пенсии(которые покойницы получали регулярно). Они одну старушку послали
выправлять себе повышенное довольствие за счет города. Как ветеранше
Великой Отечественной войны. А та в коридоре столкнулась со знакомой.
Видит знакомая - что-то не так. И устроила настоящий цирк - со
служебным крестом, с воплями "не подходи, порешу!", одним словом, раскусили
зомбабушку.
Так что теперь крадемся мы по бетонной лестнице. Мы - это я, Колька
Девельков и отец Иннокентий. Будь это обычные бандиты, хватило бы нас с
Колькой, благо дом уже оцеплен. А раз с ними некромант, пришлось брать
гапона. Генерального, значит, архипастыря особого назначения.
Дверь, как и следует ожидать, заперта. Колька дергает шнурочек на
косяке, и за дверью начинает симпатически бренчать колоколец.
- Ихто тама? - доносится визгливый старушечий голосок.
Ну, если мы квартирой ошиблись - вот смеху будет!
- Бла-ачиние! - гаркает Колька, для солидности вытаскивая корочку.
Непослушный свиточек в его пальцах никак не хочет расправляться.
- Пошто пожаловали, ироды? - вопрошает из-за двери бабка так
враждебно, что у меня невольно закрадывается сомнение - а успели ли ее
прикончить? Мертвая так бы не стала выкаблучиваться. - Нетути вам поживы!
Вона, на третьем этаже гонють, и на пятом гонють, и в соседнем подъезде
гонють, а у меня нетути!
У-у, вредная!
- Откройте, благочиние! - чуть резче командует Колька. Краем глаза я
вижу, как отец Иннокентий вытаскивает из-под рясы огромный крест и
беззвучно шевелит губами, нацелив святой символ на дверь.
- А ордерь, ордерь у тебя ести? - надрывается бабка. - Без ордеря вас
пущать нельзя, знаю вас, иродо-о-ов... - Голос бабки начинает
растягиваться, переходит на протяжении одного "о" из фальцета в басы и
глохнет, переходя в еле слышное клокотание.
По лицу отца Иннокентия течет пот, крупными каплями, как дождь по
оконному стеклу. Тяжелая эта работа - отпускать неупокоенных.
- Да будет воля Твоя, да святится имя Твое... - доносится до меня, и в
ответ из-за двери я слышу дикий, истошный визг.
- Ломайте дверь! - зычно ревет гапон. - Ломайте, чадушки! Уйдут ведь,
уйдут, окаянные!
Нас с Колькой долго упрашивать не приходится. Хилая дверь вылетает с
полпинка. Хорошо, не успели новые хозяева сделать ляхремонт - новую,
усиленную холодным железом дверь только тараном и вынесешь, проще бывает
стену рядом крушить.
Конечно, манипуляции отца Иннокентия не прошли незамеченными. За
дверью уже стоят наготове двое "быков" - парни откровенно волотьих
габаритов. У одного в лапищах палица, у другого - арбалет-ручничок. Э-э,
мальчики, кто же с таким оснащением против благочиния прет? Арбалет звякает
пружиной, Колька выдергивает стрелу из воздуха и демонстративно ломает. Я
строю самую мерзкую гримасу и делаю шаг вперед, молясь, чтобы трусливая
дрожь оставалась где-то на уровне плеч и не касалась пистолетных дул,
которые смотрят арбалетчику точнехонько в лоб.
- Господи поможе! - стонет отец Иннокентий. Светящийся крест гнет его
к земле.
У порога расплывается вязкой, тягучей слизью куча мокрого тряпья. Мир
праху твоему, бабушка. Не уберегли мы тебя... ну ничего, тебя последнюю.
Секунду мы с "быками" играем в гляделки. Потом оба разом опускают
оружие.
Я коротко отмахиваюсь стволом - пошли, мол, отсюда, в "воронок".
Ребята на лестнице их и встретят, и проводят. А нам троим - вперед.
В квартире стоит какой-то странный запах, перебивающий даже сырую,
стоялую вонь распавшегося зомби. В кухоньке бьется стекло и слышен
многоэтажный мат - это оставшиеся "быки" лезут в окно, наивно полагая, что
там их никто не ждет. Глупые! Вышли бы через дверь - отделались бы легче, а
так "сопротивление при задержании", а то и "попытка побега" - это если
наши, кто посообразительнее, крикнут: "Стоять! Вы арестованы!".
Из-за двери в комнату пробивается неяркое зеленоватое мерцание. И
пронзительный визг, истошный, неумолчный.
- На счет раз! - Мы вышибаем дверь и останавливаемся на пороге.
Промедлили, остолопы. У входа промедлили. Хотя если здесь уже такое
творится - значит, еще до нашего прихода началось.
Зеленый свет дают перевернутые канделябры. Сейчас такими никто уже не
пользуется, сейчас симпатические светильники у всех - огни святаго
Владимира, как в газетах писалось. А лет триста тому обратно за
перевернутые свечи платили полновесным серебром, потому что делать их умели
одни только карлы, они же цверги, а какому же королю охота, чтобы во время
балов гостям капал за шиворот расплавленный воск? Никакой магии в них нет,
но все равно жутко глядеть, как пламя бьется на фитиле, облизывая
подвешенную свечу снизу, будто костер инквизиции - привязанного к столбу
эльфа.
Сейчас перевернутыми свечами пользуются только черные маги. Это от них
несет драконьей кровью и кадаверином.
На полу, прямо поверх потертого половичка, начертан пентакль, темные
линии горят изнутри, будто раскаленная проволока. Толстячок в черном
балахоне, больше похожий на старшего чародейного сотрудника в каком-нибудь
заштатном МИИ, чем на наследника мрачной славы господ Тот-Амона и Жиля де
Ре, подергивает ручками, вычерчивая перед собой в воздухе каббалистические
знаки острием атейма - как оружие скорее декоративного, но напороться на
этот клинок - мало не покажется.
- Господь Сущий, Господь Святый, Господь Триединый... - разносится по
малогабаритке сочный рык гапона. Пентаграмма вспыхивает кровавым огнем.
Я с перепугу стреляю. Пуля замирает в воздухе над пентаграммой и
медленно, как свинцовая снежинка, опускается на пол. Теперь вся надежда на
отца Иннокентия. Успеет он заклясть некроманта, покуда тот не завершил
ритуал - хорошо. Не успеет...
Не успел. "Абраксас!". В пентакле намечается какое-то движение, в упор
не видимое, заметное лишь краешком глаза. Некромант с торжествующим воплем
режет себе ладонь, чтобы капли крови брызнули на знак "шин". И из-под
половичка, разламывая пентаграмму, с дурным воем лезет, расправляя
перепончатые крылья...
Выверна. Очень крупная зеленая выверна. От облегчения я чуть не
забываю выстрелить. Вторая пуля разбивает твари череп, и недоделанный
дракончик валится на пол. Все, моим пистолетом теперь можно разве что по
лбу приложить.
- Лежать! - орет Колька.
Размечтались. Если б этот гаденыш собирался сдаться, не было б и
спектакля со свечами и призываниями. Мы оба кидаемся на него, пытаясь в
тесноте не наступить на обрывки пентаграммы, медленно извивающиеся под
ногами, и в этот момент наш гапон показывает себя.
Произнесенное им СЛОВО бело-огневой стеной проходит по комнате,
отправляя в небытие все сатанинство. Исчезают черные шнуры на полу, тает
труп выверны, сами собой возвращаются в нормальное состояние перевернутые
иконы, гаснут свечи. Затем и сам толстопузый чародейчик начинает
расслаиваться, аура сходит с него пластами, даже не черными, как положено
настоящим злодеям, а - грязно-бурыми, с желтыми прожилками жадности. А
вслед за аурой приходит черед души. Этого я видеть уже не могу, но понимаю
по тому, как маг впадает в каталепсию. Колька осторожно вынимает из
послушных чужой воле пальцев атейм, но тот вспыхивает голубым пламенем и
рассыпается в прах.
Отец Иннокентий решительно раздвигает нас, подходит к окну, срывает
тяжелые от пыли занавески. В комнату песчаной лавиной рушится солнечный
свет.
- Исполать вам, батюшка, - хором произносим мы с Колькой, низко
кланяясь гапону.
- И вам, добры молодцы, - без особого смирения в голосе отвечает отец
Иннокентий, также кланяясь.
Что ж, ритуал соблюден - пора и за черную работу браться.
- Эй! - ору я из окна. - Экспертов сюда! Да поскорее, пока все не
рассосалось!
Следы магии - материя во всех смыслах слова тонкая. Дунешь - и нет ее.
А нам надо всю банду подвести под каторгу. Чтобы больше никому в голову не
пришло изводить московских старушек.
Всеволод Серов
До чего же хорошо валяться в казарме после рейда! Просыпаешься.. ну,
просыпаешься, правда, все равно рано, сигнал к побудке у нас такой, что
мертвого подымет. Но зато ты по этому сигналу не взлетаешь, точно петух
жареный на плетень, а неторопливо так зеваешь, потягиваешься,
переворачиваешься на другой бок и давишь ухо дальше. До обеда. Потому что
сон после рейда - он святее всех святых Стройки вместе взятых.
Интересно, что сегодня на третье? В прошлую среду хороший компот был.
Не иначе, сам Эрланир готовил. А кто у нас сегодня старший по кухне?
Сдается мне, как раз он и есть. Вот уж нажремся от пуза, за весь этот
проклятый подножный корм, за сухпаек из песка... поймать бы того
урода-интенданта, который эти заклинания наговаривал, и песка ему в зад
засыпать - по самую глотку. Гоблины такое дерьмо не жрут, а уж они-то по
дерьму специалисты известные.
Та-та-та-ти-та-таа!
Ноги выбрасывают меня из кровати еще раньше, чем мозг осознает этот
факт. Казарма, за миг до этого напоминавшая надежно освященное кладбище,
превращается в разворошенный муравейник.
Благо, что далеко бежать не надо - все, кроме оружия, свалено у койки.
Кираса, мокасины - шнурую наспех через крючок, потом перевяжу, если будет
время. Подхватываю связку с амулетами и бегом за винтовкой.
За порогом солнце с ходу режет по глазам. Бегу вслепую - иначе
затопчут нафиг - пока сквозь слезы не замечаю впереди что-то большое и
прямоугольное.
- Вторая группа - по коврам!
Глаза, наконец, хоть немного адаптировались, поэтому я могу различить
проем в борту и устремляюсь в него.
Командир уже тут - сидит рядом с пилотом и демонстративно глядит на
свой японский "брегет" с котярой на крышке.
Плохо дело!
Ковер начинает подъем еще до того, как в него заскакивает последний -
Витюню втаскивают подмышки - и с разворотом уходи вверх. Ставя заслонку на
место, бросаю взгляд вниз - б..., прости мя Господи, грешного, лучше б я
этого не делал, в смысле, вниз не глядел! Высоты не боюсь, но когда земля
вот так вниз проваливается...
Командир щелкает крышкой и, прежде чем спрятать часы, несколько секунд
ожесточенно хмурится.
- Идем в Бай-Муры. Будем вытаскивать седьмую группу. Они выбросились
вчера вечером. Должны были оседлать тропу. - Фразы командира отрывистые и
четкие, словно винтовочные выстрелы.
- Их засветили и зажали. Банда до 500 рыл. Есть муллы и шаманы. Портал
не открыть.
Еще бы! Бай-Муры - это настоящее змеиное гнездо, второй по величине
укрепрайон в нашей провинции. Там все есть, даже плавленый сыр в хрустящей
обертке.
- На рассвете их пытались накрыть минометами. Выручили ступы
"прикрышки". На отходе по ним выпустили осу.
- В Бога, в душу, в Пресвятую мать! - неожиданно взрывается пилот и,
облегчив душу еще парой подобных кощунств, поясняет: - У нас вчера в
третьем звене ковре завалили этими осами. Хорошо хоть, пустой шел. Полборта
нет, в ковре дыра тлеет - сели на вынужденную за сорок верст до базы и
полчаса тряслись, пока портал не открыли. Теперь приказ - в предполагаемую
зону действия ос - не входить! Так их всех и перетак!
Сидящий в хвосте за многостволкой бортпортной-гном добавляет не менее
смачное выражение на Старой Речи и ожесточенно давит на педали. Блок
стволов с тихим визгом начинает раскручиваться.
- "Прикрышки" больше не будет, - резюмирует командир. - Перед высадкой
отработают крокодилы. Задача - сбить банду с соседних высот. Закрепится и
держаться. Пока не снимут седьмую.
То, что от нее осталось. Если они бой ведут с вечера... огнеприпас на
исходе... да и вообще.
Гном неожиданно разворачивает многостволку и выпускает очередь куда-то
вправо.
- Чего там?
- А-а, призраки, суки.
Я кошусь за борт. Несколько лунных призраков сгрудились у засохшего
деревца. Мерзкие твари, хотя и не очень опасные - они, в основном,
высасывают колдовскую силу, хотя могут напасть и на раненого. Хорошо хоть,
не очень живучие, заговоренное оружие их выносит на ять... Вот как сейчас.
Вторая - более длинная - очередь перерубает деревце пополам и разносит
призраков буквально в клочья - на камнях остаются бледно-гнойные брызги
эктоплазмы.
- Патроны побереги, - советует пилот.
Бортпортной, не оборачиваясь, делает непристойный жест и снова
вцепляется в рычаги многостволки.
- Подлетаем. - Курешан сплевывает за борт какую-то бурую жвачку и
поудобнее перехватывает ружье.
Мимо неторопливо, тяжело пролетают крокодилы. Ветер доносит вонь
падали. Солнце поблескивает на чешуе.
Начинается.
Глава 2, или О питейных заведениях
Валентин Зорин, вторник, 15 июня
Пробираясь через толпу торопящихся по домам обывателей от портала к
порталу, я размышлял о превратностях магии в применении к убийству.
Вот этот наш неуловимый киллер, скажем. Теневик. Полагаю, он не
единственный представитель этого обделенного меньшинства, подвизающийся на
преступной ниве, но уж точно самый... одиозный.
Такая соблазнительная способность - не оставлять магического следа.
Теневики не имеют ауры, с них нельзя снять кирлианку, их не берут никакие
мантические приемы и не воспринимают чары определения личности. Их не
засекают даже магодетекторы. Те из них, что берутся за развитие своей
способности всерьез, способны обмануть заговоренную пулю.
Думаю, намного больше теневиков работало бы на организованную нечисть,
если бы не Третий закон Ньютона: "За всякую магию приходится платить
эквивалентной". Теневиков не берет магия - но и сами они практически не
могут ей пользоваться. Простейшие заклятья - вот предел их способностей, и
то, как правило, не наложенные самостоятельно, а покупные. Наш
киллер-невидимка - уникум среди теневиков. Он самостоятельно настраивает
оптический прицел, а это требует каких-никаких, а чар.
Зато пули его никто не заговаривает. Магии в них нет, кроме присущей
самим материалам - серебру и железу. Но такая пуля пробивает любую
магическую защиту и убьет любое существо, будь то живое, неживущее или
мертвое. В чем за последнюю неделю успели убедиться господа Сумраков и
Парамонов.
За неделю... В первый раз Невидимка пошел на этакую наглость.
Интересно, почему? Едва ли он выходит на заказчиков сам - так поступает
только пушечное мясо. У ребят вроде Невидимки, как правило, есть
посредники, обычно очень профессиональные. Одному киллеру не дают больше
четырех-пяти заказов в год, и платят столько, что он может жить безбедно. А
тут, извольте видеть - одного за другим валят "нового русского" и
журналиста. Может, тут есть связь?
Да нет, это мне уже мерещится. Какая уж тут связь? Сумраков - фигура
не того калибра, чтобы привлечь внимание Парамоши. Наша жертва предпочитала
министров всяких, губернаторов, олигархов. Новобогатей-колдун, ненароком
перешедший дорогу чрезмерно обидчивым конкурентам - это не его профиль.
Так, криминальная хроника.
Значит, напрашивается другой вывод, куда менее приятный. Парамонова
надо было убрать как можно скорее. Не через месяц-два, а сегодня-завтра.
Что лишний раз подтверждает - дело в нарытом компромате, который Парамоша
хотел слить в печать. Жареный материальчик.
Но почему Невидимка? Засвеченный уже не раз - ему бы на покой
собираться, - недавно отработавший Сумракова? Защита, поставленная
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг