тайна, над которой ломает голову все население Базы. Ходит масса версий. Мне
больше импонирует любовная. Хотя ты можешь соригинальничать и придумать
нечто свое.
- Я давно за тобой наблюдаю, Леонид. Как лучший друг, как соратник и
единомышленник. А полгода назад у меня возникла неодолимая потребность
излить перед тобой душу, и тут оказывается, что я упустил тебя из виду.
Горбовский намазывал другой бутерброд.
- Я больше не хочу, - предупредил Мбога. - И ты преувеличиваешь мою
любовь к сливочному маслу.
- Тут хорошая кухня, - сказал Леонид Андреевич, - тут хорошо готовят.
Все-таки Валькенштейн готовит гораздо хуже. Поль понимает толк в мясе. И в
молоке.
- Ты пытаешься уклониться от разговора с добрым старым доктором
Мбогой? - догадался добрый старый доктор Мбога.
- Да нет, - замахал руками Горбовский.
- Так да или нет?
- Нет, я не пытаюсь уклониться от разговора с тобой, - сказал
Горбовский. - Мне даже хочется этого разговора. Только я не вижу проку от
этих разговоров.
Мбога взял кусок хлеба, положил его на тарелку и разрезал ножом
пополам, затем еще и еще. Леонид Андреевич с некоторым удивлением смотрел на
его манипуляции.
- Так вот, полгода назад ты мне срочно понадобился, и тут выясняется,
что Горбовского на Земле нет. "Тариэль" есть, злой Валькенштейн, мающийся
бездельем, есть, а Горбовского нет. Я обращаюсь с соответствующим запросом в
соответствующие инстанции, и мне приходит информация, что Горбовский отбыл
на Магору, на Магоре мне вежливо отвечают, что да, был здесь такой, но
теперь он отбыл на Ружену... Пять планет Периферии за неполных семь месяцев.
Планет-курортов, планет-заповедников, планет, где бурлит веселая
туристическая жизнь. И тогда я спрашиваю себя - а что делает на этих
планетах всеми глубоко уважаемый Леонид Андреевич?
- Всеми глубоко уважаемый Леонид Андреевич на этих планетах живет и
думает, думает и живет. Тора, я при всем своем желании не могу объяснить
точнее. Мне хочется быть на посту, на страже. В последний рейс "Тариэля" я
совсем извелся - у меня перед глазами стояла одна и та же картина -
несколько миллиардов молодых, красивых, умных, энергичных детей играют в
догонялки на краю высокого обрыва. Я искал этот обрыв, я изъездил все наши
курорты вдоль и поперек и нашел его здесь. У меня стойкое убеждение, что
этот обрыв, в который готовы ухнуть все наши дети, - вот здесь, на Пандоре.
Я каждое утро сижу на его краю и пытаюсь понять... Я чувствую, но не могу
понять.
- Такое же чувство у тебя было на Леониде? Когда ты запретил всем
использовать оружие? - спросил Мбога. - Тогда ты был прав.
- Леонида? М-м-м, не знаю, не уверен... Я в любых ситуациях против
оружия. Я терпеть не могу охоты. Бедный Поль все пытается заставить меня
носить здесь ружье, но я отбрыкиваюсь всеми четырьмя лапами...
Мбога искрошил хлеб, собрал все крошки в ладошку и отправил их в рот.
- Пройдемся? - предложил Горбовский. - Я покажу тебе мой обрыв,
явившийся мне в провидческом сне, когда я возлежал на тагорянском
вместилище.
- Пойдем, Леонид, - согласился Мбога. - Тем более, что карабин у меня
есть.
Они вышли из столовой под большое красное солнце, которое в сочетании с
совсем по-земному голубым небом оставляло странное и несколько неловкое
ощущение. Выбрав из пяти расходящихся веером тропинок, посыпанных желтым
песком, одну, Горбовский и Мбога неторопливо двинулись мимо жилых домиков,
мимо административной башни, где в поднебесье управлял этим миром местный
бог по имени Поль Гнедых, мимо кустиков дружественной пандорской
растительности, не пытающейся ни схватить прогуливающихся землян, ни
укорениться на их телах. Два влиятельных члена Мирового Совета представляли
собой на редкость забавное и экзотическое зрелище - длинный и худой Леонид
Андреевич и крошечный черный Тора Мбога с колоссальным карабином на плече, с
трубкой в зубах и повязанным на голове платке из африканского батика. Шедшие
навстречу люди даже замирали от удивления, но потом вежливо здоровались и,
кажется, хихикали. Веселая планета. Молодая планета. Средний возраст
населения - тридцать пять лет... Детский сад.
Жилая зона кончилась. Друзья двинулись по краю посадочного поля,
играющего здесь заодно роль космодрома, где из прибывших кораблей
добровольцы выгружали коробки с оборудованием, выкатывали механозародыши -
словно огромные яйца, - грузили на платформы и оттаскивали к самому большому
ангару. Хосико помахала им рукой, а изможденный Робинзон смотрел в небо, где
выполнял странные эволюции освобожденный дирижабль. Судя по тому, что
пытался он выполнять фигуры высшего пилотажа, за штурвалом сидел смешливый
Шестопал - большой любитель штурм унд дранг.
- Веселые люди, - заметил Мбога.
- Ты тоже это понял! - обрадовался Леонид Андреевич. - Веселые.
Молодые. Мы очень молодая раса. Куда ни приедь на курорт - везде молодежь,
песни, энтузиазм, наука. Куда ни ткни на карте звездного неба, а там уже
молодец из ГСП - изучает, сражается, живот кладет на алтарь человечества.
- Такое чувство, что тебе это не нравится, - развел руками Мбога. - Ты
хотел бы, чтобы все были такими как ты - осмотрительными, добрыми,
ленивыми...
- Стариками, - закончил Горбовский. - Нет, что ты. Просто... Нет, это
не просто. Иногда я ощущаю себя лишним в этом мире. А если точнее -
препятствием на пути каких-то неимоверно светлых перспектив.
- Это ты хорошо сказал, - усмехнулся Мбога. - Путь долог, но
перспективы светлы. Но я слушаю тебя, слушаю.
- Я стар, - признался Горбовский, - я осторожен. Я всего боюсь. Я
ретроград. Я не люблю, когда гибнут эти восторженные мальчишки и девчонки.
- Я, кажется, понял, - мягко заметил Мбога. - Тебя пугает
рационалистичность этого мира. Человечество изжило религию, отвергло бога,
водрузив на его место Ее Величество Науку. Для нас больше нет тайн, кроме
научных, и для нас нет препятствий, кроме заковыристых уравнений
деритринитации.
- Нет, - покачал головой Горбовский, - не науку. Человека. Человек стал
равен богу.
- Богом быть трудно, - сказал Мбога.
Они подошли к краю обрыва. Леонид Андреевич снял тапочки, набрал
камешков и уселся на краю, свесив ноги в двухкилометровую бездну. Мбога
примостился рядом с ним на корточках, с любопытством вытягивая голову, чтобы
взглянуть на отвесную стену скалы, словно выровненную острейшей бритвой.
Внизу лес безнадежно жевал подошвы каменных великанов, здесь - ни травинки,
ни трещинки, ни зацепки. Теперь пришла очередь волноваться Горбовскому - ему
казалось, что еще немного - и Мбога, перекувырнувшись, полетит вниз черным
камушком.
- Мбога, прошу тебя - отодвинься.
Мбога отодвинулся.
- Теперь я, кажется, понимаю, что чувствовал Тойво Турнен, наблюдая
меня каждое утро сидящим на этом месте, - признался Леонид Андреевич.
- А кто такой Тойво Турнен? - поинтересовался Мбога.
- Турист-пессимист, - объяснил Леонид Андреевич. Он бросил камешек в
бездну.
- Религия - порождение слабости человека, слабости перед мощью и
непреклонностью окружающего мира, - сказал Горбовский. - До тех пор, пока
существовали слабые люди, беззащитные люди, сломленные люди, испуганные
люди, - религия была нужна и даже необходима. Как опиум, морфий в медицине.
Ибо религия как раз и есть социальный болеутолитель и транквилизатор.
- Ну что ж, теперь у нас сплошь сильные, смелые люди. Тогда я не
понимаю твоего беспокойства. Ты воздвигаешь на месте бога - человека и, в то
же время, отказываешь ему в праве на ошибку и даже гибель. Ты боишься не
ошибки, ты боишься смертей. Если каждый человек - бог, то гибель бога есть
гибель целой вселенной, так?
- Так, - легко согласился Горбовский. Разговор стал утомлять, как
утомляет любое откровение - выворачивание под яркий солнечный свет своих
самых темных, стыдных чувств, идей и сомнений. - Только я еще боюсь, что мы
слишком возомним себя богами и не заметим, как нами начнут манипулировать.
- Ага. Смутные идеи КОМКОНа насчет операции "Зеркало" докатились и до
тебя.
- Ну да...
- Странник не любит Странников. Горбовский боится Странников. Комов и
не любит, и боится, но считает, что все возможно под этими небесами. Один
старый, маленький доктор Мбога ничего не боится. У доктора Мбоги есть
большой карабин, а страшнее сора тобу-хиру в исследованной части космоса он
еще ничего не встречал.
Горбовский высыпал горсть камней в пропасть, пошевелил пальцами ног и
спросил:
- Так что же привело доктора Мбогу на Пандору? Или это секрет?
- Ну что ты, Леонид. От тебя - никаких секретов.
[VOZLUB03.GIF]
Хосико-сан ангар понравился. Как и любая база Периферии, База на
Пандоре испытывала катастрофическую нужду в свободном месте. Можно было бы
потеснить жилой сектор, заглубиться в скалы - как сказочные гномы, -
возвести высотные строения, но наиболее экономичным оказалось просто пустить
обустройство на самотек.
Творческий беспорядок на Базе порождал массу курьезных случаев,
одновременно будил воображение и заставлял проявлять изобретательность. Из
подвернувшегося под руку хлама собиралась бытовая техника, из стиральных
машин выходили прекрасные центрифуги для биолаборатории, а центрифуги из
биолаборатории использовались в качестве миксеров для сбивания молочных
коктейлей в домашних условиях. Инженерная и изобретательская мысль била
ключом, а число самых невероятных гибридов росло на глазах. Вадим Сартаков
на полном серьезе говорил о случае начала спонтанной механоэволюции на
отдельно взятой планете, а Алик Кутнов устал осматривать бродящих по улицам
киберуборщиков, стараясь отыскать взятый кем-то для их починки ионный
триггер.
Поэтому ангар для дирижабля, строго говоря, был занят не столько
дирижаблем, сколько бесконечными рядами всевозможных ящиков, контейнеров,
узлов, упаковок Грузная машина как-то терялась на этом фоне.
- Зря вы сюда привезли свой хлам, - жизнерадостно объяснял Джек. Он уже
отошел от стресса, да и Хосико оказалась при ближайшем рассмотрении совсем
не механизмом для смазывания шпинделей. Смеяться она умела. - Мы бы вам из
всего этого собрали бы здесь завод по производству звездолетов.
- Спасибо, - вежливо ответила Хосико, - но мне не нужны звездолеты. Мне
нужно абсолютно пустое помещение как раз вот таких размеров.
Робинзон недоверчиво посмотрел на совсем скромную по его разумению
кучку оборудования Фуками.
- Оно растет? - поинтересовался Джек. - Оно распухает, как тахорг во
время водопоя?
- Оно не распухает, - поправила Хосико, - но по инструкции оно требует
простора. А у вас здесь старты и приземления кораблей, разгрузка и загрузка,
а завтра здесь вообще станет непереносимо тесно.
Джек схватился за голову.
- На что это вы намекаете, Хосико-сан?
- Увидите, - пообещала Хосико. - Услышите. А теперь приступим к работе.
Как вы намерены превратить этот вертеп в идеально чистую площадку?
3. Горбовский
Работы продолжались всю ночь. Леониду Андреевичу не спалось, и он сидел
в холле гостиницы, наблюдая, как под лучами нескольких мощных прожекторов
люди вперемежку с киберами вытаскивали из ангара ящики и складывали их у
стен, таким образом заодно возводя дополнительный защитный слой для
лаборатории Фуками. Мбога спал в комнате Горбовского, выпив на сон грядущий
своего любимого ячменного кофе с синтетическим медом, к которому, как он
утверждал, пристрастил в свое время и тагорян. Забегала Хосико - за
кристаллами по монтажу оборудования. Она выглядела настолько занятой, что
Горбовский не решился ее окликнуть и продолжал возлежать на небольшой тахте
под раскидистым фикусом. А может быть, и не фикусом.
Суета напоминала срочную эвакуацию муравейника, и неожиданно для себя
Леонид Андреевич почувствовал тоску по какому-то конкретному, интересному,
практическому занятию. Внезапно захотелось на все плюнуть, позвонить злому
Валькенштейну, чтобы он срочно снимал с прикола "Тариэль", брал любой
подвернувшийся груз (хоть ульмотроны для физиков на Радуге) и по дороге
захватил, выдернул, спас, вытащил его отсюда, и тогда бы знаменитый
звездолетчик Горбовский стальными руками ухватился бы за штурвал своего
звездолета и со сверкающими глазами смело повел бы его сквозь магнитные
шторма навстречу новым приключениям.
Увы, пока это было невозможно. Думать сейчас было не приятным
развлечением, а тяжкой обязанностью, которую он поначалу взвалил на себя
сам, а потом - внешние обстоятельства. Тот же Мбога, спокойно спящий в его
номере. Но винить его в этом (в том, что взвалил, а не в том, что спал) было
трудно и несправедливо. Конечно, в том, что рассказал ему Тора-охотник,
имелась толика нездорового безумия, волнующая воображение намеками на некое
чудо, но Леонид Андреевич не очень-то верил в чудеса. Это странно, но за все
годы своей карьеры космонавта он не наблюдал ни одного мало-мальски
завалящего чуда. Все поддавалось научному объяснению. Вселенная
действительно оказалась насквозь рационалистичной. Кажется, кто-то очень
давно утверждал, что мироздание вмещает в себя бесконечное множество
потенций и задача Разума - реализовать одну из них, сформировать вселенную
под стать себе, под стать своим убеждениям. Древнее небо вмещало богов и
демонов, современный космос вмещает пустоту и звезды с редкими островками
цивилизаций, которые человечество разрешило себе помыслить. Почему
Странников назвали Странниками? Не марсианами, не инопланетянами, а -
Странниками? И теперь мы спотыкаемся о Странников на каждом шагу. Вернее, не
на самих Странников, а на их следы, мусор от былой деятельности.
Обречено ли человечество на такой конец - стать легендами у тех, кто
будет потом, кто придумает эту Вселенную совсем по-другому?
Горбовский вздохнул и сел на тахте, сбросив плед на пол. Захотелось
есть. На кухне горел свет, окошко Линии Доставки было распахнуто, и там
толпились горшочки, кувшинчики и упакованные в пленку огурцы. За, большим
столом широко расположился Марио Пратолини, перед ним, как вымуштрованная
армия, стройными рядами стояли все те же горшочки и кувшинчики, и
турист-физик осматривал их суровым глазом придирчивого полководца.
- Кушать хочется, - объяснил Леонид Андреевич.
- Может быть, поэтому мы и спим по ночам, - предположил Пратолини,
пододвигая Горбовскому пару дивизий своей доблестной армии. - Своего рода
защита, выработанная эволюцией, - не хочешь слоняться по ночам в поисках
бешеного мамонта - спи в пещере, завернувшись в шкуру.
В горшочках были салаты.
- Ага, - сказал Горбовский, - любопытная, но не оригинальная точка
зрения. Не вы первый намекаете на решающую роль лени в эволюции хомо
са-пиенс сапиенс. А кстати, Марио, как ваши успехи на охотничьем поприще?
Добыли череп тахорга?
Марио помрачнел, откусил огурец и стал жевать, кажется, вместе с
пленкой.
- Тахорги уже не актуальны, Леонид Андреевич. На повестке дня -
русалки. У всех есть тахорги. Куда ни придешь - у всех на стене висит череп
тахорга. Столько тахоргов на Пандоре не водится.
- Я тоже хочу череп тахорга на стену, - объявил Леонид Андреевич. -
Никогда не думал, что есть такие мелкие экземпляры... А что вы там сказали о
русалках, Марио? Наступил сезон ловли русалок?
Марио осмотрелся, достал из-под стола початую бутылку вина и пересел
поближе к Горбовскому. Оказалось, что от физика ощутимо пахло вином. Леонид
Андреевич заглянул под стол, где прятался основной резерв ставки, но
отказываться от стакана не стал. Ему самому хотелось напиться.
- Они есть, - прошептал Марио, отхлебнув из своей емкости.
- Русалки? - таким же шепотом спросил Горбовский.
Марио кивнул.
- Странные легенды гуляют по Базе, - продолжил физик, - но чтобы их
услышать... надо побродить по лесу. Жак мне много чего рассказал, только во
все это не веришь, пока не увидишь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг