с мерянином, из лесу пришедшим...
Кто ж ведал, что оно так повернется!
Чужак так и не сумел уйти от погони. Пузатый, медлительный, он не мог
соперничать с северным кораблем. Тот летел над водой, словно крылатый
зверь, учуявший поживу. Скалился на форштевне зубастый дракон. Тридцать два
весла размеренно взлетали и падали. Расстояние уменьшалось.
Чужой корабль был немецким.
Звениславка отчетливо видела стоявших у борта... Многие уже надели на
себя кожаные брони и круглые шлемы, взяли в руки мечи. Эти люди были опытны
и знали: викинги навряд ли станут спрашивать, что новенького слышно.
Потом драккар догнал купца и пошел рядом, держась на некотором
расстоянии. Халльгрим хевдинг приложил ладони ко рту.
- Я Халльгрим сын Вйглафа Ворона из Торсфиорда! - полетел над морем
его голос. - А вы кто такие и куда идете?
Голос у него был низкий, навечно охрипший от ветра. Его наверняка
слышали на другом корабле, но ответа не последовало. Сын Ворона выждал
некоторое время и сказал:
- Я предлагаю вам выбор. Можете сесть в лодку и добираться до берега,
если вам повезет. Или защищайте себя и корабль!
Это был обычай, и обещание оставить жизнь нарушалось редко. Но немцы
не поверили. С кормы купца взвилась одинокая стрела. Ветер остановил ее на
середине пути и она обессиленно упала в воду. Викинги засмеялись.
Халльгрим кивнул Бьерну Олавссону, и тот слегка повернул руль. Быстрее
заходили в гребных люках сосновые весла... Воины, не занятые греблей,
разбирали висевшие по борту щиты, надевали железные шлемы и толстые куртки
обшитые железными чешуями. Открыли под палубой дубовый сундук, и длинные
мечи поплыли из рук в руки, каждый к своему владельцу.
Халльгрим хевдинг встал на носу, возле дракона, и раскачал в руке
тяжелое копье. Он посвятит его Одину, метнув во врага. Так начинали бой
могучие предки, и это приносило удачу.
Тяжелые копья мало подходят для того, чтобы их метать. Их украшают
узорчатым серебром и в сражении не выпускают из рук. Но доброго воина любое
оружие слушается беспрекословно. Широкий наконечник со стуком вошел в
окованный щит, и немца опрокинуло навзничь. Проревел над морем боевой рог,
и с драккара посыпались стрелы.
- Я же сказал тебе - прячься! - проворчал Хельги недовольно.
Звениславка нырнула под скамью...
Обитый медью форштевень ударил во вражеский борт. Затрещало крепкое
дерево, иные из немцев, не устояв, повалились на палубу. Якоря и багры
вцепились и потащили корабли друг к другу. Стрелы били в упор.
Защитники корабля выставили перед собой копья, но это была отвага
конца.
Халльгрим первым перескочил через борт, занося над головой меч.
Когда с каждой стороны всего по одному кораблю и на каждом не так уж
много людей, морской бой не затягивается надолго. Так и в этот раз. У
купцов хватило мужества не сдаться без схватки, но для упорного
сопротивления не было сил.
Ратное счастье почти сразу поставило Халльгрима лицом к лицу с
предводителем. У того блестела в бороде седина, но соперником он оказался
нешуточным. Даже для Виглафссона. Железные мечи с лязгом отскакивали друг
от друга. Только клочья летели от обтянутых кожей щитов. Однако и
Халльгрима не зря называли вождем. Купец тихо охнул и поник на палубу,
которая ему больше не принадлежала. Халльгрим перепрыгнул через него, на
ходу отшвыривая чей-то занесенный клинок. Закинул щит за спину и двумя
руками обрушил перед собой свой меч.
Двое братьев Олавссонов сражались поблизости, неразлучные, как всегда.
И Бьерн уже дважды наклонялся связать оглушенного сакса. А у Сигурда было в
руках ясеневое копье, и меньшой сын кормщика еще успевал оглянуться - не
ввязался ли в битву отец. Можжевельник был могучим бойцом, и все это знали,
но Халльгрим давно уже запретил ему сражаться, сказав так:
- Когда ты понадобишься Одину на его корабле, он тебя призовет. А пока
ты нужен мне на моем.
Олав и Хельги были единственными, кто остался на драккаре. Олав
невозмутимо сидел у руля, заслонившись круглым щитом, и смотрел, как
рубились его сыновья. А Хельги не укрывался ни от свирепого ветра, ни от
стрел. Не то верил, что случайная гибель его обойдет, не то намеренно
привлекал ее к себе...
Потом Халльгрим вытер меч и сдвинул со лба шлем. Корабль был очищен.
Викинги хозяйничали на палубе. Кто-то снимал с убитых оружие. Другие
вязали пленных и загоняли их в трюм драккара - сидеть в темноте, пока не
понадобятся. Третьи потрошили тюки, разбирая добычу.
Сын Ворона еще раз обвел глазами корабли. Немалая удача, когда
обходится без потерь.
Сильные руки переправляли на драккар взятое в бою. Плыли через
качавшийся борт бочонки русского меда, позвякивало в мешочках светлое
серебро, мягко шлепались связки мехов, укутанные от сырости в мешковину и
кожу... Будет чем похвастаться дома.
Видге нынче повезло больше других. Мальчишка один на один уложил воина
втрое старше себя, и ему достался редкостный меч - упругий и длинный, с
неведомыми письменами на вороненом клинке. Этот меч был зачем-то снабжен
острым концом вместо обыкновенного закругленного, можно подумать, неведомый
мастер собирался не только рубить им в сражении, но и колоть, как копьем.
Внук Ворона решил про себя, что при случае это надо будет исправить, а
покамест опоясался новым оружием и зашагал по палубе, взвалив на плечи
увесистый тюк...
Освобождаемый от груза, торговый корабль раскачивался на волнах все
сильнее. Скоро к Халльгриму подошли сказать, что трюм опустел.
Хевдинг оглядел палубу, на которой там и сям лежали погибшие защитники
судна.
- Они не струсили, - сказал Виглафссон. - Да и сражались неплохо. Они
заслуживают, чтобы им вернули корабль, и пусть Эгир гостеприимно встретит
их в глубине. Прорубить дно!
В развороченных недрах судна тотчас отозвался топор. Деревянное тело
вздрогнуло, начиная принимать в себя воду. Немного погодя драккар выдернул
вонзенные когти и легко соскользнул прочь.
- Поставить парус! - скомандовал Можжевельник.
Красно-белое полотнище затрепетало и напряглось. С его нижней
шкаторины свисал добрый десяток шкотов - мореходы закрепили их и еще
растянули углы паруса длинными шестами, чтобы лучше брал ветер.
Воины устраивались на скамьях и один за другим отстегивали мечи. И
тогда-то полоснул с тонувшего судна тонкий, отчаянный крик.
Веселившиеся хирдманны примолкли, стали оглядываться назад. Кричал,
конечно, не сам корабль, а оставшийся на нем человек.
- Женщина, - пробормотал кто-то. Другой добавил:
- Спряталась, наверное.
А Сигурд Олавссон молча вскочил на борт и сильным прыжком бросился в
ледяную воду.
Халльгрим перешел с носа на корму и сказал:
- Твой сын мог бы прежде спросить у меня разрешения. Однако правду
говорят, будто смельчаки редко спрашивают, что можно, а чего нельзя.
Старый Олав покосился на него через плечо и приказал готовиться к
повороту.
С драккара хорошо видели, как Сигурд, вытянув руки, долго плыл в
прозрачной толще воды. Потом его потемневшая, прилизанная голова вынырнула
чуть ли не у тонувшего корабля. Дымный гребень тут же снова похоронил его,
и кто-то охнул, но Сигурд вынырнул. Он плавал, как тюлень. Несколько
размеренных взмахов, и он подтянулся на руках, выбираясь на палубу. И, не
теряя времени, исчез в трюмном лазе...
Женский крик повторился. Он был едва слышен за расстоянием. Но
оборвался он так, будто кричавшая захлебнулась.
- Утонет Сигурд, - сказал один из смотревших. Хельги оборвал его:
- Замолчи.
В это время с кормы подал голос Халльгрим хевдинг:
- Не будет особенно несправедливо, если Сигурд получит ту, которую
спасет.
Из-под мачты немедленно отозвались:
- Это будет древняя бабка без единого зуба во рту...
Слышавшие рассмеялись.
Бьерн снова встал к правилу. Повинуясь его команде, мореходы
перебирали и натягивали моржовые веревки. Рей вместе с парусом медленно
поворачивался.
Драккар резал колебавшиеся склоны волн, описывая круг.
Олав кормщик молча следил за покосившейся мачтой купца, то
появлявшейся между косматыми гребнями, то исчезавшей опять.
Но вот черный корабль в очередной раз вознесся к низко мчавшимся
облакам. И чьи-то зоркие глаза разглядели Сигурда, благополучно
выбравшегося из трюма. Воины восторженно закричали. Сигурд был не один.
Тоненькая фигурка отчаянно прижималась к нему, вцепившись в плечо. Ветром
отдувало длинные косы.
Так они и стояли, уже не на палубе, а на бортовой доске, держась за
ванты и глядя на подходивший драккар. Корабль под ними все круче падал
набок, погружаясь в зовущую глубину. Потоки пенившейся воды перекатывались
через него без помехи. Еще немного, и он унесет с собой и Сигурда, и его
добычу. Суровый Бог Ньерд часто требует жертв...
- Весла на воду! - приказал Бьерн.
Он командовал ровным голосом, без суеты. В двадцать четыре зимы Бьерн
кормщик мог поспорить с кем угодно из стариков.
Драккар ринулся вперед, как застоявшийся жеребец. Волны тяжело били
его в скулу. Корабль вставал на дыбы словно готовясь взлететь. Потом палуба
проваливалась под ногами, и через борт хлестала вода. На весла сели все кто
мог. И Видга, и Олав, и двое Виглафссонов. Сигурда надо было спасать.
Из трюма подняли двоих немцев покрепче и вручили им по деревянному
ведру. Сознавая опасность, пленники принялись работать как одержимые. И
лишь изредка поднимали мокрые головы, чтобы взглянуть на пенные стены
выраставшие над бортами, и осенить себя спасительным крестом...
В снастях завывала стая волков.
Забравшись на ветер, Бьерн вновь развернул драккар к тонувшему
кораблю.
По его слову спрятались все весла, кроме одного, и это оставшееся
поплыло в воздухе прямо на Сигурда. Черный корабль разминулся с купцом на
расстоянии в несколько локтей. Сигурд подхватил пленницу, и оба повисли на
весле. Морской Бог обождет.
Десяток рук держал весло с той стороны. Сигурда подцепили за пояс
багром и втащили на борт.
- Не промочил ли ты ноги, Олавссон?
Драккар опять шел прямо по ветру, почти не кренясь. Килевая качка
размеренно приподнимала то нос, то корму. Катившиеся волны по очереди
подталкивали корабль и с утробным гулом уходили вперед.
Обоих спасенных, синих и онемевших от холода, раздели донага и
принялись растирать.
Девчонка оказалась донельзя тощей и вдобавок смуглой, точно
вылепленной из стоялого дикого меда. Как видно, чужеземное солнце прилежно
калило не только ее, но и весь этот род. Подобная красота ни у кого не
заслужила одобрения, а Хельги, послушав разговоры друзей, только хмыкнул:
- Стоило из-за нее мочить нас всех и топиться самому.
Халльгрим же обратился к Сигурду и сказал:
- Проучить бы тебя, но, думается, тебе немало и так. Жаль только, что
там и впрямь не оказалось замшелой старухи!
Смуглянка всхлипывала на палубе, завернутая в Сигурдов крашеный плащ.
- Я буду звать ее Унн, - сказал Сигурд. - Потому что я вытащил ее из
волны.
Имя Норэгр издавна означало дорогу на север. Целый месяц можно было
идти на быстроходном боевом корабле вдоль скалистых, изрубленных берегов. С
самого юга, оттуда, где в тумане маячили датские острова и зимой дождь шел
чаще, чем снег, и до Финнмарка на севере, где на горизонте белыми
призраками высились вечные льды.
Дивно ли, что на столь обширном пространстве обитало великое множество
племен?
Транды, раумы, ругии, халейги и еще многие иные населяли каждый свой
надел. И каждое племя называло свою страну гордо и ласково: Трандхейм,
Раумсдаль, Рогаланд, Халогаланд...
Язык же здесь был всюду один. Северный, еще не распавшийся
окончательно на урманский, датский и свейский. Племена разнились одно от
другого, пожалуй, лишь вышивкой на родовых башмаках, что надевали на ноги
умершим. Да еще пристрастием к тем или иным именам. Ну, то есть в точности
так же, как у Звениславки дома: радимичи, кривичи, словене. Всяк свое, всяк
сам по себе, а если разобраться - одно...
Людей, населявших Норэгр, на Руси называли - урмане.
Братья Виглафссоны жили в Халогаланде, стране халейгов. На самом
севере населенной земли. Дальше к полуночи обитали только кочевники-финны -
знаменитые колдуны, хозяева оленьих стад, охотники на волков.
День за днем драккар пробивался на север. Викинги проводили в море
весь день: когда гребли, когда сидели под распущенным парусом. Вечером
высаживались на берег.
Иногда им давал приют какой-нибудь незаселенный залив, загроможденный
скалами до того, что лишь искусство старого Олава позволяло поставить
корабль.
Тогда на берегу вспыхивали костры, а на ночь над палубой растягивали
шатер и выставляли караульных.
Иногда же они стучались в чьи-нибудь ворота. И отказа им не было.
Попробуй не распахни ворот - продрогшие мореходы, пожалуй, быстренько
снимут их с петель... Но не только страх открывал перед ними все двери.
Пусть-ка кто-нибудь тронет тех, кто принимал у себя викингов Халльгрима
Виглафссона!
Потому угощали их всюду отменно. И пиво на стол подавали хозяйские
дочери. И молодые воины, мечтавшие о женах, ловили их за руки, приглашали
сесть подле себя. А Халльгрим без лишней скупости расплачивался за ночлег и
сулился заехать еще.
Но как-то раз он приказал править к берегу, когда день едва перевалил
полуденную черту. Вскоре драккар втянулся в горло фиорда, и Звениславка
увидела, как высоко на скалах загорелись дымные костры. Это береговые
стражи сообщали на свое подворье: викинги идут!
Узкий залив тянулся долго. Потом на одном из берегов открылся жилой
двор. Звениславка почти ждала, что увидит над крепким тыном торчащие копья
да остроконечные шлемы обитателей двора. Но ошиблась - и отлегло от сердца.
Жившие на берегу стояли у края воды, приветственно размахивая руками.
Погода в тот день была тихая, драккар неторопливо взмахивал веслами, и
гладкая вода со стеклянным звоном распадалась перед его носом.
Бросили якорь, и Халльгрим первым спустился по сходням. Навстречу
шагнул статный мужчина в богатом плаще.
- Я привез тебе рабов, родич, - сказал ему хевдинг. - И надеюсь, что
ты, как всегда, одаришь меня добрым льном. Ну здравствуй, Эйрик Эйрикссон.
Велико ли нынче благополучие у тебя в Линсетре?
Имя "Линсетр" означало место, где возделывают лен.
Воины выудили из трюма всех пленников. Немцы по одному вышли на берег,
угрюмо озираясь вокруг. К неволе привыкают не сразу. Им еще предстояло
осознать себя рабами вот этого зеленоглазого Эйрика Эйрикссона. И каждое
утро, открывая глаза, видеть перед собой не родную хамбургекую улочку, а
невозмутимо спокойный фиорд и крутой лесистый склон горы на том берегу.
И станет прежняя жизнь похожей на несбывшийся сон. А тот сон, что
снился им теперь, - явью, от которой пробуждения нет...
И хотя все это было у них еще впереди, те, кто был ранен, отчего-то
хромали больше прежнего.
Хельги покинул корабль одним из последних. И он был единственным, кто
вслух не радовался стоянке.
Халльгрим и его люди были в Линсетре дорогими гостями. Вечером собрали
пир.
Эйрик Эйрикссон, как подобает хозяину, сидел на почетном сиденье,
домочадцы - подле него, гости - напротив. Ярко горел посреди пола
выложенный камнями очаг. Отсветы пламени бежали по нарядно завешенным
стенам, дым уходил в отверстие крыши.
Рабы внесли столы с угощением. Звениславке такие столы все еще
казались непривычными - низкие, по колено сидевшим. А ели здесь то же, что
и всюду в этой стране: рыбу и дичь. Был и хлеб, но совсем не такой, как
дома. Потому что неплохо рос здесь один только ячмень, да и тот переводили
больше на пиво.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг