Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Ну  что ж,  Уотсон,  так и быть, подскажу  вам, - сжалился над  своим
незадачливым   другом   Холмс.   И   продекламировал,    подделываясь    под
грибоедовского Скалозуба:

     Довольно счастлив я в товарищах моих,
     Вакансии как раз открыты.
     То старших выключат иных,
     Другие, смотришь, перебиты.

     - В самом деле,  похоже,  -  согласился  Уотсон. -  Но что  же из этого
следует? Ведь  и Грибоедов издевался над Скалозубом. И Толстой своего Берга,
да и  полковника  этого  гусарского  тоже  не жалует. А вы ведь, сколько мне
помнится, совсем  другое  собирались мне  доказать:  что одного  и  того  же
человека один  писатель  может изобразить отрицательным  героем, а  другой -
положительным. Ведь так?
     -  Да, верно.  Поэтому  перейдем  к  другому  действующему  лицу  этого
эпизода,  к   Марье  Дмитриевне   Ахросимовой.   Сперва  скажите:  она   вам
понравилась?
     -  Очень! Этот господин, у которого я про нее спросил, очень хорошо про
нее сказал, что она знаменита не богатством и не  знатностью, а прямотой ума
и простотой обращения.
     - А она вам никого не напомнила?
     - А кого она должна была мне напомнить? - удивился Уотсон.
     - Какую-нибудь другую литературную героиню.
     - Да вы хоть намекните: из какого произведения?
     - Да хотя бы из того же "Горя от ума".
     Уотсон задумался.
     - Нет,  - покачал  он  головой. -  В  "Горе от ума" таких нет и быть не
может.  Там  ведь у  него  -  я имею в  виду Грибоедова -  какое-то  скопище
монстров. Ну, кроме Чацкого, конечно.
     - Значит, не помните?  Ну что ж... В таком случае сейчас я вам напомню,
на  кого из  персонажей "Горя от ума"  похожа  толстовская Марья  Дмитриевна
Ахросимова. Только  на этот раз, Уотсон, я убедительно вас  прошу: ни слова.
Ни одной реплики.
     - Так ведь вы же сами мне сказали, чтобы я спросил у Берга...
     - Да, да.  Там  это было можно.  Но комедия  Грибоедова  ведь  написана
стихами. Говорить  стихами вы, я полагаю, вряд  ли сможете.  Впрочем, если у
вас получится...
     - О, нет! Ни в коем случае! - в ужасе воскликнул Уотсон. - Клянусь вам,
я буду нем как рыба!

       А. С. ГРИБОЕДОВ. "ГОРЕ ОТ УМА"
     Действие третье. Явление десятое

     Хлестова
     Легко ли в шестьдесят пять лет
     Тащиться мне к тебе, племянница, мученье!
     Час битый ехала с Покровки, силы нет;
     Ночь - светапреставленье!

     От скуки я взяла с собой
     Арапку-девку да собачку.
     Вели их накормить, ужо, дружочек мой;
     От ужина сошли подачку.
     Княгиня, здравствуйте! (Села.)
     Ну, Софьюшка, мой друг,
     Какая у меня арапка для услуг,
     Курчавая! горбом лопатки!
     Сердитая! все кошачьи ухватки!
     Да как черна! да как страшна!
     Ведь создал же Господь такое племя!
     Чорт сущий; в девичьей она;
     Позвать ли?

     София
     Нет-с; в другое время.

     Хлестова
     Представь: их как зверей выводят напоказ...
     Я слышала, там... город есть турецкий...
     А знаешь ли, кто мне припас?
     Антон Антоныч Загорецкий.
     (Загорецкий выставляется вперед.)
     Лгунишка он, картежник, вор.
     (Загорецкий исчезает.)
     Я от него было и двери на запор;
     Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье
     Двоих арапченков на ярмарке достал;
     Купил, он говорит, чай в карты сплутовал;
     А мне подарочек, дай бог ему здоровье!

     Чацкий
     (с хохотом Платону Михайловичу)
     Не поздоровится от этаких похвал,
     И Загорецкий сам не выдержал, пропал.

     Хлестова
     Кто этот весельчак? Из звания какого?

     София
     Вон этот? Чацкий.

     Хлестова
     Ну? а что нашел смешного?
     Чему он рад? Какой тут смех?
     Над старостью смеяться грех.
     Я помню, ты дитей с ним часто танцевала,
     Я за уши его дирала, только мало.

     - Ну как, Уотсон? Что скажете? Разве не похожа эта дама, - надеюсь,  вы
узнали госпожу Хлестову, свояченицу Фамусова, - разве не похожа она на Марью
Дмитриевну Ахросимову? Вернее, если строго придерживаться хронологии, - ведь
"Войну и мир" Толстой написал  гораздо позже, чем  Грибоедов свою комедию, -
разве не похожа  толстовская  Марья  Дмитриевна Ахросимова  на грибоедовскую
Хлестову?
     - Как вам сказать, -  замялся Уотсон. - Вообще-то,  небольшое сходство,
конечно, есть...
     - Ничего себе небольшое! - усмехнулся Холмс. - Да ведь они - как родные
сестры!  Вы  обратили  внимание,  как Хлестова говорила о  Загорецком?  И ее
ничуть не смутило, что он слышал эту ее  уничтожающую реплику: "Лгунишка он,
картежник,  вор!" А как она  обошлась с  Чацким? Ну  совершенно так  же, как
Марья Дмитриевна Ахросимова с Пьером Безуховым: "Я за уши его дирала, только
мало". И ведь это тоже в его присутствии. Согласитесь, Уотсон, у нее - та же
прямота ума и откровенная простота обращения, которая так восхищала Толстого
в Марье Дмитриевне. Уж в чем другом, а в этом Хлестовой не откажешь.
     - Так-то оно так, - не очень охотно  согласился  Уотсон. - Только Марья
Дмитриевна  -  просто  прелесть  что  за  старуха!  А  эта  ваша Хлестова  -
противная. И не спорьте, пожалуйста, Холмс! Сами знаете, что противная.
     - Да я и не  думаю спорить, - возразил Холмс. - Напротив, я ведь именно
это и хотел вам продемонстрировать. Ведь цель нашего расследования как раз в
том и состояла, чтобы доказать, что одного и того же  человека один писатель
может изобразить как привлекательного, обаятельного, милого, а другой его же
изобразит противным и даже отвратительным.
     -  Вы  что  же,  собираетесь  уверить  меня,  что  у  Марьи  Дмитриевны
Ахросимовой  и  грибоедовской  Хлестовой  был  один  и  тот же  прототип?  -
недоверчиво спросил Уотсон.
     -  Вот  именно!  Поглядите-ка,  что  пишет  по этому поводу  крупнейший
специалист по творчеству Грибоедова Николай Пиксанов.
     Холмс  отпер   свое  бюро,   достал   из  ящика  досье  с  материалами,
относящимися  к  "Горю  от ума",  и  вручил  эту  довольно  объемистую папку
Уотсону.
     Тот с интересом углубился в чтение.

       ИЗ СТАТЬИ Н. К. ПИКСАНОВА
     "ПРОТОТИПЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ КОМЕДИИ
     "ГОРЕ ОТ УМА"

     Наиболее  единодушны  современники и историки  в определении  прототипа
Анфисы Ниловны Хлестовой, свояченицы  Фамусова, тетки Софьи.  Ее  оригиналом
большинство  называет  Настасью  Дмитриевну Офросимову,  большую  московскую
барыню, известную своим умом, крутым характером, откровенностью и причудами.
Она была чрезвычайно популярна в большом обществе тогдашней Москвы, и о  ней
сохранилось  много  рассказов  и  анекдотов.  Свербеев  в  своих  "Записках"
передает любопытные подробности об одной из своих встреч с Офросимовой:
     "Возвратившись в Россию из-за границы в 1822 году, - рассказывает он, -
и не  успев еще сделать в  Москве никаких  визитов, я отправился  на  бал  в
Благородное собрание;  туда  по вторникам  съезжалось  иногда до двух  тысяч
человек. Издали заметил  я сидевшую  с дочерью  на  одной  из скамеек  между
колоннами Настасью Дмитриевну Офросимову и, предвидя бурю, всячески старался
держать себя от нее  вдали, притворившись, будто не слыхал, когда она на пол
зала закричала мне: "Свербеев! Поди сюда!"
     Бросившись в  противоположный  угол  огромного  зала,  надеялся я,  что
обойдусь  без грозной с  нею встречи.  Но  не прошло  и четверти  часа,  как
дежуривший в этот вечер старшина, мне незнакомый, объявил, что ему приказано
немедленно меня к ней привести.
     "Что это ты с собой делаешь? - напустилась она на меня. - Таскаешься по
трактирам, да по кабакам, да где-нибудь  еще хуже, оттого и порядочных людей
бегаешь. Ты знаешь, я любила твою мать, уважала отца..." И пошла, и пошла. Я
стоял перед ней, как осужденный к казни, но как всему бывает конец, то и она
успокоилась".

     - Ну, Уотсон, что скажете? - торжествующе спросил Холмс.
     - Поразительно! - воскликнул Уотсон. - Сходство просто потрясающее. Как
говорится, один к одному. Ведь у Толстого она точь-в-точь так  же обошлась с
Пьером.  Я думаю, Толстой всю  эту сцену отсюда и взял,  из записок этого...
как его... Свербеева...
     -  Очень  может  быть, - согласился Холмс.  - Во  всяком случае, он эти
"Записки"  безусловно  читал. А  вот  послушайте,  что пишет  другой  старый
москвич, Стахович,  в своей  книге "Клочки воспоминаний", вышедшей в  свет в
тысяча девятьсот четвертом году.
     Достав с полки книгу и раскрыв ее на специально заложенной странице, он
прочел:
     -  "Старуху Хлестову  я  хорошо помню:  это  была  Настасья  Дмитриевна
Офросимова... Ее же под именем Марьи Дмитриевны Ахросимовой  описал в "Войне
и  мире"  граф  Лев Николаевич  Толстой".  Ну как?  Теперь,  я  надеюсь,  вы
убедились, что у Хлестовой и Ахросимовой был один и тот же прототип?
     - Похоже, что так, - согласился Уотсон.
     - Впрочем, если вам этого мало, вот  вам еще  один  весьма авторитетный
источник:  книга  известного историка  русской литературы  Михаила Осиповича
Гершензона "Грибоедовская Москва".

       ИЗ КНИГИ М. О. ГЕРШЕНЗОНА
     "ГРИБОЕДОВСКАЯ МОСКВА"

     Знаменитую Настастью Дмитриевну Офросимову с фотографической точностью,
вплоть  до фамилии  и  закачиванья  рукавов  изобразил,  как  известно,  Лев
Николаевич  Толстой в  "Войне  и  мире".  Ее  же часто  называют  прототипом
Хлестовой из "Горя от ума". Нет сомнения, что Грибоедов должен был знать ее.
     Сцена между Ахросимовой и Пьером совершенно верна, разве только Толстой
облагородил  свою Марью  Дмитриевну и дал ей слишком мягкие манеры -  Вот! -
обрадовался Уотсон,  прочитав это последнее замечание Гершензона. - Вот этот
вопрос  я  как  раз  и собрался вам задать, мой ученый друг. Кто же все-таки
нарисовал   более   точный  портрет  этой  самой  Офросимовой?  Толстой  или
Грибоедов?  Если  Толстой  ее  облагородил,  значит,  Грибоедов был  ближе к
оригиналу?  Как же тогда этот ваш историк говорит,  что Толстой описал ее "с
фотографической точностью"?
     -  Ну,  во-первых, ни  один  писатель,  как я вам уже  говорил, никогда
никого не  описывает с  фотографической точностью.  Это Гершензон просто так
сказал, не буквально, а метафорически. Каждый писатель описывает то или иное
явление, того или  иного  человека,  исходя из  своих  представлений  о нем,
исходя из того, как он его видит, как он его понимает.
     -  Но как же все-таки могло получиться, - продолжал недоумевать Уотсон,
-  что  одна и та же  женщина у Толстого  получилась такой обаятельной, а  у
Грибоедова...
     - Не слишком обаятельной, - насмешливо подсказал Холмс.
     - Мало сказать - необаятельной. Просто отталкивающей!
     -  Все дело  тут в том, - объяснил  Холмс, - что  Толстой  и  Грибоедов
совершенно  по-разному  смотрели  на  свою  натуру. Не  только  на  Настасью
Дмитриевну Офросимову, а на  весь  этот круг  людей,  которых они стремились
изобразить. Грибоедов ненавидел  и презирал лицемерное фамусовское общество.
Он стремился сатирически разоблачить его.
     - А Толстой?
     -  А   Толстой   относился   к  своей  натуре  совершенно  иначе.  Вот,
прочтите-ка, что он писал в черновом наброске предисловия к "Войне и миру".

       Л. Н. ТОЛСТОЙ. ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ
     К "ВОЙНЕ И МИРУ"

     Несколько  слов в  оправдание на  замечание, которое  наверное  сделают
многие.  В  сочинении  моем действуют  только  князья,  говорящие и  пишущие
по-французски,  графы и  т. п.,  как  будто  вся русская жизнь  того времени
сосредоточивалась в этих людях. Я согласен, что  это неверно и нелиберально,
и могу сказать один,  но  неопровержимый ответ.  Жизнь  чиновников,  купцов,
семинаристов  и  мужиков  мне  неинтересна  и  наполовину  непонятна,  жизнь
аристократов  того времени,  благодаря  памятникам  того  времени  и  другим
причинам, мне понятна, интересна и мила.

     -  Никогда бы не  подумал,  - сказал Уотсон,  - что Толстой может такое
написать.  А  почему вы  сказали,  Холмс, что это черновой набросок? Он что,
потом написал это предисловие иначе?
     - Он потом вообще от него отказался. Не стал печатать.
     - Вот как? А почему?
     - О,  это очень интересный вопрос... Я думаю, главным  образом  потому,
что в процессе  работы над романом Толстой изменил отношение к своей натуре.
Роман  о  подвиге  народа  в  великой  войне  не  мог  быть  населен  одними
аристократами.  В  нем неизбежно  должны были появиться  и  мужики,  которые
вынесли на своих  плечах главную тяжесть войны, и такие люди, как, например,
капитан Тушин - отнюдь не аристократ по происхождению, - и такие, как Платон
Каратаев. Да и жизнь аристократов в конце концов ему стала далеко не во всем
мила.  Иначе  не появились  бы в его  романе такие люди,  как князь  Василий
Курагин, его сын Анатоль и дочь Элен. Коротко  говоря, Толстой  сперва хотел
написать один роман, а написал - другой...
     -  Если  я  вас правильно понял,  -  прервал его  Уотсон, -  вы  хотите
сказать,  что  в  процессе  работы  над  романом  взгляд   Толстого  как  бы
приблизился к воззрениям Грибоедова?
     -  В  какой-то  мере.  Хотя  роман Толстого, в отличие от грибоедовской
комедии,  - это,  разумеется,  не сатира.  Фамусов  -  сатирический образ, а
старый граф Ростов - отнюдь  нет.  Хотя у  них немало общего.  Вообще,  если
вдуматься,  в  романе Толстого можно  найти более или  менее прямую аналогию
едва ли не каждому грибоедовскому персонажу. Есть в нем и свой Чацкий...
     - Это Пьер?
     - Хотя бы... И свой Скалозуб, как мы с вами только  что убедились. Хоть
он и  не занимает в романе такого заметного места, какое Скалозуб занимает в
комедии Грибоедова...
     - Да, пожалуй.  Но такого человека, как Молчалин, бьюсь об заклад, вы у
Толстого не найдете, - сказал Уотсон.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг