- Расскажите мне про русалок, - попросил Леонид Андреевич. - Я люблю
русалок.
- Сначала я подумал, что это утопленники. Целое озеро утопленников,
вернее - утопленниц. Но они шевелились... Говорили... - Марио помолчал. - А
потом началась заварушка с гнездом ракопауков, и мы потеряли это место.
Может быть, мне обратиться в КОМКОН? Рассказать... У меня, конечно, нет
никаких доказательств... Даже Жак говорит, что он ничего не успел
рассмотреть... А ведь я думал, что все это шутки, легенды для туристов.
Леонид Андреевич, подперев ладонью щеку, с некоторой жалостью смотрел
на Марио. Вот ведь беда. Физик, специалист по субатомным структурам, увидел
русалок. И что, спрашивается, ему теперь делать? Научный долг требует
немедленно привлечь специалистов к расследованию этого происшествия, к
установлению контактов с цивилизацией русалок, а с другой стороны - это
звучит как-то... как-то слишком сказочно. Цивилизация русалок. Оксюморон
какой-то. Что делать, если на винт твоей лодки намотается борода водяного?
- Вы что можете посоветовать, Леонид Андреевич?
- Ничего, - честно сказал Горбовский. - Доказательств никаких нет. Я
вам верю, Марио. Верю, что вы видели нечто, похожее на русалок, но я вообще
доверчивый человек. Попробуйте поговорить с доктором Мбогой. Он сейчас спит
наверху.
- Русалки - это не самое загадочное, - объявил Марио, наливая второй
стакан. - На Земле есть русалки, в книжках есть русалки. Русалка на ветвях
сидит. И кто это догадался ее туда затащить...
- Пушкин, - подсказал Горбовский. Физик окончательно опьянел, и Леониду
Андреевичу стало совсем неловко. - Вам надо лечь спать, Марио.
Марио не возражал. Опираясь на Горбовского, он дошел до своего номера,
но в дверях остановился.
- Это все бред и чушь, но, говорят, на Пандоре нельзя у-м-м-мереть.
Представляете, Л-л-леонид Ан-андреевич, тахорги там, орнитозавры там,
пауки... рако... Ничего не страшно... Ба-бах! Бум! Оказался он живой... Вид
только какой-то... Мхом они все заросли... Покрылись...
Пришлось завести физика внутрь и уложить в постель. Он бормотал еще
что-то про пауков, которые раки, про русалок, про лесовиков и лесничих. Для
специалиста по субатомным структурам у него были глубокие познания в
сказочном фольклоре.
Убирая посуду на кухне, Леонид Андреевич размышлял о словах Марио. Все
можно было списать на его, мягко говоря, невменяемое состояние, но вот что
его довело до такого состояния? Охота повлияла? Вино? А ведь я сказал, что
верю ему... Хм, вера... Вера - это готовность принять некий порядок вещей
без специальных доказательств - "из общих соображений", "по определению",
"из уважения к авторитету" - или по любым другим причинам. В этом смысле
неверующих людей вообще не существует, что бы мы там ни говорили об
окончательной победе над религией. Все мы ВЫНУЖДЕНЫ верить, ибо, как
правило, ПРОВЕРИТЬ возможности (да и желания) не имеем. В частности, мы
верим, что бога нет. Основания для такой веры могут быть самые разные, но
без веры как таковой все равно обойтись не удастся. Хотя интересно
представить себе человека, совершенно убежденного в существовании Бога -
некоей сверхличности, оказывающей непосредственное и мощное влияние на твою
судьбу. Впрочем, это должен быть человек с могучим воображением! Только
человек с могучим воображением оказался способен сказать "Верую, ибо
абсурдно". В сравнении с этим как-то бледнели субэлектронные структуры,
русалки и даже ходячие покойники.
Несмотря на выпитое вино, сон не возвращался. Суета вокруг ангара
продолжалась.
А может быть, в этом и есть корень наших проблем? Как там сказал
Мбога - мы слишком рационалистичны? У нас уже нет могучего воображения? Мы в
застое? Может быть, это и так. Наука - наша религия, человек - наш бог. Вот
только что нового, ПРИНЦИПИАЛЬНО нового сделано человечеством за последние
сто лет? Стали летать дальше и быстрее? Ну, здесь ничего принципиально
нового в сравнении с телегой, запряженной ослом, нет. Создали машины с
чудовищной скоростью обработки информации? Но они не сравнимы с заурядной
человеческой интуицией. Долголетие? Здоровье? Нет, ты не прав. Так любое
самое великое открытие можно превратить в заурядность. Ты слишком
пессимистичен, слишком требователен. Почему я пессимистичен? Да я главный
оптимист во Вселенной! Вот только я чувствую, как вокруг меня нарастают
странные напряжения, копятся какие-то силы, готовые в один прекрасный момент
разрядиться громом и молнией над человечеством. Мы стремимся сохранить
статус кво. Мы боимся евгеники, мы боимся искусственного интеллекта...
Оседланные этим страхом, мы учреждаем Комиссию по контролю, от которой за
версту несет тайной полицией. Всякое общество, создавшее внутри себя тайную
полицию, неизбежно будет убивать (время от времени) ни в чем не повинных
своих граждан, - как бы ни было совершенно это общество, и как бы
высоконравственны и глубоко порядочны ни были сотрудники этой полиции.
Ох-хо-хо.
Накинув плед, Леонид Андреевич вышел из гостиницы и направился к
ангару. Было прохладно. Освобождение помещения, кажется, подходило к концу,
так как добровольцы сидели на травке, пили что-то дымящееся из огромных
термосов и смеялись над неуклюжими киберами-мутантами, смахивающими на
роботов из старинных фантастических фильмов. Уродцы сновали туда-сюда и не
обижались. Леонид Андреевич помахал молодежи рукой и зашел в ангар.
В ангаре совещались Хосико, Поль и Джек. Они сидели на длинных ящиках,
склонившись над огромной замысловатой схемой энергопитания Базы.
- Предлагаю переключить трансмиттеры сюда - на А6, тогда мы сможем
сэкономить процентов десять, - двигал указкой по схеме Робинзон. Красный
огонек указки выписывал медленно угасавшие кривые.
- Этого мало, - возразила Хосико, - не забудьте про оборудование
доктора Мбоги. Мне хватит питания и от карманного фонарика, но: защита -
раз, детектор - два.
- А какое у него оборудование? - спросил Робинзон.
- Планетарный генодетектор, - спокойно пояснила Хосико, но Робинзон, по
всей видимости, имел самое смутное представление, что это такое, и поэтому
не прочувствовал величия момента.
Поль прочувствовал.
- Извините, Хосико-сан, вы хотели сказать - локальный?
- Планетарный, уважаемый Поль. Я имела в виду - планетарный. Иначе мы
не охватим континент.
Поль присвистнул.
- Здравствуйте, - хриплым, как будто и вправду со сна, голосом сказал
Леонид Андреевич, выдвигаясь из тени. - Люблю быть в эпицентре событий. Это
рок какой-то. Стоит мне куда приехать, так сразу же попадаю в круговорот
происшествий...
- Тогда не советую Радугу, - мрачно сказал Поль. - Мне надоели
самодвижущиеся дороги. Мне надоели дирижабли. Хочу нуль-Т. Хосико-сан,
доктор Мбога не привез с собой планетарную сеть нуль-Т?
- Да о чем речь-то идет? - возмутился наконец Джек.
- Речь идет о системе биорегистрации и биолокализации актуального
населения Земли, - объяснила Хосико. - Вот вы, Джек, при отбытии на другую
планету, регистрируете где-нибудь этот факт?
- А что, надо?
- Нет, не надо. Космофлот должен получать прямые данные генодетекции.
- А кого мы будем регистрировать на Пандоре?
- Мы не будем регистрировать, мы будем искать.
- Поль, - повернулся к директору Базы Робинзон, - у нас кто-то исчез?
Почему я не знаю об этом?!
- В нашем списке два человека - Карл Юнгер и Михаил Сидоров, -
объяснила Хосико.
Воцарилось молчание. Именно - воцарилось, то есть пришло и по-хозяйски
заняло свое место. Леонид Андреевич был, конечно, в курсе операции, но его
все же поразила реакция Поля - тот побледнел до прозелени, закрыл глаза и
буквально воткнул указательные пальцы в виски.
- Поль, мальчик, не надо, не стоит, - тихо попросил Леонид Андреевич.
- Это невозможно, - заявил Джек. - Без регулярных прививок УНБЛАФ в
лесу выжить невозможно. А еще там - ракопауки, рукоеды... Хосико-сан, вы
знаете, что такое - рукоед?
Хосико не ответила, а Джек распалялся все больше, длинным списком
перечисляя всю агрессивную флору и фауну Пандоры, против которой безоружный
и непривитый человек не продержится ни дня, не то что месяцы и годы, а ведь
есть еще болота, есть еще реки, да и деревья иногда на голову валятся...
- Значит, эти странные сплетни о Хайроуде были верны? - спросил наконец
Поль. - Что он однажды в лесу...
- Отчасти, - сказал Леонид Андреевич. - И тут нет ни капли вашей вины,
Поль. Вы сделали все, что могли и даже больше. Вы многого не знали и
потеряли надежду...
- Да, - горько согласился Поль, - я сделал все, что мог. Я действовал
строго в рамках утвержденной инструкции, ни на шаг не заступив за ее
границы... А оказывается - надо, надо заступать за границы.
Леонид Андреевич хотел сказать, что все это еще вилами на воде писано,
что доктор Мбога может ошибаться в своих предположениях и что поиск ничего
не даст, но решил, что это будет слишком жестоко и неэтично. Муки
неисполненного долга переносимы, впрочем, как и муки совести. К сожалению.
- Надо было лететь на Землю, просить генодетектор, планетарный,
галактический...
- Вам бы не дали, Поль, вы не смогли бы никого убедить, у вас не было
бы никаких доказательств. Да вы и сами не верили, что Атос жив, - жестко
сказал Горбовский. У мальчика начиналась истерика, за которую ему будет
стыдно. Нет лучше средства против истерики, чем злость. Пусть даже злость на
доброго и старого Горбовского. - Извините, Поль, но вам было ясно на второй
день, что Сидоров погиб.
Горбовский взял Поля под руку и поднял его с ящиков.
- Вы вдвоем справитесь? - спросил он Джека и Хосико. Те кивнули.
- Пойдемте, Поль, прогуляемся. Подышим воздухом. Нельзя столько
работать, нельзя столько взваливать на плечи. Вы еще слишком молодой
начальник. Вы думаете, что вы должны, обязаны все контролировать. А это
невозможно. Нельзя все контролировать. Тем более здесь.
Поль шел рядом и механически кивал головой. Потом внезапно спросил:
- Это правда, что есть вероятность найти их живыми?
Горбовский промолчал, а Поль почувствовал какую-то двусмысленность в
своем вопросе, словно...
- То есть... Я хочу сказать... Черт! Леонид Андреевич, я действительно
очень хочу, чтобы они были живы. Я знаю, что мне будет стыдно смотреть им в
глаза, особенно Атосу. Но это лучше, чем просто видеть сны, где Атос
спасается, где он жив, и потом просыпаться и понимать.
- Смерть, - задумчиво сказал Леонид Андреевич. - Все мы боимся смерти.
Она - порог, за которым пустота, за которым ничего для нас нет. Поль, вы не
задумывались над тем, что всеми нами движет? Я не знаю ответа на ваш вопрос
о Сидорове и думаю - сейчас бесполезно его обсуждать. Поэтому попытайтесь
немного отвлечься - ответьте на вопрос старика.
Поль передернул плечами. Горбовский определенно был странным человеком.
Говорить и, тем более, думать не хотелось, но Поль пересилил себя. Баба,
сказал он себе, сопливая, истеричная баба. Хорошо еще, что Леонид Андреевич
не отхлестал меня по щекам. Распустил нюни. Закатил истерику. Либер Полли.
Маленький Полли.
- Со мной все в порядке, Леонид Андреевич. Это просто истерика. Я в
норме.
- Хорошо, Поль, очень хорошо. Тогда идите выспитесь. Выпейте вина и
ложитесь спать, это я вам как специалист рекомендую. Вино и сон.
Поль поднялся наверх - его комната находилась рядом с кабинетом, чтобы
ни днем, ни ночью не снимать чуткой руки с пульса Базы, как шутил Робинзон.
Я испорченный человек, подумал Поль, упав в кровать прямо в одежде, я
испорченный человек, и это необходимо признать со всей прямотой и
ответственностью. Почему у меня нет вина или даже водки, чтобы отпраздновать
это открытие с полным размахом. Пригласить Лина, пригласить Горбовского,
пригласить Генку-Капитана. Пригласить и честно признаться... Нет, лучше
подождать спасения Атоса, почему-то я на сто процентов уверен теперь, что он
жив. Пригласить Атоса, посадить его на почетное место и сказать: "Я, Либер
Полли, полное дерьмо. Я испорченный человек и недостойный друг. Я не только
бросил друга в беде, я еще захотел... Нет, конечно, не захотел, а какой-то
частью души пожелал, чтобы я все-таки оказался прав. В чем прав? В том, что
мой друг Атос догнивает в джунглях Пандоры. Что он скорее мертв, нежели жив.
Потому что горечь утраты оказалась ничто в сравнении с горечью угрызений
совести".
- Чепуха все это, - сказал Поль вслух и уснул. Ему снился Атос, снился
Лин, снился Генка-Капитан, снился Учитель Тенин. Снился даже Вальтер,
лазящий в крапиве в поисках одежды, хотя Вальтер был тоже мертв. Давно и
безнадежно.
Леонид Андреевич дождался, когда у Поля погаснет свет, и вернулся в
гостиницу. Тахта была уже холодной, а плед он где-то оставил. Искать другой
не хотелось, и Горбовский, как и Поль, лег в одежде. По потолку продолжали
гулять тени от кипящей работы. Иногда становилось совсем светло от
беззвучных вспышек, и в холле гостиницы проявлялись кадки с деревьями,
шахматный столик, детские рисунки на стенах - слоны, тахорги, звездолеты.
Хм, смерть. Никогда раньше не задумывался о смерти. О великой загадке
исчезновения из этого мира самого себя. А как буду умирать я? На посту? Со
стальными руками, сжатыми на штурвале звездолета, и горящими глазами? Или
вот так - в постели, разглядывая тени на потолке, потеряв весь интерес к
жизни и к самому себе? Паршивое, наверное, это состояние - умирать. Не
страшное, а паршивое. Потому что нет после смерти ничего - ни путешествий,
ни приключений. А может быть, это только мне будет неимоверно скучно? А
другим только страшно? Может быть, в этом частичное объяснение нашей
космической экспансии? Страх смерти гонит нас на великие свершения, а где
могут быть великие свершения? Не на Земле же. Там все решено. Человечеством
все решено. Все проблемы организма - питание и размножение. Человечеством
решена проблема Воспитания. Великая Теория Воспитания. Что же Человечеству
осталось? Где источники развития? Где кризисы и катастрофы? Где конфликты
хорошего с лучшим?
Неужели все так просто? Так примитивно просто? Ответ - персональный
страх бесследного исчезновения заставляет нас проявлять просто чудовищную
творческую активность - завоевывать, преобразовывать, контактировать,
спасать. У нас нет надежды на то, что будет после смерти, поэтому мы
стараемся полностью выложиться здесь, вовне: в Космосе, в медицине, в
педагогике. Главное - люди. А не теряем ли мы что-то важное в этом нашем
всеобъемлющем материализме? Леонид Андреевич закряхтел от стыда за свои
мысли. Что же теперь - учреждать воскресные школы для пилотов? Кропить
святой водой звездолеты?
Утром Леонид Андреевич сходил в ангар сдать кровь. Там уже толпились
люди, бегали дети. Ему предложили пройти без очереди, но Горбовский хмуро
отказался, уселся на стуле и стал ждать, когда лаборант позовет его. Хосико
сидела перед мед-терминалом, чертила какие-то схемы и листала толстую пачку
индивидуальных карт. Паники, чего втайне опасался Леонид Андреевич, не
было - все пока достаточно спокойно отнеслись к карантину.
- Доброе утро, - подошел к Горбовскому Марио. Физик был бледен и
потирал предплечье. - Не люблю уколы.
- Уколы - это плохо, - согласился Леонид Андреевич.
Марио с некоторым подозрением и смущением посмотрел на невозмутимого
Горбовского, как-то воровато огляделся и полушепотом спросил:
- Я вчера вел себя достойно?
- Вполне, - уверил его Горбовский.
Физик с облегчением вздохнул и уселся рядом.
- Как туристы восприняли карантин? - поинтересовался Леонид Андреевич.
- Туристы восприняли его стойко, - в свою очередь заверил Горбовского
Марио. - Нам просто повезло, что Турнены улетели до заварушки.
Леонид Андреевич был в курсе и очень сомневался, что Турненам повезло
больше. Но разочаровывать Пратолини он не стал.
- Ну почему? Рита Сергеевна - очень хладнокровный человек.
- Зато Тойво какой-то...
- Беспокойный, - подсказал Горбовский. - Быстро вы это заметили.
- Я их давно знаю, - объяснил Марио. - У нас, охотников, что-то вроде
клуба. Собственно, я сюда прилетел не в последнюю очередь благодаря их
рекомендации. Риты, то есть. Тойво не охотник. Он - оруженосец.
- А, так вот почему вы так отчаянно спорили в первый день, - догадался
Леонид Андреевич. - Чувствовались застарелые раны и привычные темы.
Они помолчали, разглядывая развернутую посередине ангара
медлабораторию. Просто не верилось, что меньше чем за сутки удалось очистить
помещение от всего хлама, превратив из некоего подобия критского Лабиринта в
футбольное поле. Собственно, многочисленные дети его так и использовали,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг