Зато пива подавали вдосталь. И напитка скир, который готовят из
кислого молока. Викинги пили по своему обычаю - все вместе, пуская по кругу
наполненные рога. И проносили их над очагом, освящая напиток прикосновением
огня.
Звениславка сидела рядом с Хельги, по левую руку. И пила сладкую брагу
из рога, который ему подносили. Эйрик внимательно разглядывал незнакомку,
ее нездешний наряд и пуще всего тугую длинную косу. Коса его удивляла -
ведь испокон веку девушки носили волосы распущенными, а замужние связывали
в узел, прятали под платок. Халльгрим в конце концов заметил его недоумение
и объяснил хозяину так:
- Это Ас-стейнн-ки. Она из Гардарики.
И поглядел на брата, но тот промолчал.
Звениславке неоткуда было знать, что Хельги когда-то сватал за себя
сестру Эйрика Эйрикссона, зеленоокую Гуннхильд. Хельги был тогда зрячим и
сражался не хуже брата, и красив был не менее, чем теперь, и все-таки вышло
не так, как того хотелось и Эйрику, и ему. Своенравная девушка пожелала
распорядиться собой по-иному-И оттого-то у Хельги По сию пору не было жены,
да и Эйрик чувствовал себя словно бы виноватым.
Вот он и гадал про себя, кто она для Хельги, эта Ас-стейнн-ки?
Два дня в Раумсдале, в гостеприимном Линсетре, пролетели необыкновенно
быстро. Серо-стальное море снова закачало драккар. И снова каждое утро
Халльгрим хевдинг продирал глаза первым. И поднимал людей. И те садились на
весла, не жалуясь на застарелую усталость. Потому что каждый взмах, каждое
усилие заросших мозолями рук несло их домой.
***
Было так...
Давно было, но люди запомнили.
Клубились над морем черные грозовые тучи.
Запряженная двумя свирепыми козлами, с грохотом неслась по гребням туч
боевая колесница. Спешил на битву с великанами рыжебородый Бог Top - Перуну
словенскому, надо полагать, родной брат. Вздымался в Божественной деснице
чудо-молот, каменный Мьйблльнир. Сокрушал врага и возвращался в метнувшую
его руку. И видели люди летящую молнию, и слышали катившийся гром...
Но вот увернулся хитрый великан. Заглушило голос бури проклятие
разгневанного Тора! А молот-молния угодил по прибрежным горам.
Дрогнула и раскололась земля. Между расступившимися скалами хлынуло
море...
А потом пришли люди и увидели залив, похожий по форме на небесный
молот.
И назвали его - Торсфиорд.
Земля здесь почти ничего не рождала. И потому жители побережья все
больше пытали счастья в море. Глубоко в фиорде, недалеко от святилища Тора,
стоял двор, так и называвшийся - Терехов. Там жил человек по имени Рунольв
Скальд. Он тоже был викингом и могучим вождем, и на много дней пути окрест
боялись его имени, а пуще того - пестрого корабля под парусом, выкрашенным
в темно-красный цвет...
Сыновья Виглафа Ворона бросали якорь у самого выхода к морю. Их жилище
называлось Сэхейм - Морской Дом.
Здесь тоже денно и нощно глядели со скал бдительные сторожа. И снова,
как и в Линсетре, радостная весть обогнала шедший корабль.
Сэхейм стоял над узкой и глубокой бухтой, в которую даже при самом
сильном отливе мог войти драккар. Поэтому ограда вокруг двора имела двое
ворот.
Одни на суше, другие в воде.
Внутри двора виднелось несколько жилых домов и, конечно, вместительный
корабельный сарай. Да и сами дома, сложенные из бревен и камня, больше
всего напоминали опрокинутые корабли: длинные, с выпуклыми килями крыш. Над
крышами курились сизые дымки очагов. Свежий ветер, предвестник непогоды,
пригибал их к воде. И казалось, будто это сам берег тянулся руками к
подходившему кораблю...
Сбросив парус, черный корабль скользнул в распахнувшиеся морские
ворота.
- Мать! - крикнул Халльгрим хевдинг, и на берегу родилось эхо. - Мать,
встречай!
Звениславка внимательно разглядывала стоявших на берегу. К самому краю
воды выбегал из домов все новый народ - молодые парни, зрелые мужи,
женщины, ребятня. Воины, привычно опоясанные мечами, и рабы-трэли,
испачканные в навозе.
Четверо сильных мужчин уже держали наготове широкие сходни. Когда эти
сходни со стуком ударятся о борт корабля, люди скажут, что поход
действительно закончен. А возле них стояла та, в ком Звениславка с первого
взгляда угадала хозяйку двора.
Фрейдис Асбьерндоттир успела переодеться в крашеные одежды. Ветер
тревожил воду фиорда, и легкие волны подбегали к самым ногам, но она не
замечала. Она не махала руками и не кричала приветственных слов, но
серебряные застежки дрожали на ее груди. Темный плащ распахивало ветром -
она его не поправляла.
Подле Фрейдис суетилась горбунья-служанка, древняя, как сама старость.
Пронзительный голосок не терялся даже среди общего шума. Но хозяйка
навряд ли внимательно слушала ее болтовню. Халльгрим хевдинг стоял на
высоком носу корабля, положив руку на деревянную спину дракона. И Хельги,
помедлив, поднялся рядом с ним.
И нетерпеливый Видга вскочил на скамью, выглядывая из-за плеча отца...
Такие дети и внук! Было кем гордиться, было о ком молить в святилище
могучего Тора.
Вода нынче стояла высоко, и боевой корабль с ходу набежал на берег.
Халльгрим не стал дожидаться сходней - сбежал по протянутому веслу.
Фрейдис не выдержала, ступила прямо в воду, навстречу ему. Халльгрим легко
подхватил ее, поставил на камень. Фрейдис прижалась к его груди, и на
какое-то время все прочее перестало существовать. Он был дома. Живой. И
Хельги, и Видга. И ни на ком из них не было ран.
Счастье!
Каждого морехода ждали широкие объятия друзей и родни. Гуннар и Гудред
Олавссоны от души хохотали, разглядывая смуглолицую Унн. Та пряталась за
Сигурда, перепуганная не на шутку. Видга спустился на берег среди первых и
тут же влепил подзатыльник чумазому сыну рабыни, подвернувшемуся под ноги.
Когда с корабля сошел Хельги, Фрейдис поспешила навстречу.
- Кто это? - спросила она с удивлением, заметив Звениславку. Та смирно
шла рядом с Виглафссоном - этот викинг редко позволял ей отходить далеко.
Хельги сказал:
- Я зову ее Ас-стейнн-ки, потому что она из Гардарики. Она красива и
нравится мне.
- У нее умные глаза, - похвалила мать. - Думается, не ошибусь, если
скажу, что она из хорошего рода. Славная рабыня будет во дворе...
Хельги так и встрепенулся, но тут вмешался Халльгрим. Он сказал:
- Мне все равно, мать, но ты знай, что ему больше нравится, когда мы
называем ее гостьей.
Первая забота - о корабле!
Разгрузив драккар, мореходы опустили на нем мачту, сняли носового
дракона. А потом дружным усилием вытащили его на берег и повели к сараю,
подкладывая под киль круглые деревяшки катков. Понадобится куда-нибудь
ехать, и его с той же легкостью спустят обратно, и он снова полетит над
водой, украшенный расписными щитами и похожий на пестрого змея. Но когда
викинги дома, корабль отдыхает на берегу, укрытый и от сырости, и от
солнечного зноя. Иначе он может отяжелеть от впитавшейся в дерево воды.
Или, наоборот, растрескаться, высохнув слишком быстро...
Немного позже Олав и четверо его сыновей осмотрят дубовое днище.
Корабль - что человек, ему нужны ласковые слова и заботливые руки. Отец и
братья заменят подгнившие деревянные гвозди, заново просмолят шерстяные
шнуры между досками обшивки. Да мало ли какие дела найдутся возле судна для
хорошего кормщика!
Будет штормовая ночь в море - и корабль сполна отплатит за заботу.
В Сэхейме праздновали счастливое окончание похода.
Халльгрим слыл удачливым викингом, и его двор называли богатым. Был
здесь дом со многими дверьми, разделенный внутри на покои - для тех из
сотни его воинов, которые пожелали завести семью. Был и женский дом, где
жены и девушки коротали время за пряжей и шитьем, а в зимнюю пору вечерами
напролет играли малые дети. В третьем доме обитали рабы-трэли и рабыни.
И наконец, стояло во дворе еще одно жилище, куда женщины заглядывали
редко. Крышу его венчали громадные оленьи рога, а по стенам висело оружие и
раскрашенные боевые щиты. Это был дружинный дом, и очаг под насквозь
прокопченными стропилами горел для одних только мужчин.
Здесь жили и Халльгрим, и Хельги, и Видга, и Олав с сыновьями, и еще
многие, у кого не было жен. Здесь устраивали хустинг - домашний сход. А еще
этот дом предназначался для пиров.
В такие дни здесь делалось многолюдно. Вносили столы, и на деревянных
блюдах шипела и пузырилась оленина. Звучали громкие голоса, лилось хмельное
пиво. Длинный дом был велик, места за столами хватало для всех. Даже для
рабов.
На празднике Хельги ел очень мало и почти не дотрагивался до
хмельного.
Глаза его были обращены на огонь,суровое лицо оставалось бесстрастным.
Зато Халльгрим - тот веселился от всей души. Хмель с трудом его брал.
Огонь в очаге задорно шипел, когда дождь, молотивший по крыше,
врывался в раскрытый дымогон. Пировавшие передавали друг другу арфу - пять
звонких струн, натянутых на упругое древко. Участники похода по очереди
брали арфу в руки, и каждый говорил что-нибудь о ярости подводного великана
Эгира, о морской глубине, в которой его жена Ран раскидывала свои сети,
чтобы выловить утонувших. И конечно, о победе над саксами.
Была пожива кукушкам валькирий, когда скользящий Слейпнир мачты
дорогою Ракни врага настигнул...
Сигурд сын Олава угощал свою Унн козьим сыром мюсост - любимым
лакомством, которое одинаково к месту и в походе, и на пиру. Унн дичилась
множества незнакомых людей и все норовила спрятать лицо. Когда арфа
добралась до Сигурда, Сигурд сказал:
- На карачках ползли под скамьи раненые, когда могучий шагал вдоль
борта с гадюкой шлемов!
Славен совершающий подвиги, но трижды славен, кто умеет складно
поведать о своих делах. Впрочем, вдохновенного скальда, слагателя песен,
между ними не было. Что поделать, довольствовались висами, короткими
стихотворениями к случаю, которые мог сочинить любой...
Когда дождь поутих, во дворе загорелись костры. Кто хотел, остался в
доме лакомиться пивом, другие высыпали наружу - плясать.
Плясать здесь умели и любили. Звениславка слышала топот, доносившийся
со двора, смех и азартные крики, которыми подбадривали состязавшихся
танцоров.
Переплясать соперника было не менее почетно, чем одолеть его на мечах
или в беге на лыжах...
Хельги из дому не пошел, и Звениславка осталась при нем.
Веселье продолжалось долго. Но потом стали понемногу укладываться
спать.
Хельги подозвал к себе старуху горбунью и сказал ей несколько слов.
Служанка тут же взяла Звениславку за руку и повела ее через двор:
- Пойдем, Ас-стейнн-ки. Я тебе постелю. Он сказал, что ты ляжешь у
нас.
В женском доме у каждой было свое спальное место на широких лавках
вдоль стен. Только Фрейдис, хозяйка, помещалась в отдельном покое - вместе
с горбуньей. Звениславка свернулась калачиком под пушистым одеялом из
волчьего меха, за резной скамьевой доской. Закрыла глаза, и показалось,
будто дом покачивался вместе с лавкой, как палуба длинного корабля, и этот
корабль нес ее далеко, далеко...
Ей приснилась родня. Отец и мать сидели в повалуше, возле каменной
печи, и мать тихонько плакала, уткнувшись в его плечо, а отец хмуро теребил
рыжие усы и гладил ее руки, как всегда, когда видел слезы жены. Звениславка
так и рванулась к ним - утешить, сказать, что она жива; что ее спасли, что
она непременно вернется... вздрогнула во сне и поняла, что они говорили
по-урмански.
Она открыла глаза, расширяя в темноте зрачки. Дверь наружу была
распахнута. За дверью виднелось по-весеннему розовое ночное небо и рдели
угли прогоревших костров. А на пороге, прислонившись к косяку, стоял
Халльгрим. С ним была женщина... Блеснуло серебряное запястье, и
Звениславка узнала Фрейдис.
- Что плакать, мать, - сказал Халльгрим негромко. - Судьба есть
судьба, ее не переспоришь. И я не мог поступить так, как он просил.
- Я всегда боюсь за тебя, а за него еще больше, - ответила Фрейдис. -
Он же беспомощен. И ты никогда не отказываешь ему, когда он хочет идти с
тобой в море.
Халльгрим немного помолчал, потом проговорил:
- Ты бы его видела, когда он греб.
- А во время боя, Халли?
Халльгрим ничего не ответил, только вздохнул. Таким его Звениславка
еще не видала. Фрейдис взяла его за руку:
- Эта девочка, которую он привез... Как ее звать?
- Ас-стейнн-ки.
- Ас-стейнн-ки... Красивое имя. Хельги редко разлучается с ней. Скажи,
говорил ли он с ней о любви? Братья не держали друг от друга секретов.
- Говорить-то говорил, да толку никакого, - сказал Халльгрим с
неодобрением. - Хельги хватило того, что у девчонки оказался жених дома, в
Гардарики, и она еще не успела его позабыть. Я ему сказал, что не так
следовало бы с ней поступить, раз уж она ему приглянулась, да он меня не
послушал. Ты же знаешь, какой он упрямый. Навряд ли он стал таким
жалостливым, наверное, просто хочет, чтобы она сама подошла завязать ему
тесемки на рукавах...
На памяти Звениславки это была его самая длинная речь. Она съежилась
еще больше, ей стало холодно под теплым меховым одеялом. А Халльгрим
подумал и добавил еще:
- Хельги верит даже этим ее сказкам, будто к ней там сватался
отчаянный конунг. Его послушать, Ас-стейнн-ки ни за что не стала бы
обнимать какого-нибудь пастуха. Я так всыпал бы ей как следует за то, что
наш Хельги ей недостаточно хорош. А он вместо этого говорит, будто утрата
Гуннхильд больше не кажется ему такой уж потерей! , Фрейдис выслушала его и
долго не произносила ни слова. Но потом Звениславка услышала:
- Думается мне, не к добру эта встреча, потому что он ее полюбил.
Сказав так, она двинулась в дом. Звениславка замерла под одеялом,
боясь, что дыхание ее выдаст. Но Фрейдис и Халльгрим прошли мимо, не
остановившись.
Халльгрим проводил мать в ее покой, подождал, пока ляжет, и ушел,
ступая бесшумно.
Звениславка еще долго лежала с открытыми глазами, глядя на сходившиеся
вверху стропила и не замечая колебавшихся теней, которыми ночь заселила
внутренность дома...
Неужто пошагают мимо лето за летом - или зима за зимой, как считали
здесь, - и каждая новая весна будет встречать ее на этом каменном берегу? И
придет день, когда она свяжет свою косу в узел немилого замужества, и
дочери с сыновьями будут носить по два имени сразу - одно словенское,
другое урманское, как это бывает всегда, когда отец и мать из разных
племен... И будут болтать по-урмански, а словенский язык станет для них
чужим, потому что на нем не с кем будет говорить?
Слезы бежали по щекам, впитываясь в мягкий мех. Звениславка даже не
всхлипывала - боялась потревожить спавших рядом.
Видгу называли хорнунгом. Это значило, что женщина, давшая ему жизнь,
была свободной, но мунд - свадебный выкуп родне - за нее не платили.
Халльгрим хевдинг никогда не имел законной жены. И долгих девять зим даже
не подозревал, что где-то на юге, на острове Сольскей, где хозяйская дочь
мимолетно подарила ему свою любовь, у него подрастал маленький сын...
Но на девятое лето родичи матери купили Видге место на торговом
корабле, шедшем в Халогаланд. И отправили мальчишку на север. К отцу. Мать
его готовилась к своему свадебному пиру: сын, незаконный и нелюбимый, ее
совсем не радовал.
Раб, посланный с Видгой, по дороге сбежал. До мальчишки-хорнунга ему
дела не было. Видга про себя поклялся, что когда-нибудь разыщет его и убьет
- ибо не бывает злодеяний хуже предательства.
Но сначала следовало поглядеть на отца!
В Морской Дом сын хевдинга добирался долго. И дошел туда голодный,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг