преображенского и его
ассистента доктора Борменталя, нежели приступись к активному следствию,
настроив тем самым против себя западную политику и прессу. Все-таки
профессор был светилом с европейским именем, его знали многие. Пуанкаре он,
например, помог избавиться от половой неврастении, да и принцу Монако он
поправил здоровье, когда от того отказались европейские врачи; Черчилля от
алкоголизма успешно лечил... Да и в правительстве у него были весьма и
весьма влиятельные заступники, тут этот чертов домоуправ не ошибался. Этот
самый Швондер даже не догадывался, что, шпионя за профессором, он становился
первым кандидатом в Соловецкий лагерь. Таким образом, ему на собственной
шкуре предстояло проверить утверждение Экклезиаста, что во всяком знании
есть много печалей.
А вот в пухлом пакете, доставленном из Сибири, были документы,
содержащие весьма и весьма странную историю. В иное время эта история
привела бы Глеба в полный восторг и волнение. Сейчас он испытывал лишь
слабый интерес, какой присутствовал при чтении Берроуза, Уэллса или Бенуа с
их боевыми фантазиями. Ну да, вполне могло случиться и так, дальше-то что?
Все началось с того, что в апреле 1919 года контрразведкой войск
Директории была задержана группа людей, пробирающихся из центральных районов
России на Дальний Восток. Возможно, что это и в самом деле были обыватели,
уставшие от тягот военного времени. Интенсивный допрос ничего не дал.
- Проверь, - хмуро и устало приказал начальник КРО Читинского гарнизона
капитан Ромецкий. - Если на них нет ничего, то пусть они идут своей дорогой.
Впрочем, можешь нарезать им красные звездочки на лбах, тогда они прекрасно
обойдутся без головных уборов. Видно же, что красные!
Поручик Биберин был человеком не только исполнительным, но с изрядной
долей самостоятельности и инициативности. И обладал особым юмором, которым
наделены лишь те, кто любит поиздеваться над беззащитным человеком.
- Звездочки, - проворчал Биберин, глядя вслед неуклюже шагающим
людям. - Я еще не сошел с ума, чтобы оставлять зрячими людей, которых
истязал и которые могут меня опознать.
Биберин лично выколол отпущенным пленникам глаза, чтобы они лучше
видели свет своих звезд. Впрочем, звезды на лбу бывших пленников он тоже
вырезал, потому что ни на секунду не сомневался, что перед ним скрытые
большевики. Кто бы еще вынес интенсивный допрос, ни в чем не признавшись?
Простой обыватель через четверть часа уже признался бы во всех смертных
грехах!
С этого времени и начала отсчет времени легенда о банде одноглазых
циклопов, совершающих налеты и грабежи в предместьях и окрестностях Читы.
Ходили слухи, что в тайге появились жуткие люди в черных масках, у которых
на лбу был всего один глаз - да и тот в виде красной пятиконечной звезды, но
видели они этим глазом так хорошо, как некоторые не видят и двумя. Были они
жестокими, и кровавый след тянулся за ними по окружавшим Читу деревням.
Простой обыватель еще мог надеяться на спасение (такие случаи редко, но
случались), но служащим Директории на пощаду надеяться не приходилось.
Наконец, выведенный из себя сообщениями о налетах, адмирал Колчак приказал
покончить с бандой. Карательный отряд в сто сабель возглавил поручик Виктор
Биберин, с июня девятнадцатого отряд начал охоту в окрестностях Читы.
Как и что там происходило, навсегда останется тайной, но в начале
августа отряд, в котором оставалось не больше двадцати сабель, вернулся в
Читу и привез тело поручика Биберина. Все, что он ранее творил в застенках,
поручик испытал на себе - даже погоны на синих голых плечах темнели, а на
лбу чернела искусно вырезанная кокарда офицерской фуражки. О банде с того
дня ничего не было слышно.
- Все правильно, - думал Бокий, разглядывая сосуд с ладонью Штайнера. -
Третий глаз он им прорезал, третий глаз! Сам об этом, негодяй, не
догадывался. Но куда эти люди ушли потом? Найди их теперь! Они держались
вместе и потому представляли собой силу. А с гибелью отряда остались
единицы, которые были слишком слабы, чтобы угрожать белякам. И, скорее
всего, они ушли в тайгу. В тайге их найти трудно, практически невозможно,
как скит староверов. А какой прекрасный материал для изучения! Жаль, но надо
признать, что и эта возможность пока упущена.
И он осторожно косился в сторону ладони. Та, подтверждая правильное
течение его мыслей, выставляла в сторону большой палец, сочащийся белесой
жидкостью.
Часть II. ИДИ ТУДА, САМ ЗНАЕШЬ КУДА
Глава первая
- Мяукну, - пообещал Баюн.
Вот и приходилось прислушиваться.
Староста синагоги неохотно открыл дверь в подвал. Двое молодых
чекистов, выделенных Гнатюком, заглянули внутрь и вопросительно посмотрели
на Кторова: дальше-то что? Подвал был завален разным барахлом, вроде дырявых
ведер, старых досок, щетинящихся ржавыми гвоздями.
- Ну что, рукава засучим? - спросил Кторов в некоторой растерянности. -
Вопросы есть?
У чекистов вопросов не было, поэтому они насупились, но спорить не
стали. Только гимнастерки сняли, чтобы напрасно не пачкать в подвальной
пыли. Без настроения работа продвигалась медленно. Солнце уже стояло
довольно высоко, а подвал казался бездонным. Староста устроился на крылечке
с трубочкой, но Кторов ласково пообещал ему принять определенные меры,
поэтому сейчас и староста не сачковал, впрочем, и старался он не особо -
так, по досочке, по рамочке вытаскивал, выбирая предметы почище и без
торчащих гвоздей. Тем не менее количество рухляди во дворе синагоги
постепенно росло.
- Зря вы все это затеяли, гражданин начальник, - сказал староста. -
Ничего доброго вы там не найдете. Ну спросили бы меня: Рувим, где
драгоценности? Где золото, накопленное неправедным путем? Я бы вам искренне
и честно ответил. Я бы сказал: делайте со мной, гражданин начальник, что вам
вздумается, но нет здесь никаких драгоценностей, а тем более золота и
грошей, накопленных неправедным путем.
Кторов ему не отвечал.
- Конечно, - сказал староста печально. - Все думают, если здесь молятся
евреи, то обязательно должен быть спрятан клад. Нищих евреев не бывает. А я
вам так скажу, гражданин начальник: евреи бывают всякие. Некоторые даже
верят в вашу революцию. И не только верят, но и делают ее. Если вы думаете,
что я говорю неправду, - откройте газеты, почитайте список правительства, и
вы убедитесь, что бедный Рувим таки прав!
- Ты таскай, таскай, - сказал Антон. - Потом дискуссии будешь
организовывать.
Староста вздохнул и потащил на себя длинную доску. В подвале что-то с
грохотом упало.
- Ну да, - сказал староста, - ломать - не строить. Сколько лет это
добро спокойно лежало там, где его положили, так нет - приходят люди и
говорят, что это лежит неправильно. Вот и революции: они случаются тогда,
когда кто-то приходит к мысли, что все положено не так и не там, где надо.
При этом хозяина не спрашивают, начинают перекладывать по собственному
разумению, и, как правило, опять неправильно.
- Дед, - не выдержал один из чекистов. - Заткнись! Ты и так уже почти у
стенки стоишь. Зачем тебе лишние заботы?
- Вот видите, - мягко упрекнул староста. - Сами говорили, что боретесь
за свободы, а теперь бедному Рувиму и рта никто не дает раскрыть, без
зазрения совести его объявляют контрреволюционным элементом. Но если вы
каждого сомневающегося будете сажать в тюрьму или ставить к стенке, то где
вы найдете людей, которые захотят жить в вашей стране?
Кторов вошел в подвал и прислушался. Зараза-кот молчал.
- Баюн Полосатович! - шепотом позвал Кторов. - Баюн, ты здесь?
В тишине было слышно, как скрипуче поворачивается под действием ветра
флюгер на синагоге, как где-то в подвальной глубине тоскливо и безнадежно
скребется мышь. Кот молчал.
Кторов выглянул из подвала.
- Рувим Пейсахович! - позвал он. - Ключи при вас? Откройте вот эту
дверь!
За дверью был маленький чуланчик, пол которого покрывала пыль. В пыли
отчетливо выделялись перекрещивающиеся цепочки маленьких следов.
- Видите? - спросил староста. - Даже мыши ничего не сумели найти. А они
ведь прирожденные следопыты: в прошлом году они обнаружили, что свечи
хранятся в железном ящике. И что вы думаете? Они прогрызли железо, молодой
человек! Прогрызли железо и съели-таки весь годовой запас восковых свечей!
- Помолчите, - строго сказал Кторов, которому послышалось какое-то
царапанье. - Откройте и эту дверь.
Староста открыл дверь, и Кторов увидел кота.
Баюн Полосатович сидел на задних лапах, с отчаянием на морде и, судя по
всему, готовился дорого продать свою жизнь. Кторов вошел, прикрывая за собой
дверь.
- Значит, знак подашь? - саркастически спросил он.
- Тихо, - сказал Баюн. - Тихо, товарищ Кторов. Тут такие крысы бродили,
я рядом с ними котенком кажусь. Тут, сам понимаешь, не до сигналов. Задрали
бы, как недельного куренка! Выручил ты меня, как есть выручил!
И в самом деле - вокруг кота пыльный пол был испещрен крупными следами,
напоминающими кленовый лист средних размеров.
А у стены...
Вначале Антону показалось, что он видит огромную куклу, небрежно
слепленную из серо-бурой бугрящейся массы. Ростом кукла превышала, пожалуй,
добрых три метра, и сложение ее было соответствующим. Чуть погодя Кторов
сообразил, что видит Голема.
Голем впечатлял, хотя и казался безжизненным. Рядом с ним, как и
рассказывал кот, громоздилась стопа старинных фолиантов.
- Рувим Пейсахович, - позвал Кторов. - А что вы мне теперь скажете? Вы
говорили, что в подвале ничего нужного нет, - мягко упрекнул старосту Антон.
- И сейчас скажу, гражданин начальник, - кивнул староста. - Вещь,
которой нельзя воспользоваться, не отнесешь к числу нужных. Толку в вашем
нагане, если у него сломан курок? Ах, равви, равви, говорил я ему, доверься,
Рувим Пейсахович не сделает плохого и вредного. А он заладил одно: пусть
тайну хранит христианский Бог. Много он ее нахранил? А если и хранит, то не
слишком ли надежно, гражданин начальник?
***
- Лихо, - сказал Гнатюк.
- Повезло, - признался Антон.
- Ага, повезло, - невнятно отозвался от стола кот. - Да если бы не я...
- Ты жуй, - велел Кторов. - И так на тебя потратился.
- А я ради чего шкуркой рисковал? - удивился Баюн. - Ради твоих
красивых глаз? Но если по совести, не такие уж они у тебя и красивые. А если
серьезно говорить, медальки ваши, благодарности да ордена мне ни к чему, все
равно вешать некуда. А поесть сытно, да про завтрашний день чтоб не
думать... По совести, то я от вашей пролетарской республики на пожизненный
пенсион заработал. Слушай, товарищ Кторов, а ты там, в столицах, отпиши все
как есть. Глядишь, и в самом деле что выхлопочешь. Я бы и списочек набросал.
Не боись, я туда гусиные печенки и страсбургские паштеты вписывать не стану.
Понимаю - не баре. Трудно живется республике Советов. Но килограммчик кильки
постной да судачка отварного, воблы, скажем, свежей, валерьянки по
праздникам, это ведь вы можете?
- Болтун! - с удовольствием глядя на кота, сказал Гнатюк. - Так что,
товарищ Кторов, выполнена твоя миссия? Можно и домой?
- Давно тебя спросить хотел, - сказал Кторов. - Флотский ты, что ли?
- А как же, - Гнатюк на глазах обрел выправку. - Черноморский флот,
эсминец "Неподкупный". Заметно, да?
- А давай с тобой, Павел, выпьем, - впервые называя чекиста по имени,
предложил Кторов. - Все-таки большое дело свалили.
- Да я бы с радостью, - замялся Гнатюк. - Да понимаешь, не могу!
- Он бы выпил, - нарочито и издевательски чавкая, сказал кот. - Да
Дарьи Фотиевны боится. Вон она во дворе стоит, делает вид, что занята. Ждет!
К удивлению Кторова, чекист густо покраснел.
- Так что ж, - признался Гнатюк. - Женщина она хозяйственная, справная,
да и видом вся из себя - и каблук под ней, и лицом хороша, да и фигуриста,
кто ж отрицать будет? И пацан у нее стоящий, в водолазы не пошел, к нам
записался, хотя жизнь у нас рисковая. А что до недостатков, так людей без
недостачи не бывает. Каждый в чем-то в выигрыше, а чего-то и теряет.
- Ну так что ж, - рассудительно прогнусавил Баюн. - Поплавает,
поплавает да вернется. А чешуя, ну что чешуя, любви не помеха.
- Ох, болтаешь ты, - со сдержанной злостью сказал чекист и повернулся к
Антону. - Веришь, - пожаловался он, - иной раз до скрипа в зубах хочется эту
тварь усатую за хвост взять да повыше приподнять. И чего я его терплю,
гадости разные выслушиваю?
- Хрен с ним, с котом, - прерывая шутливую пикировку, поднялся
Кторов. - Что дальше делать будем? Мне теплушка нужна, да пара
сопровождающих потребуется.
- Теплушку реквизировать штука нехитрая, - сказал Гнатюк. - А вот с
сопровождающими... Плохо у меня с людьми. Да тут еще слухи ходят, Кумок со
своей бандой на Лукоморск нацелился. Чего ему надо, в толк не возьму. Ведь
половину отряда положит. У меня же и пулеметы из пещер... - и осекся, словно
сболтнул лишнее.
- Кстати, о пещерах, - вспомнил Антон. - Там что, беспризорники живут?
- С чего взял?
- Ходил я там. Все следами сапог да башмаков утоптано, только размеры
маленькие, ровно дети ходили.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг