"шмелями", от нее осталось бы немногим больше, чем от полковничьего
флигелечка. Фугасное действие "шмелей" зажигательному уступает совсем
ненамного.
-А вам, господин хороший, какое собственно дело? - вопросил серафим.
- Да я вообще-то к другу шел, - сказал я, постаравшись, чтобы голос
мой прозвучал как можно более расстроено. Как говорил, помнится, на
спецкурсе препод по актерскому - из клиента давить слезу нужно быстро, пока
не опомнился. - Он как раз в этом участке работал. Валька Зорин,
следователь по особо грешным. Я у него полсотни новыми до получки
стрельнул, щас занести хотел, а тут, - я огорченно развел руками, - такое.
Складки на широченном лбу серафима разошлись, словно по волшебству.
- Зорин, Зорин... - задумчиво пробормотал он. - Ну да, был такой.
- Что значит - был? - Я аж подскочил. - Он что - сгорел?
Сомнительно, конечно, учитывая, что большую часть ночи брат
благочинный провел в компании со мной и девицами Валевич на незабвенном
пароходике "Цветок мая", но чем нечистый не шутит - вдруг угораздило
бедолагу?
- Да не, Господь с тобой, - махнул на меня лапищей серафим. - Жив твой
Зорин. Из оперов один только погорел, Ястребов Николай. А остальные двое -
один коверный и архивист наш, Илларион Спиридонович, царствие им небесное.
- Воистину. - Я, следом за ангелом, осенил себя крестом.
- А вот где твой Зорин сейчас может обретаться... - Серафим озадаченно
поскреб затылок, от чего фуражка съехав на лоб, придала его могучей фигуре
несколько комичный вид. - Того я, прости уж брат, не ведаю.
- Ну вот, - вздохнул я. - А я-то торопился... думал, обрадую человека.
- Ты это... - Похоже, мой, насквозь любительский, театр одного актера
и в самом деле расторгал постового. - В городской сыск сходи, на
Петровку.... Или нет! Лучше в северо-восточную районку. Наших всех теперь
туда подселили, на четвертый этаж.
- Ну да, а что я им скажу, - уныло пробормотал я. - Они ж меня с моей
полсотней в шею...
- Да не боись ты, паря, - покровительственно пробасил серафим. - Что,
по-твоему, на Петровке одни нелюди сидят?
- Ну, - неуверенно протянул я, разводя руками. - Не знаю.
- Ну, а в крайнем разе, - серафим наклонил голову и перешел на
полушепот, - скажи, что Зорин тебя повесткой вызывал, как свидетеля. А
спросят, где повестка - скажешь, что как это, - постовой ткнул большим
пальцем себе за спину, - увидал, так и выронил. Ну и ее того... ветром.
- Ох, не знаю, - пробормотал я. - Грех ведь!
- Так ведь для святого-то дела, - расплылся в улыбке серафим. - Долг
другу вернуть - это ж святое дело, ей-ей. Истинно тебе глаголю. Для такого
и малый грех на душу взять след, дабы большего не допустить.
- Ну, спасибо тебе, брат! - искренне сказал я. - Убедил ты меня.
Успокоил душу мою мятущуюся.
- Дык мы ж что... - Серафим заулыбался еще шире. - Мы ж тоже... когда
к нам со всей душой, мы ж завсегда рады. Ну, ступай с миром, брат.
- И ты в мире пребудь, брат, - пожелал я напоследок постовому и,
повернувшись, нырнул в поток прохожих.
Пожелал, надо заметить, вполне искренне. Дядя Сима-серафим честно
направил меня по месту нахождения господства Зорина. Которого я собирался
найти как можно скорее, и больше из поля зрения не выпускать.
Уже полчаса спустя я удобно устроился на скамейке аккурат напротив
четырехэтажного, сплошь в нелепых финтифлюшках "русского барокко",
канареечно-желтого здания райблага Северо-восточного округа столицы.
Настроения моего не могли ухудшить даже кишащие вокруг голуби и старушки с
многотонными авоськами - и те и другие претендовали на долю единственного
сиденья в окрестностях.
С моей позиции вход просматривался отлично - и все-таки я едва не
пропустил Зорина. Расслабился, олух, подсознательно уверив себя, что
благочинный не выйдет с работы раньше шести и чуть не лопухнулся. На войне
мне такая расслабуха могла бы выйти боком... а войти где-нибудь в районе
сердца и причудливо погулять по внутренностям.
Сойдя со ступенек, Зорин повернул направо - что меня устраивало как
нельзя больше, потому что именно с этой стороны не было ничего, способного
перекрыть сектор обзора.
Я спокойно, не торопясь, достал из сумки двадцатикратный "Эль",
стоивший больше, чем половина из проносившихся надо мной ковров. А ведь это
еще далеко не самый дорогой целевик из числа сработанных Герхардом
Сваровски за последние десять лет. Надежность и безупречное качество стоят
дорого, порой даже запредельно дорого - но деньги эти окупаются всегда, ибо
скупой платит дважды.
Так же неторопливо я навел черное перекрестье на фигуру в форменном
кафтане, прошептал буквы команды - целевик тихо зажужжал, черный кружок
перекрасился в желтый. Я старательно удерживал Зорина в пределах этого
кружка, пока, наконец, жужжание не завершилось четко слышимым механическим
щелчком, а кружок не окрасился в ярко-красный. Внизу поля зрения, справа и
слева появились крохотные циферки - поправки в локтях и кликах
соответственно.
Вот, собственно и все. "Эль" надежно сопровождает объект на дистанции
до двенадцати килолоктей, не обращая при этом внимания на преграды толщиной
до шести локтей и постоянно выдает при этом данные для стрельбы - если,
конечно, его удосужились для этого настроить. Последнее, правда, для меня
не столь актуально, как обычно, ибо стрелять в брата Зорина я не собираюсь.
Даже наоборот - я намерен его защищать!
Валентин Зорин пятница, 18 июня
Только зайдя в квартиру, я сообразил, что забыл в участке одну очень
полезную вещь - серебряный коллоид, которым обмазывают пальцы, чтобы не
следить аурой. Поэтому перерывать книжные полки покойного газетера мне
пришлось, по старинке замотав руки носовым платком.
Для человека творческой профессии Парамонов читал явно немного. Если
не считать двух полок словарей и энциклопедий, всю его библиотеку
составляли: полное собрание похождений некоего мстителя-одиночки с
неблагозвучным погонялом Заклятый, несколько книжек модных нынче
прозаиков - судя по особенной глянцевости корешков, непрочтенных, - кучка
энтобусного чтива в мягких обложках, засаленного, наоборот, до канифольного
блеска, и жалко притулившуюся в уголке стопу раешного еще издания
наихристианнейшей литературы: "Указы XXVII Орденского Собора", цитатник по
работам отцов церкви, книга "Строители Сибирского Рая", и, само собой,
производственный роман всех времен и народов, жупел десятиклассников
"Понедельник начинается в субботу". Сам я, каюсь, ознакомился с карьерой
младшего тавматурга Привалова только до второй главы, а сочинение на тему
попросту списал, за что и получил заслуженный трояк, и совершенно не мог
представить, зачем кому-то держать этот памятник ушедшей эпохи у себя
дома - разве только из ностальгических соображений.
А вот Евангелия на книжной полке я не нашел. Была, правда, большая
Толковая Библия и маленькая, зато с параллельным текстом Септуагинты.
Искомую книжицу - тощенькую, с потертым крестом на обложке - я
обнаружил в ящике письменного стола, мысленно прокляв себя за
недогадливость: конечно, не на полке место блокноту для особо важных
заметок, даже если замаскирован он под книгу. Подержал в руках, полистал
зачем-то - ничего, кроме примелькавшихся с детства строк, разумеется.
Собственно, на этом можно было заканчивать. Оформить документацию,
забрать блокнот в участок, дождаться, покуда замотанные эксперты не снимут
с нее чары... Но мне ужасно хотелось заглянуть в парамоновские записи.
Упомянув в свое время, что защиту, налагаемую на тайнописные книги их
создателями, снять - невелика хитрость, я не шутил. Но для меня вопрос
стоял несколько иначе - не "можно ли ее взломать в принципе", а "сумею ли я
сделать это сейчас и здесь?".
Инструментария я, само собой, из дому не прихватил - моя специальность
не то, чтобы очень полезна в условиях, приближенных к боевым. Пожалуй, в
другом доме у меня бы ничего и не вышло. Но покойный Парамонов был,
благодарение всем святым, журналистом. И я очень удивился бы, не обнаружив
в его столе набора разноцветных карандашей, кучки линеек (исписанных, точно
школьные, редкостно однообразным набором непристойностей, отчего вся кучка
напоминала остатки лилипутского забора), циркуля и прочих чертежных
принадлежностей. Некоторые предметы покрывала пыль - очевидно, Парамонов
ими не пользовался, но дома держал для солидности.
Когда я начинал заниматься знаковой магией (ее еще называют
геометрической, или начертательной), то делал это никак уж не в
практических целях. Просто врач присоветовал мне найти хобби, требующее
усидчивости, терпения и особенно хладнокровия пред лицом неудач - короче
говоря, именно тех качеств, которых мне не хватало, и которые мне следовало
всеми силами развивать, дабы вписаться в людское общество. Поскольку
вышивание крестиком меня не привлекало, а рыбная ловля наводила смертную
скуку и не обещала даже минимальных результатов - как известно, водяные
волчьего духу не переносят, - я избрал не преследуемую даже подозрительными
раешными властями начертательную магию. Такое исключение из общей тенденции
любую магию находить и карать сделано было, полагаю, именно потому, что
приспособить начертательную магию к делу крайне трудно. Да, с ее помощью
можно добиться практически любого результата. В одном дореволюционном труде
мне встретился даже намек на то, что Гауссу удавалось вызывать ангелов,
пользуясь исключительно геометрическими символами. Другой вопрос - а на кой
ляд сдались такие трудности? На печать средней сложности уходит в среднем
часа четыре - это если вы все сделали правильно с первого раза. Я уже не
говорю на расходах на ватман и карандаши. С помощью обыденной магии того же
результата можно добиться двумя-тремя комплексными заклятьями, набормотать
которые - дело пяти минут. И уж ни в коем случае бытовую геометрическую
магию нельзя приспособить для нападения. Самое большее - для защиты.
Удивительным было, что занятие мне понравилось. Наверное, мнимая
независимость от системы потакала волчьей стороне моей натуры. И я
втянулся. Пускай первые мои символы можно было клеить на стены в сортире,
пусть у меня уходили недели на то, что средний чародей выколдовал бы за
час - это был мой талант, моя способность! Постепенно оказалось, что у меня
твердая рука, цепкий глаз и неплохая интуция. Я начал доверять собственным
амулетам - они порой срабатывали лучше казеных.
Теперь мне предстояло выяснить, чего стоит моя редкостная магия так
сказать, в поле.
Самым сложным было не ошибиться в размере рамки. Сделаешь пошире - она
не наложится на страницу, и читать станет неудобно, сделаешь поуже - и на
нее не поместится орнамент. Вопреки распространенному мнению, узоры
начертательной магии не обязаны быть сложными. Главное - точность
исполнения. Я выбрал один из самых простых, так называемое "лучистое
плетение". Обычный твердый карандаш, линейка с жирной надписью "КАЗЛЫ"
(буква "А" кудрявилась завитушками) и транспортир.
Подумав, я добавил по углам будущей рамки миниатюрные знаки
отвержения. С топологической точки зрения такой знак есть не что иное, как
нарушенная соломонова печать, а что может скрывать секреты лучше, чем
старинная придумка иудейского царя? Старик обогнал свое время - к тому
времени, когда появились достаточно точные измерительные инструменты,
чародейство достигло высот, сравнимых с нынешними, и геометрическая магия
оказалась попросту не нужна. Та же история, что и с пулеметами - кому нужна
эта здоровая железная дура, когда огневой жезл даст ей сто очков вперед?
На весь узор у меня ушло минут двадцать. В такой спешке я еще никогда
не работал, и здорово опасался за результат, когда по три раза
примеривался, чтобы провести одну линию - малейшая ошибка в начертательной
магии может привести к тому, что весь знак придется перерисовывать. Но, к
моему большому удивлению, рамка заработала. Когда я вырезал ее из листа
плотной писчей бумаги и с внутренним трепетом наложил на первую страницу
Евангелия от Матфея, четкие печатные буквы расплылись и моему завороженному
взгляду предстали угловатые каракули господина Парамонова.
Те самые, что послужили причиной его гибели.
На первых страницах ничего интересного я не нашел - похоже было, что
книга заполнялась от случая к случаю, и начальные записи датировались
прошлым годом. Как раз тогда Парамонов раскручивал дело "Модемага" и г-на
Трубенцова лично - о том были и заметки. Трубенцов к настоящему моменту уже
третий месяц куковал в американской тюрьме, ожидая процесса, после которого
его должны были выдать не то в Гишпанию, не то в Россию - смотря чьи
аргументы суд признает более убедительными. Так что начало книги я
пролистал, не раздумывая.
Дальше стало поинтереснее. Похоже было, что тайную книгу покойный
Парамонов не только для работы использовал. Во всяком случае, я обнаружил
там список доступных журналисток с исчерпывающими комментариями о степени
доступности и целесообразности пользования оной. Наряду с подобными
экскурсами в сексологию книга содержала наметки статей - как написанных,
так и отложенных, загадочные комментарии типа "Читал В-С. Мура редкая, все
хвалят. Обо...рать?", и тому подобное. Я уже отчаялся выудить что бы то ни
было полезное с этих страниц, когда заметки оборвались. Несколько
разворотов были намеренно оставлены пустыми, а потом через всю страницу шла
жирная надпись: "Оркск". И подзаголовок "Дело века".
Скромностью и христианским смирением покойный Парамонов явно не
страдал. Что ж, пусть будет "дело века". А что я помню про Оркск? Да только
одно - городишко этот никак не входит в зону ответственности столичного
благочиния. Я мысленно пометил себе справиться хотя бы в энциклопедическом
словаре, и перелистнул страницу.
Следующий разворот был сплошь покрыт затейливой вязью, которую я, не
разобравшись, принял за арабскую, но пригляделся и сообразил - простая
стенограмма. Сделанная от руки, а не самопишущим пером, и, похоже, руки у
Парамонова крепко дрожали - вон как строки ходят... Стоп. Вот в это не
верю. Газетчики наши трезвенниками не бывают, но прожженный журналюга
Парамонов и после ящика водки строчил бы ровненько. Значит, писал он в
очень неудобной позе. Строки заносит вправо вверх... ну да, все понятно. По
зеркалу говорил господин Парамонов. Притом не дома, а где-то на улице, не
то в будке, потому что блокнота не смог положить на стол - вот и
стенографировал на весу.
Было бы еще интереснее, если б я умел читать стенограммы. Обращаться
за помощью к коллегам покойника мне отчего-то не хотелось.
А что там дальше? Очень разборчиво выписанный список имен и фамилий, и
каждой присвоен номер.
Первым идет... надо же. Под кого копать вздумал, Парамоша? Совсем ума
лишился? Таких людей задевать... А вот дальше совсем интересно. Что может
связывать уже упомянутого новобоярина и орского (правильно было бы,
конечно, писать "оркского", но получалось двусмысленно, и орчане, они же
оркчане, страшно обижались) градоначальника? Какие у пресловутого
Ледащицкого интересы в этой дыре?
Дальше шли совсем непонятные фамилии. Городницкий, Виссарион
Николаевич, с пометкой "п-к сгб" - вероятно, "полковник службы ГБ", хотя с
тем же успехом это могло значить "покойник сгубил". Некие господа Тончик и
Барятов, без имен и пометок. За шестым номером значился некто преп.Лукиан,
конс.по запр.маг.д. - понимай как знаешь.
Следующим шел Оэларион ап Ыгвейн ыд Орласт Гиладрелиен. Семерка около
его имени была подчеркнута трижды.
Каким ветром эльфа занесло в эту, до сих пор чисто людскую компанию?
Дивный народ не стремится превзойти человека на его собственном поле,
предпочитая существовать с нами по соседству. Возможно, причиной тут
банальная опаска - эльфы еще не выиграли ни одной войны с людьми. Мы
плодимся быстро, как орки, но прогрессируем куда быстрее. Эльфы побеждали
нас раз за разом... а им это не помогало. Древнейшая раса оказалась в
нелепом и унизительном положении взрослого, которого заплевывают жеваной
бумагой обнаглевшие первоклашки. А пока лесные жители раскочегаривались
дать дерзкому пацанью сдачи, пацанье поднакачало мышцы, и лезть в драку
стало не только противно, но и опасно.
Но отдельные эльфы все же выходят из своих лесных анклавов, и мало кто
из них прозябает в безвестности. Эльф среди людей, как правило, добивается
высокого положения, несмотря на все предрассудки. Не то, чтобы "дивьи люди"
были умнее - просто долгая жизнь наделяет их богатым опытом.
Гиладрелиен... встречалась ли мне эта фамилия? Паспортной Парамонов,
зараза такая, не указал. Сам он ее, небось, помнил... а мне как
догадываться? Оэларион Гиладрелиен... созвучного ничего не выходит. А если
по смыслу? Говорили мне, дураку - учи языки!
Кленов. Вот его как зовут - Олег Кленов.
Неудивительно, что я не признал его по имени. Иные эльфы настолько
плотно ассимилируются, что даже фамилии принимают человеческие. Кленов - из
таких. Не удивлюсь, что половина имеющих с ним дело даже не догадывается,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг