и морда.
Под это напутствие он принялся прилаживать контактки к телу пробника.
Профессор Воронов, застегиваясь на ходу, вылетел в коридор, его
"Безобрразие;" прозвучало где-то вдали. Мегре взглянул на Звездарика
неодобрительно, а Лили-НООС с откровенным презрением: как распустил
подчиненных!
- Незаменимый человек, - развел руками Семен Семенович. - Его тоже надо
понять. Так, - он повернулся к жене поэта, - займемся вашим делом. Вы
желаете забрать вашего мужа таким, каков он есть, правильно? - Та кивнула. -
Чудненько. Мы вправе отпустить его "некомплектным", руководствуясь теми же
соображениями, по каким психиатры отпускают из клиник не опасных для
окружающих душевнобольных. Вы сейчас с ним побеседуете, оцените, насколько
он в норме и в форме, и если не передумаете, то с богом. Только выдвиньтесь,
будьте любезны, вперед.
Жена поэта вышла к сетке. Служитель вкатил под "стену плача" обряженное
пробное тело. Витольд Адамович игрой клавиш на панели послал в него из ЗУ
"некомплектов" личность Майского
Этот мужчина не гыкал, не дергался, не выгибался - слез с носилок, вяло
осмотрелся, сел на табурет, сунув руки между колен. Спереди он, надо
признать, выглядел ничуть не привлекательней, чем со спины: низкий покатый
лоб, так же далеко отступающий назад подбородок, маленькие глазки, широкие
брови, приподнятые в каком-то горестном удивлении, жилистая шея с крупным
кадыком выносила голову более вперед, чем вверх. Единственным замечательным
предметом на лице был нос - большой, лилово-красный и бугристый. На впалой
безволосой груди был овальный сизый шрам от пулевого ранения - под левым
соском, напротив сердца.
- Но это не мой муж! - воскликнула женщина.
- Пробное тело принадлежит Спиридону Яковлевичу Математикопуло, сорока
пяти лет, без определенных занятий, - пояснил начотдела, пожал плечами, -
чем богаты, тем и рады.
Мужчина поднял голову, взглянул на сетку, молвил сипло:
- Здрасьте, чего ж это я не твой? А чей же еще?
- Вы признаете, что это ваша жена? - спросил Звездарик.
- Моя, а чья же еще? Люська, Людмила Сергеевна Майская.
- Олеже-ек! - жена всхлипнула, приложила платок к глазам.
- А чего это ты сразу начинаешь: не мо-ой!.. Другого, что ли, завела?
Смотри мне!
- Олежек, ну о чем ты говоришь! Но тело у тебя какое-то...
- А что? - мужчина оглядел себя. - Тело как тело. Без плавников. Без
хобота. Без чешуи. Без рогов...- он снова с сомнением поглядел на свою
Людмилу. - То есть я так полагаю, что без рогов. Смотри, если узнаю!.. А
тело - хоть каким-то разжился.
- Но ведь... не твое оно.
- Ну, это - было ваше, будет наше. (Начальник ОБХС обменялся взглядом с
Витольдом: не понравилось обоим такое суждение "некомплекта"). Ну... так как
оно ничего?-мужчина с натугой улыбнулся.
- Скажите, - Семен Семенович решил оживить беседу, - а вы осознаете,
где находитесь, на какой планете - без хобота и чешуи?!
- Что значит, где нахожусь! - вяло окрысился мужчина. - Вы не той... не
того. Не этого. Что вы себе позволяете? У себя на Земле нахожусь, а то где
же еще!
Звездарик поморщился. Не нравился ему этот Олег Майский, психикой не
нравился.
...Он не встречался с ним в жизни, видел только фотографии в журналах и
сборниках (правильные черты, крутой лоб, красивая шевелюра, блестящие и
зажигательные какие-то глаза, спокойно-ироническая улыбка... Если прибавить
к этому молодость, поэтический дар и известность, то ясно, что жена должна
быть от него без ума, какие там измены!), но помнил и любил его стихи: умно
романтические, приподнимающиеся над обыденностью.
Особенно одно стихотворение, из ранних, запало в душу Семену
Семеновичу, и не только потому, что называлось "В альбом психиатру и было
близко его тогдашним занятиям. В вирше этом Олег Майский обыгрывал образчики
словесного творчества душевнобольных из попавшегося ему якобы на глаза
"Атласа психиатрии"; особенно один, с фразами "Светлость душ не может
возвыситься через деловые отношения" и "Я хочу в голубой зенит, там моя
точка!". Поэт в раздумчиво-лиричных строфах как-то очень изысканно ставил
вопрос, что, мол, если эти фразы свидетельствуют о ненормальности пациентов
в добром здравии составителей "Атласа", то что она, собственно, такое -
человеческая нормальность? Ведь в самом деле не возрастает светлость душ в
деловых, сделочных отношениях, что греха таить! И... чем плохо стремление в
зенит? Не есть ли наша нормальность просто видом согласованного
помешательства?
С подобным поэтическим экстремизмом С. С. Звездарик, конечно, не
соглашался, но стихами был пленен.
- Так расскажите нам, где вы побывали, Олег Викторович? - не отставал
он. - Вы же будете выступать с творческим отчетом, с новыми стихами,
созданными в разных мирах. Вот и считайте это вашим дебютом.
Мужчина опасливо глянул на Звездарика мутными глазками:
- Вы не того... не этого. Что это вы начинаете? Как, где побывал? Где
побывал, там и побывал. Согласно командировочному предписанию. Сначала у
барнардинцев остановились, у гуманоидов непарнокопытных пластинчатых.
Гостиница неважная, без удобств. Но кормили хорошо, не спорю. Насчет выпить
слабаки, мы там перепили всех. Вместо аплодисментов сучат копытами и прядают
ушами. Потом перескочили к звезде Браттейна. К дельфинообразным. Гостиницу
дали хорошую, только под водой. Там у них все под водой. Кормили неважно,
сырой рыбой. Стихи читал дыхалом, а дышал жабрами. Аплодировали плавниками,
но не слишком. Перебрались к инфразвезде Буа, к сдвинутым фазианам.
Гостиница паршивая, в магазинах сувениров полно, а с продуктами неважно. К
выпивке не подступиться. Зато дамочки там очень даже доступны...- Мужчина
оживился, на лице возникла широкая улыбка, глазки заблестели. -
Сфероящерочки, бесовочки-цыпочки - ух, хороши, хоть и с хвостами! Ну, мы и
сами там были с хвостами и с усами... годится для стиха, хе-хе?.. А на
соседней планетке - там опять все в воде, разумные структуры из Н2О,
гостиниц нет вовсе, и не кормят, только поят... зато на поверхности из пены
возникают такие Афродиточки, Афро-деточки!.. - он даже заплямкал губами. - Я
там с одной...
- Олежек, как ты мо-ог; - прорыдала жена.
- А что... что как я мог? Обыкновенно. Ты не той... не того. Не этого.
Сама-то здесь небось еще больше хвост распускала. Думаешь, я не знаю вашу
сестру, нагляделся в круизе-то: хоть с ящером, хоть с облаком, хоть с
вихрем - лишь бы новый. Погоди, вернусь домой, порасспрошу соседей, как ты
здесь без меня обитала. Если что узнаю, бубну так еще выбью...
- Олежек, ну что ты такое говоришь!!!
- А где вы еще были, Олег Викторович? - направлял беседу начотдела.
- Ну, где был, где был... разве все упомнишь! На обратном пути к
Проксиме залетели, к кристаллоидам. Гостиниц нет, планет нет, одни орбиты с
астероидами. И не кормят. Хошь, питайся светом звезды через фотоэлементы, не
хошь, летай так... И любовь там только духовная, информационная, хуже
платонической - без ничего. А, ну их! - и он махнул рукой.
- Скажите, это ваши стихи? - Семен Семенович продекламировал с
выражением:
Скучно на этой планете жить:ладить с коллегами, служить в тресте...Я
тоже хочу в голубой зенит. Давай полетим вместе!
- Ну, мои, мои...- мужчина скривился. - Вызывающие стишата. Эпатаж.
Ради славы и не такое сочиняют.
- Олежек!.. - жена только всплеснула руками; глаза у нее были совсем
красные, аккуратный носик вспух от слез.
- М-да!.. Так что, - обратился к 'ней Звездарик, - берете? Он в
общем-то нормален, опасности для окружающих не представляет. Если согласны,
сейчас доставим его собственное тело, перезапишем - и, как говорится, любовь
да совет. А?
Женщина затравленно взглянула на мужчину за сеткой, на людей по эту
сторону, замотала головой:
- Мне такого нормального не на-а-ааадоооо! - и с девчоночьим ревом
уткнулась Семену Семеновичу в грудь.
3
Далее разыгралась настолько безобразная сцена, что начотдела в самом ее
начале поспешил выдворить жену поэта в коридор. Он чуть не выставил туда и
Лили, но спохватился, что она - НООС, а тот видывал и не такое. "Некомплект"
Майский забунтовал, категорически отказался покинуть пробное тело, вернуться
в машину. Такое случалось с "некомплектами", и, в отличие от принудительного
считывания присвоенных чужих сутей (когда злоумышленник, угнетаемый чувством
вины, сознавал в конечном счете свой проигрыш и неизбежность расплаты),
данная проблема технического решения не имела. Решали ее в Кимерсвильском
отделе примитивно, кустарно: Лаврентий Палович надевал тугие перчатки,
входил в отсек и бил строптивому "некомлпекту" морду. В удары он вкладывал
воспоминания о полученных около "стены плача" обидах. Обычно этого было
достаточно: личность осознавала, что в блоках (пси)-ВМ ей будет уютнее,
утекала по проводам туда, а опорожнившееся пробное тело с мычанием валилось
на пол. Но для самых стойких и этого было мало.
Сейчас произошел именно такой случай. Распаленный долгим томлением в
ЗУ, предвкушением свободы, остервеневший от обиды на жену, которая от него
отказалась, не понимающий причин, "некомплект" Майский метался по отсеку,
кричал: "Не имеете права! |. Люська, ну погоди мне!.. Угнетатели! Люська,
вернись, пожалеешь!"- увертывался от наскоков служителя, отбивался кулаками
и ногами, поднимался, когда Лаврентию удавалось его достать... откуда и
прыть взялась в этом худом, слабом на вид теле. Наконец ему удалось накатить
на служителя носилки, сбить с ног. Тот на четвереньках ускакал в свой отсек,
и, когда поднялся там, вид у него был страшный.
- А!.. Что, взяли?! Люська, зараза, вернись! Шакалы!.. - орал
"некомплект", потом вдруг принялся дергать кабели, пытаясь выдернуть разъемы
из гнезд.
Это уже было совсем никуда. Служитель вопросительно глянул на
начальника ОБХС. Тот кивнул: действуйте. Лаврентий Павлович снял шлем,
спокойно пригладил жидкие светлые волосы, обрамлявшие лысину, надел пенсне,
взял с полки именной никелированный пистолет с удлиненным дулом и сквозь
дверцу навел его на пробника. Налившиеся кровью глаза под пенсне сощурились,
плоские губы сжались в ниточку, ноздри горбатого носа выгнулись.
Все затаили дыхание. Лили-НООС в этой ситуации повела себя, как Лили:
заткнула пальчиками уши, взвизгнула и зажмурилась.
- Ах, та-ак!?-"некомплект" рванул на груди несуществующую тельняшку,
шагнул к служителю. - Н-на, умираю, но не сдаюсь!
- Нэ умрошь, но сдашься, - проговорил тот, спуская курок. Гулко хлопнул
выстрел. На теле обозначилась кровавая дырка - под левым сосцом, рядом с
зажившим отверстием. Пробник подогнул колени, рухнул на линолеум возле
табурета.
- Три "ха-ха", пауза, и падает на пол, - произнес служитель и склонил
голову, будто ожидая оваций за меткий выстрел.
Но оваций не последовало. Присутствующие были ошеломлены: на их глазах
убили человека. Порфирий Петрович Холмс-Мегре, силясь понять, что произошло,
начал в растерянности принимать облики то Лаврентия, то Звездарика, то
пробника... затем устремил вопросительно-гневный взгляд на начотдела.
- Спокойно, - сказал тот (хотя сам был бледен), - все целы и все в
порядке.
Он повернул вправо регулятор громкости, набрал клавишами код личности
Майского, перекрыл своим голосом лавинообразно хлынувший во "стены плача"
галдеж:
- Тихо! "Некомплект" Майский, отзовитесь!
- Здесь я, здесь, - сказал серый голосок, совершенно непохожий на тот,
что минуту назад звучал в отсеке. - Ну, ладно, погодите вы мне!
- И вы погодите, Олег Викторович,-миролюбиво ответил Семен Семенович. -
Наберитесь терпения. Найдем вашу главную суть и отпустим вас с миром. Без
нее вы не человек, видите, даже жене не нужны. С этим все! - и вывел
громкость на нуль, погасив шум в динамиках (с выкриками: "Человека убили,
гады! Ироды!.."), затем приказал служителю: - Уложите тело нормально.
- Сэйчас, - тот поставил перевернутые носилки на колесики, поднял
убитого пробника и уложил его на них вниз лицом.
Звездарик набрал на панели новый код, затем нажал красную кнопку, под
которой были буквы: "Р. Б.": она осветилась изнутри.
- "Р. Б."-это регенеративная биостимуляция, - пояснил он гостям. -
Следите!
С минуту тело на носилках оставалось мертвым, неподвижно вялым. Потом
по нему прошел трепет мышечных сокращений. Ребра расширились, спина медленно
приподнялась - тело сделало вздох.
- Ну вот, дело пошло, - сказал Семен Семенович, - теперь я могу все
объяснить.
И объяснил. Собственно, это была самая непроверенная часть теории
обессучивания разумных белковых организмов: после удаления Я-составляющей
они по уровню жизнедеятельности становятся подобны кишечнополостным, вообще,
низшим. Общеизвестно, что у существ, не обремененных высшей нервной
деятельностью, особенно тонкими ее проявлениями, и здоровье крепче, и
аппетит лучше, и жизненной силы больше. Экстраполяция этих признаков и
привела к идее о повышенной живучести обессученных тел, о том, что все
повреждения у них должны восстанавливаться, как хвост у ящерицы; а если
создать специальные условия, то и быстрее.
Стычки с "некомплектами" и позволили нечаянным образом - нет худа без
добра! - проверить эти идеи. Тот же Лаврентий Павлович, потеряв голову от
оскорблений, нанесенных ему опрашиваемым в пробном теле
проповедником-баптистом, у которого пропала религиозность (он не только
обличал, но и плевался), произвел по нему три выстрела из именного
пистолета. В упор. Вызвали понятых и судмедэксперта, чтобы, как положено,
зафиксировать насильственную смерть для последующего привлечения
зарвавшегося служителя к ответственности. Но... вскрывать и констатировать
не пришлось. Пробное тело ожило раньше. К исследованию "эффекта воскрешения"
подключились нейрофизиологи, био кибернетики; разработали программу
стимуляции нервных центров через те же контактки, чтобы ускорить регенерацию
травм... и пошло.
- Да что много говорить, - заключил начальник отдела, - сами сейчас
увидите... Спиридон Яковлевич, - повысил он голос, - поднимайтесь, вас ждут
великие дела! Как самочувствие ваше?
Пробное тело повернулось набок, село на носилках, свесив тощие ноги,
повернуло голову к говорившему. Нет, это было не просто тело - человек с
осмысленным (и даже не таким меланхолическим, как прежде) лицом и точными
движениями.
- Спасибо, ничего. - Он потрогал себя под левой грудью, где уже
затянулась, покрылась розовой кожей смертельная рана, поморщился. - Вот
только здесь здорово мозжит. Что - опять?., (Звездарик вздохнул, опять,
мол.). За это доплачивать надо.
- А как же, Спиридон Яковлевич, согласно прейскуранту, - с готовностью
отозвался начальник отдела. - Не обидим! Вот, друзья мои, прошу любить и
жаловать: Спиридон Яковлевич Математикопуло, наш лучший донор.
Тот сконфузился, встал, зашел за носилки:
- Что же вы меня таким представляете, неловко, право. Я сейчас
облачусь, Эй, Лавруха, одежду!
Служитель подал пакет с одеждой, ухмыльнулся:
- С тэбя причитается, Спиря. Опять прямо в сэрдце, даже рэбра не задел.
Цэни!
- Ладно, получишь, живодер, бакшишник! - пообещал тот, надевая мятые
черные брюки.
Комиссар Мегре повернулся к Семену Семеновичу:
- Так ведь вот она, идея-то!..
Но объяснить ничего не успел. В отсек, где одевался "донор", ворвалась
Людмила Сергеевна Майская - запыхавшаяся, раскрасневшая, счастливая от
принятого решения.
- Ох... жив, цел! - кинулась к Спире, обняла, приникла. - Мой, все
равно мой! Какой ни есть... Прости меня, если можешь, дурочку малодушную. Я
просто растерялась, понимаешь? Прости, милый... мой милый! Одевайся скорей,
и пойдем домой, хорошо?
- Конечно, моя деточка, моя ласочка, моя ягодка! - "Донор" гладил
растрепавшиеся волосы женщины, покрепче прижал, целовал в губы, в щеки, в
глаза - не терялся. - Конечно, сейчас пойдем. Только куда: к тебе или ко
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг