концу, и в тех краях, что война обошла стороной, уже сняли урожай.
- Ладно. Становись лагерем. Ночевать будем здесь.
Солдаты с гомоном разбрелись по пустырю, выворачивая из развалин
подходящие лесины для костров. Больше там ничего не искали - после данов
грабить было нечего. Кое-кто примеривался бить рыбу с плеса. Все было как
всегда... они хорошо запаслись продовольствием и вином из разграбленных
домов вассалов-предателей и готовы были ночевать где угодно. Впрочем,
окажись деревня на месте, они бы и свежатинкой не побрезговали... но ее
здесь не было. Хотя Эду деревня была нужна только для одного. Он хотел
спросить, где здесь похоронен мельник. И похоронен ли вообще. Он не стал
спрашивать об этом Азарику, предвидя, что это будет ей слишком больно, но
знать - хотел. Возможно, это сделали Эттинги... только единственный
оставшийся в живых Эттинг сейчас шлепает по Компендию, цепляясь на королевин
подол.
Теперь уже не узнать.
Он постоял, кусая губы. Затем подозвал Жерара, оруженосца, и велел
седлать коня. И предупредить часовых, что он, Эд, уезжает до света в лес.
Жерар, здоровенный детина, прижал к груди мощные кулачищи.
- Ночью? В лес? Одному? Да там же и нечистая сила, и волки, и мятежники
бродят! Ваше величество, возьмите хоть меня с собой!
Эд зыркнул на него так, что Жерар проглотил язык и незамедлительно
ринулся исполнять поручение. Правда, временами оглядывался и жалобно
моргал - надеялся, что король передумает и позволит ехать с ним. Напрасно
надеялся. Жерар, конечно, был человеком верным, но не настолько, чтобы Эд
мог ему доверять. За всю жизнь у Эда был только один оруженосец, которому он
полностью доверял. Доверял и теперь... только он... она уже не была его
оружносцем.
Пока он огибал излучину реки, спустилась ночь. Но Эд хорошо видел в
темноте - привык за время бродяжьей и разбойничьей жизни. Он искал... если
бы он сам мог определить, что он искал! По крайней мере, он должен был
увидеть то самое место.
Только по ивняку и зарослям бузины он его и узнал. Ничего здесь не
осталось. Обломки плотины затянуло илом, занесло песком, пепел от мельницы и
хижины его владельца давно разнес ветер.
И все же - он был уверен - именно здесь четыре года назад, может быть,
день в день, прокатившись по лесу, остановилась императорская охота, чтобы
найти себе новое развлечение. Все закрутилось перед глазами в дикой пляске -
императрица с золотыми волосами, выпевающая свою злобную литанию,
придворные, доезжачие, священники, старик с окровавленным лицом, девочка в
посконной рубахе, мечущаяся у костра из горящих книг... нет. Нет. Сейчас не
время для подобных воспоминаний. Это уже было. Потом.
Он спрыгнул с коня и повел его за собой в поводу. Внезапно что-то
хрустнуло под ногой. Он нагнулся и отскочил, как ужаленный. Сапог его
наступил на человеческий череп. Против воли он ощутил, как его колотит.
Господи, неужели еще и это? Мало убить по незнанию родного отца, нужно еще и
попрать ногой его кости? Усилием воли он подавил в себе дрожь и поднял
череп, взглянул в его пустые глазницы. Кость была совершенно бела и уже
покрывалась известковой коркой. Эд знал, что это значит. Череп был слишком
стар и не мог принадлежать Одвину.
Потом он смутно вспомнил скелет, болтавшийся под потолком в хижине
мельника, и который он сам же во время всеобщего погрома разнес на куски.
А это означало - хижина мельника была здесь. А также - никто после сюда
не возвращался и ничего не трогал.
Он отбросил череп и вытащил из ножен меч.
Копал он долго. Хотя единственным свидетельством в пользу этих трудов
были вопли Кочерыжки о том, что у мельника-колдуна имелся погреб, в котором
наверняка было кое-что припрятано. И это при том, что усопший смертью
неправедной аббат врал гораздо чаще, чем молился, а в доме мельника уж точно
ни разу в жизни не бывал. Но он чувствовал какое-то злобное, ни с чем не
сравнимое удовольствие от того, что благородное лезвие родового меча ( чьего
рода, кто объяснит?) заменяло простой заступ или лопату. Вытирал пот со лба
и вновь вонзал Санктиль в сырую черную землю. Он действовал уже бездумно и
мог бы работать так до самого рассвета, пока меч не ударился о что-то
твердое.
Он соскреб полосу дерна, наросшую здесь за четыре года - обнаружились
остатки обгорелых досок и оплавленная с них глина, расшвырял это, как в
лихорадке. А под грудой мусора, в который превратились остатки жилья,
некогда опрятного и уютного - крышка, - не такая, как пол, оттого, видно, и
не сгорела - доски прочные, не иначе, дубовые, соединенные бронзовыми
скрепами. Кольцо на крышке погреба, однако, проржавело вконец, и когда он
схватился за него, отвалилось, осыпаясь рыжей трухой.
Тогда он подцепил крышку мечом, как рычагом, и нажал, что было сил.
Крышка сначала подавалась неохотно, натужно, а потом отошла, и он отпихнул
ее в сторону. Открылся черный провал, более темный, чем ночь, что обступала
его.
Уж не в свою ли могилу заглядываешь, Эд, король Нейстрии? Если его и
можно было чем-то запугать, то только не этим. Однако здесь на собственное
зрение уже нельзя было полагаться. Он вернулся к ивняку, наломал сухих
веток, выкресал огонь и поджег. И с этим самодельным факелом спустился вниз.
Каких бы ужасов он ни ожидал от тайника чернокнижника, всем этим
ожиданиям не суждено было сбыться. Погреб был самый обычный, из тех, в
которых рачительные хозяева хранят припасы на зиму. Конечно, воздух был
затхлый, и деревянная лестница, которую годами не поновляли, подгнила, так
что Эд едва не свалился с подломившейся ступеньки, однако ж ничего
замогильного здесь не было. Простой деревенский подпол с полками по стенам.
Но и мешков с просом и репой, окороков и связок лука на этих полках тоже не
имелось. А стояли на них кувшины и корчаги с горлами, плотно замотанными
тряпками, а кое-где и с запечатанными или залитыми свинцом. И находилось в
этих кувшинах - Эд мог бы в этом покляться - что угодно, только не доброе
мозельское вино и не деревенский сидр. Не знал он, что там такое было, и,
честно говоря, знать не хотел. Возможно, Азарика сумела бы в этом
разобраться, но...
Но в эти мгновение его внимание привлек какой-то предмет, цветом и
формой отличавшийся от всего, что он здесь увидел. Придвинувшись, он
разглядел в самой глубине, у стены, какой-то ларец. Пришлось бросить факел -
все равно от него не было уже никакого толку, полностью прогорел - и
попробовать сдвинуть ларец с места. Это оказалось неожиданно просто - на вес
ларец был легче, чем представлялся. Под слоем пыли обнаружилось, что он
костяной и полностью, от крышки до днища, покрыт замысловатой резьбой.
Держа ларец в руках, Эд взглянул вверх и увидел, что небо побледнело.
Близился рассвет. Подхватив свою находку, он выбрался наружу, но
возвращаться в лагерь не спешил. Даже если эта находка не значит ровно
ничего, он не желал, чтоб ее кто-нибудь видел.
Для начала он рассмотрел сам ларец. Моржовая кость, а манера -
бретонская либо ирландская. Что само по себе еще ничего не значит. Ларец был
заперт на замое, и где находился ключ от замка, в настоящее время ведал один
только Бог. Однако Эд и не собирался тратить время на его поиски ( ключа, не
Бога). Он сбил замое кинжалом и отжал крышку. И приступил к изучению
содержимого ларца.
Самым большим предметом в ларце оказался вытянутый чеканный футляр из
тусклого металла, судя по весу, серебряный. Против ожидания, у футляра
оказалась отвинчивающаяся крышка, и когда Эд открыл ее, выяснилось, что
футляр содержит толстенный свиток, плотно исписанный непонятными значками по
телячьей коже. Сколько Эд ни вглядывался в тусклом рассветном сумраке, он не
мог узнать ни одной знакомой буквы. В норманнском плену ему приходилось
видеть руны, которые тамошние колдуны высекали на камнях или резали на кости
для своих волхвований - но и руны эти значки ничуть не напоминали.
Пресловутая "халдейская книга", с которой начались все несчастья Одвина? И
почему он хранил ее отдельно - ведь другие книги были наверху, где и
сгорели?
Он осторожно убрал свиток в футляр и закрыл его. Возможно, остальные
предметы, хранящиеся в ларце, прояснят загадку...
Под футляром лежал сложенный лист пергамента, исписанный сверху донизу.
На сей раз это была латынь - настолько-то у Эда знаний хватало. Правда,
прочитать, что там написано, он уже не мог. Но он и не пытался. Нахмурив
брови, он разглядывал гербы, нарисованные в верхних углах пергамента. Герб
слева - всадник на белом коне - не слишком его заинтересовал, а вот
справа... старательно выписанные три лилии на синем щите... герб Нейстрии...
и без черной полосы! Если б он только мог прочитать, что здесь написано...
Этим, однако ж, содержимое ларца не исчерпывалось, хотя любителю
писаного слова делать здесь больше было нечего. На дне ларца лежало еще три
предмета - один побольше, два поменьше. Эд вынул, даже схватил больший,
потому что среди всего найденного им это была самая близкая ему и понятная
вещь.
Рукоять меча.
Сам же клинок был косо обрублен почти у самой рукояти, и страшен,
верно, был удар, рассекший закаленное железо - на такое способна лишь
дамасская сталь, либо тяжелый топор-франциска. И нанесен был удар давно -
обрубок клинка уже обильно тронула ржавчина. Но вот рукоять меча осталась
цела, и по ней было видно, что некогда это оружие было достойно короля...
или императора. Рукоять была окована листовым железом, оплетенным витыми
серебряными захватами. Эфес венчала голова орла с рубиновыми глазами, а
поперечные пластины рукояти, защищавшие руку, были сделаны в виде крыльев
орла и украшены сапфирами. У основания же эфеса, там, где у орла - рукояти
должно было быть сердце, был вделан простой необработанный камень. Точно
булыжник или обломок каменной ограды. Но, судя по тому, на каком почетном
месте он находился, для былого владельца меча этот булыжник представлялся
дороже окружающих его золота и драгоценных камней. Должно быть, он почитал
его реликвией необычайной ценности и святости. Что ж, какой бы силой ни
обладала реликвия, клинка она не уберегла... Но, может быть, сила была
именно в рукояти, а не в клинке? Ведь меч может быть выкован снова, второй
же такой реликвии может и не быть?
Эд отложил рукоять и выложил на ладонь то, что еще оставалось на дне
ларца. То, что он увидел, заставило его озадачиться еще больше, хотя,
казалось бы, он должен быть к этому подготовлен.
Круглая печать с теми же тремя лилиями, перешедшими по праву
наследования от Меровингов к Каролингам, от потомков Хлодвига - к потомкам
Карла Великого. Теперь она, как говорят, перешла к придурочному Карлу, и
Фульк утверждает, что, будучи опекуном слабого духом и телом наследника
Каролингов, распоряжается ею, как единственный и законный канцлер Нейстрии.
Значит, либо Фульк врет по обыкновению, либо одна из этих печатей -
поддельная...
И, наконец, первый луч выползавшего из-за верхушек деревьев солнца
ударил слепящим бликом по лежавшему на ладони Эда массивному золотому
перстню. На овальной печатке довольно искусно было отображено лицо худого
носатого человека в короне. Изображение окружала надпись, и, хотя все буквы
в ней были перевернуты, Эд сумел ее прочитать - уж настолько-то его
хромающей на обе ноги грамотности хватило, да и видел он уже раньше подобные
перстни. Человек в короне прозывался Ludovicus imperator. Ни больше, ни
меньше.
Еще того не легче! Помимо государственной печати Каролингов в ларце
мельника Одвина покоилась еще и личная печать императора Людовика
Благочестивого... который, между прочим, отдал Богу душу, когда Одвин был
еще совсем зеленым юнцом... почти полсотни лет назад. Людовик
Благочестивый... император, человек, которого, не будь прошлогодней исповеди
Заячьей Губы, Эд называл бы своим дедом... но при чем здесь Одвин? Откуда в
погребе деревенского мельника, будь он хоть десять раз колдун, имперские
регалии? Вот она, тайна, которую чернокнижник скрывал от всех, от друга
юности и (может быть, до поры до времени) от приемной дочери.
Впрочем, все это лишь подтверждало уже поселившиеся в душе Эда
подозрения, что чернокнижник имел отношение к делам Каролингов, и на самом
высоком уровне. Но вот какие? И почему перстень, печать и рукоять хранились
вместе с халдейской книгой, которая принадлежала самому Одвину? Не нашел он
ответа также и на вопрос, кем был Черный Гвидо. Хотя, скорее, нашел. Черный
Гвидо не был самозванцем. Одвин не зря веровал в его права на престол - вот
они, доказательства! А вот откуда они взялись... Быть может, это прояснится
из грамоты с гербом Нейстрии. Во всяком случае, сидя здесь, на краю
развороченного погреба при свете наступающего дня, он истины не узнает. Не
докопается. Все, до чего можно было докопаться, он уже выкопал - в прямом
смысле слова. Эд сложил все найденное обратно в ларец, ларец перевязал
ремнем, поскольку крышка была отломана, и убрал его в седельную сумку. Перед
уходом он, однако, снова прикрыл погреб крышкой и, как мог, закидал его
землей и досками. Хотя ему ничего здесь больше не надо было, ему не
хотелось, чтобы кто-нибудь увидел тайник Одвина. И снова вспомнил он о
потревоженной могиле, и на сей раз не стал гнать от себя эту мысль. Пора
было ехать в лагерь. Но по пути он дал себе слово - по возвращении в
Компендий непременно поговорить с Фортунатом. В конце концов, уклоняться от
разговора со стариком - это уже похоже на трусость.
Мысль послать за Гислой подала королеве Нантосвельта. Она не слишком
обожала сеньеру Верринскую, считая ее особой шумной, не в меру говорливой и
грубоватой. В сущности, это была ревность, и Нантосвельта, как женщина
умная, отдавала себе в этом отчет. Но, будучи не только умной женщиной, но
матерью многочисленного семейства, Нантосвельта отнюдь не разделяла
благодушного настроения королевы насчет будущих родов. Слишком быстро забыла
королева пересуды служанок. Здоровье - это еще не все. Сулейману же
Нантосвельта не доверяла. Не доверяла - и все. Когда придет время, рядом с
королевой должна быть опытная женщина. А лучше - две.
Но, хотя жизнерадостность Гислы всегда благотворно влияла на королеву,
она не решалась послать за ней, не посоветовавшись с мужем. Не напомнит ли
ему встреча с Гислой о том недавнем потрясении, пережитом летом? ( Она так и
не осмелилась спросить Эда, откуда он узнал... может, от кого-то из давних
участников той проклятой охоты? Или от уродов? ) И к тому же, у Гислы была
своя жизнь, своя семья, дети, муж...
Однако, когда вся суматоха, связанная с возвращением Эда, улеглась
немного, она намекнула о своем желании повидать Гислу. Он это приветствовал.
- Поусть приезжает, - сказал он, - хоть во всей своей оравой. Развлечет
тебя, а заодно и повидается с мужем, когда я вызову его с лотарингской
границы.
- А я думала, он в Суассоне...
- Почему в Суассоне?
Она смутилась.
- Так просто... одна мысль зацепилась за другую...
Это была правда. Альберик Верринский был столь же предан Эду, как и
Генрих Суассонский, поэтому ее сознание на мгновение объединило их в единый
образ. Но герцог Суассонский уже два года в могиле... как она могла так
ошибиться!
Однако взгляд Эда был внимателен и пристален.
- Правильно мысли зацепились, - сказал он. - Я мог бы и сам об этом
подумать. Ты считаешь, он был бы хорошей заменой?
- Но у герцога Суассонского, насколько я помню, осталось двое детей?
- Несовершеннолетних. И согласно закону и праву я взял их под свою
опеку. Так же, как и город Суассон. Герцогиню же я лишил вдовьей доли и
выслал в Трис.
Теперь она следила за ходом его рассужений. Ради памяти Генриха
Суассонского Эд применил к его вдове далеко не самое суровое наказание, хотя
все указывало на ее участие в заговоре и покушении на жизнь короля - ведь
она была родной сестрой Аолы Трисской. Ее не ждали ни костер, ни даже
монастырская келья. Но во владениях покойного мужа ей было показываться
запрещено, равно как и пользоваться доходами с них. Герцогом Суассонским
стал старший сын покойного, тоже Генрих, которому было всего десять лет, а
столь важный в военном, торговом и политическом отношении город, как Суассон
( одно время он даже был столицей Западно-Франкского косударства) требовал
суровой охраны и умелого хозяйствования.
- Ты хочешь назначчить Альберика наместником в Суассоне?
- А ты?
- Какое это имеет значение?
- Имеет. Ты - королева.
Она не сразу ответила. Приказ графа Парижского Озрику-Оборотню не
давать ему советов на людях отпечатался в сознании королевы, как резцом на
каменной плите, и она по прошествии стольких лет все еще следовала ему. Но
здесь - другое дело... они наедине, а советовать без посторонних он и тогда
ей не только не запрещал, напротив - требовал. Правда, она долгое время и на
это не решалась.
- Пожалуй, это будет наилучший выбор.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг