бычью голову, посаженную на длинную, как у страуса, шею с пышной гривой на
изгибе, на которую спадали вялые слоновьи уши. Удивленный видом существа,
которого так ловко оседлал Нахангов, Давлятов повернул руль ракеты, нырнул
и увидел, как зверь разгребает воздух верблюжьими лапами в такт ездоку,
похлопывающему зверя по бокам своими охотничьими сапогами.
В уходящем окне коридора, из которого они выплыли на открытое
пространство, Давлятов различил панораму гор и по их очертаниям понял, что
это Саф и Аль-Мавр; спрятавшись в ущелье, зверь ждал их прилета, чтобы
увезти Нахангова к кругам ада.
Поравнявшись снова со своим вельможным попутчиком, Давлятов разглядел
на волосатом боку зверя какую-то букву. Это была буква Д, умело
разрисованная, начало какого-то выражения.
- Что означает этот таинственный знак на боку вашего Буцефала? -
насмешливо крикнул Давлятов. И услышал возле уха чужой, скрипучий голос,
пояснивший:
- Это мой нетерпеливый ученик. Ему так хотелось поскорее вырваться на
свободу, что он остался не до конца названным. А ведь вы сами понимаете,
падишах, что в наше время безымянному и шагу нельзя ступить, чтобы не
вызывать к себе подозрений...
Давлятов повертел головой, но с первого раза не заметил незнакомца. И
лишь развернув ракету в полный оборот, увидел, что летит в их пестрой
компании и Азазиль-Иблис [Дьявол], с банкой краски, которую он подвесил
себе шнурком на шею, и с большой кистью в руке.
Нахангов продолжал лететь с сосредоточенным видом, словно все, что
делалось вокруг, его не интересовало. Попав в какое-то облако, не то
пыльное, не то метеорное, он надел на голову шлем и больше не снимал его до
конца путешествия.
Воспользовавшись его безучастностью, Азазиль, криво усмехаясь,
подлетел вплотную к своему непослушному ученику и, обмакнув кисть в банку,
коснулся бока зверя. Тот лягнул, желая выбить из рук Азазиля кисть, но
промахнулся. И как бы Давлятов ни напрягался, не мог рассмотреть художеств
Азазиля во всех подробностях, ибо Азазиль словно затеял ловкую игру.
Он кувыркался в воздухе, прицеливался, направив кисть, подлетал снизу,
затем неожиданно оказывался над головой шлемоносца, и движения его были так
точно рассчитаны, так искусны, что строптивый ученик наконец сдался и
опустил копыта. И лишь когда Азазиль, удовлетворенный, спрятал куда-то
кисть, зверь изогнулся, чтобы стыдливо прикрыть хвостом начертанное, но
бараний хвост его прикрыл лишь последнюю букву, но и ту не полностью, так
что Давлятов мог теперь прочитать Иблисово выражение "Даджаль".
Давлятов поначалу было дрогнул, но затем поддался игривому, ироничному
настроению и, глядя в стальные глаза Иблиса, крикнул:
- Поражен вашим искусством, Мавлоно! Знаю я существа, слепленные из
глины, закаленные на огне, но чтобы создать подобное... из того, что нельзя
попробовать на ощупь, на вкус... из подпольных тайников, где рождаются
безбожные мысли и лженаука. Истинно, зверь ваш кроток на вид, как агнец, но
мы еще услышим его речи и поразимся!
- Не нужно истерики, гражданин! - пробормотал над ухом его Иблис и,
нырнув к пылающему облаку, исчез насовсем из виду...
И лишь после этого даджаль облегченно вздохнул, почувствовал себя
раскрепощенным и пробормотал что-то невнятное трубным голосом.
Невозмутимый Нахангов чуть наклонился, но, ничего не услышав, пнул
сапогом даджалю в бок, поторапливая его.
- Вы, люди... эй, гу-гу, - попробовал свой голос даджаль и,
удовлетворенный тем, что голос прорезался, важно и торжественно изрек: -
Эй, че-ловеки, вам мнится, что вы достигли космической мудрости, а между
тем знайте же, что генетика - лженаука, порождение сатаны, моего великого
учителя Иблиса, кибернетика - лженаука... Нет в мире слова, которое было бы
высказано. Нет в море волны, которая поглотила бы ложный звук эха. Нет в
огне света, отделяющего мглу от истины. Нет извилины в бедной голове,
различающей грех и святость... Вода низвергается...
- Замолчи, хулитель! - прервал его Нахангов и хлестнул даджаля плетью
меж ушей. - Ты мешаешь мне сосредоточиться. Не забывай, что я должен
произнести заключительную речь на конференции.
- Все у черты, - промямлил даджаль, кривясь от боли. - У черты... - И
последние слова его поглотило облако, сквозь которое они стремительно
пролетели.
Облачко дохнуло на Давлятова прохладой, он поежился, чувствуя, как
неудобно ему в ракете - не может вытянуть ноги, чтобы дать им отдых.
- Скряга вы! - повернулся он к Нахангову, напряженно смотревшему
вдаль. - Получаете такое жалованье... директорскую ставку - раз,
член-корровскую надбавку - два, плюс номенклатурные льготы... и не можете
купить Батурбеку ракету попросторнее.
Нахангов недовольно глянул на него и пробормотал:
- Могли бы и не подрывать мой служебный и человеческий авторитет!
Тем более перед этим потусторонним существом, которое разнесет сплетню
по всему свету. - И снова в сердцах пнул даджаля сапогом в бок. Даджаль
взвизгнул по-поросячьи и поспешил высказать туманное:
- Все у черты... У лукоморья. У огненного ядра. У набоба. У
люля-кебаба...
Огненный шар, вязкий на вид, к которому они летели, быстро рос, и от
изгиба горизонта выплыли всплески пламени.
- Внимание! - вдруг скомандовал Нахангов, отведя от глаз бинокль. -
Приближаемся! Прошу всех затаить дыхание и молчать!
Давлятов напряг слух, ожидая услышать от гида что-нибудь
сногсшибательное об огне, колышущемся адском пламени, который как магнитом
втягивал в себя летящих, но Нахангов снова приставил к глазам бинокль.
- Это же магма земли! - неожиданно осенило Давлятова. - Мне страшно! В
ракете моей уже плавится краска. - И попытался влезть в ракету поглубже.
- Вы - паникер! - прикрикнул на него Нахангов. - Нет, не смогли мы еще
всех переделать, старые предрассудки живучи! - Он поднял плеть и изящно,
как дрессировщик, махнул ею по воздуху, и по его знаку ракета Давлятова
резко погасила скорость, покачнулась и повисла, будто встряла в твердое.
После короткого замешательства Давлятов овладел собой и увидел, что и
даджаль повис рядом с ракетой, и Нахангов чуть привстал, всматриваясь в
картину, которая открылась внизу, над пламенем.
- Это и есть тот ад, о котором я говорил так убедительно в своем
докладе. Просто поразительно, что он точь-в-точь такой, каким я его
представил, - с удовлетворением подчеркнул Нахангов и усмехнулся: - Значит,
и во мне, простите, живет пророческое видение...
Давлятов, опасаясь чего-то, не сразу стал всматриваться. Нахангов,
заметив его нерешительность, протянул ему бинокль.
- Посмотрите, это космический тысячесильный бинокль. В нем вы
разглядите даже тараканов в аду...
Давлятов дрожащей рукой взял бинокль и приставил к глазам. Поначалу он
увидел общее в картине - огромную, тянущуюся по горам и равнинам стену со
сторожевыми башнями через равные промежутки. Поднимаясь и опускаясь
извилисто, стена замыкала территорию ада. Высокие небоскребы были окутаны
желтым дымом, соединялись они нижними, верхними, средними мостами, по
которым двигались, гудели, дымили автомашины; потерявшие управление и
мечущиеся в хаосе, они наскакивали друг на друга и взрывались. В этом общем
хаосе глаза Давлятова различили частности и даже отдельные детали в
беспорядочной адской жизни. Как и представлял Давлятов, куда ни повернись,
глаза натыкались на прыгающие, бегающие, дергающиеся, крутящиеся неоновые
рекламы. Изображения толстогрудых дев с тонкими талиями, с манящими
улыбками закрывали и окна и цветники, джентльмены, курящие толстые сигары,
с бутылками кока-колы в руках, подмигивали девам... и эта внешняя витрина
сладкой жизни не могла прикрыть жестокости и коварства... Недалеко от
стены, у сторожевых башен которой стояли лучники в кольчугах и шлемах,
Давлятов разглядел контуры атомной станции... какое-то мельтешение
убегающих людей в противогазах и масках, ныряющих в машины... Здание
станции дрогнуло, обвалившаяся крыша открыла светящийся стержень реактора;
вспыхнув, пламя обошло вокруг стержня, наматываясь и испуская лучи
радиации. Неоновые девы, подмигнув своим кавалерам в последний раз,
посыпались на тротуары золой... В нос Давлятову ударил запах гниения, от
которого он задохнулся. Это был странный, необычный запах, нет, не запах
помидоров и апельсинов, миллионами плавающих в прибрежных водах адского
моря, - фермеры умышленно сбросили их в воду, чтобы держать уровень цен на
базарах...
- С адом все давно ясно, - проговорил Нахангов. - Все здесь построено
по учебнику политэкономии, выпущенному под моей редакцией.
- Калевахта рахат бухарский лукум, - туманным выражением поддержал
своего ездока даджаль, распуская хвост, но тут же получил удар в бок,
отчего надпись, оставленная улетевшим Азазилем, изрядно потускнела.
И по знаку Нахангова ракета, в которой сидел скучающий Давлятов,
отъехала немного и стала, чтобы Давлятов мог разглядеть картину чистилища.
Давлятов смахнул слезу, выкатившуюся из глаз - было такое ощущение,
что радиация, поднявшаяся из ада, жжет их, - и снова напрягся, ибо то, что
ему предлагал увидеть Нахангов, - чистилище - никак не укладывалось в
голове, не было ни в одном из учебников, где в подробностях расписаны ад и
рай.
Что же касается учебника политэкономии, о котором упомянул Нахангов...
Давлятов хотел сказать, что учился в университете по этому учебнику, но
решил на сей раз не льстить автору.
Вид чистилища действительно был не совсем обычным. Справа, внутри ада,
просматривался довольно запутанный коридор с множеством ходов и выходов;
кончался коридор отсеком, ведущим за стену, - проходом из ада в чистилище.
После мелькающего, прыгающего, скачущего, объятого дымом и пламенем,
источающего дурные запахи ада вид чистилища успокаивал глаз.
Само чистилище раскинулось на каменистом пространстве, вокруг которого
была воздвигнута чугунная ограда, и с первого взгляда оно напоминало место,
где должно было происходить увлекательное действо с элементами маскарада,
клоунады, фарса, но не на большой театрализованной сцене, а на нескольких
малых сценах, сооруженных в разных местах чистилища. Но это лишь на первый,
невнимательный взгляд. При внимательном же взгляде общая картина несколько
менялась - на первом и основном плане просматривалась одна широкая и
длинная улица, и все остальное, что располагалось внутри чистилища,
оказывалось лишь придатком этой улицы. Давлятов напрягся и заметил в самом
начале улицы нечто вроде металлической арки с надписью "Мировая улица" и
чуть ниже - "При входе предъявлять пропуск в развернутом виде" - и подумал,
что, наверное, это и есть врата в чистилище.
Желая рассмотреть открывшуюся картину, Нахангов попытался выхватить из
рук Давлятова бинокль, но промахнулся и отлетел на своем даджале в сторону.
Давлятов не без злорадства усмехнулся и поправил фокус бинокля, чтобы лучше
разглядеть две фигурки, появившиеся в самом начале улицы, у арки. По всему
было видно, что это дворничихи, которые следят за чистотой и блеском
металлической арки - главного входа в чистилище.
Обе - женщины средних лет, порывистые и нервные, - натирали желтой
пастой металл. Металл заблестел, луч устремился высоко, преломляясь в
окулярах бинокля. В глазах Давлятова потемнело. Но когда зрение снова
вернулось к нему, заметил, что начищенный до блеска металл потемнел от
набежавшего облачка, висевшего над аркой. Похоже, что это нисколько не
смутило дворничих, которые безропотно, словно приученные к фатальной
неизбежности повторения, принялись снова натирать арку, не остужая рвения.
А с дальнего конца улицы к арке уже бежали стройными рядами молодые
люди, члены какой-то организации, проделывая на ходу какие-то номера. Они
прыгали, приседали, падали все разом, как по команде, вскакивали. Все, что
встречалось на их пути - макеты самолетов, автомобилей, домов, - взлетало
на воздух от взрывов, а резиновые манекены, на которых они набрасывались,
связывая им руки, затыкая кляпом рты, волоча их по земле, должны были
имитировать захват заложников.
Не добежав до арки шагов пятьдесят, молодые люди разом повернули,
чтобы в таком же темпе проделать путь обратно, и дворничихи, наблюдавшие за
ними с восторгом, вдруг крикнули:
- Бодрее, ребята! Еще один бой, и мы победим! - И потрясли в воздухе
кулаками.
- Кто эти? - спросил один из молодых людей у бегущего рядом.
- Барбара Бальцерани и Ульрика Майнхоф [Лидеры террористов левацкого
толка. (Прим. автора.)], - ответил тот, презрительно скривив губы. -
Старушки на пенсии, забавляются...
И побежал резвее.
Сооружение справа, мимо которого они пробегали, было дворцом,
стилизованным под шатер, в котором ищут уединения после гаремных утех шейхи
пустыни. Для полного ощущения ландшафта вокруг шатра были насыпаны барханы
между пальмами. Какой-то служащий ходил с инструментом, напоминающим
пылесос, и рисовал на боку барханов ребра, по которым струился песок.
Набежавший короткий ветер откинул верх белого шатра, и Давлятов увидел
вначале общие контуры внутренности шатра, разделенного на несколько комнат,
с передней, залом и туалетом. Во всех комнатах копошились люди.
Приглядевшись, Давлятов увидел, как в переднюю комнату ворвались двое
мужчин и женщина, волоча за ноги восковую фигуру. Бросив фигуру на кушетку,
мужчины замахали руками, словно убеждая друг друга в чем-то, женщина же,
которая показалась Давлятову знакомой, мучительно знакомой, достала из
сумки шприц и всадила иглу в округлость живота восковой дамы. Затем
наклонилась над ней и, увидев, как дама заморгала глазами, сделала мужчинам
повелительный знак. Все трое быстро исчезли, оставив ожившую фигуру одну.
Дама приподнялась, оглянулась лукаво по сторонам и, опустив ноги с кушетки,
сладко зевнула.
- О живительный морфий... - прошептала дама, и ее речь выдала в ней
итальянку.
Грациозно ступая, подошла она к двери, ведущей в зал, потянула за
ручку, но дверь оказалась запертой. Заперта была и дверь, через которую
волокли ее восковую оболочку. Синьора взволнованно походила взад-вперед -
закрытое пространство действовало на нее удручающе, - но, заметив
встроенный в стену шкаф, бросилась к нему и вынула ярко крашенную маску,
приставила к лицу, затем другую, с маленькими козьими рожками...
В туалетной комнате в это время появился высокий мужчина с вьющимися,
как у эфиопа, волосами, с белой накидкой. Почти синхронно с жестами
синьоры, примеряющей маски, кучерявый надевал на голову то турецкую шапочку
с султаном, то стальной шлем, то тирольскую шляпу с орлиным пером, то
фуражку с полковничьей золотой кокардой, последней примерил горняцкую каску
с мигающим фонариком...
Через зал в приемную прошел секретарь с папкой и, открыв дверь ключом,
пригласил синьору, щелкнув пальцами. Синьора впорхнула в зал, сжимая в
ладони мини-магнитофон, монотонно попискивающий. Пока цепкий взгляд ее
блуждал по стенам, обитым красным и синим, и с удивлением, даже
растерянностью остановился на большом макете, секретарь деловито открыл
папку и стал читать:
- Патриция Буффони, тридцати двух лет, имеет двоих детей, в настоящее
время - замужем за владельцем компании "Сико"... входила в группу Барбары
Бальцерани из "Бригаде россе", но затем порвала с товарищами... - Папка
слегка наклонилась в руках секретаря, и из нее вылетел какой-то медицинский
лист с надписью "Таблица разводов и абортов" и фотография с изображением
аятоллы Чечебени. Синьора наклонилась, чтобы поднять, секретарь же
бесстрастно продолжал внушать невидимому слушателю: - Будучи в прошлом году
в Ватикане, пыталась добиться расположения кардинала Капулетти, желая
передать его откровения далай-ламе. В Женеве вступила в порочную связь с
киноактером Капоне-Аль и заразилась от него СПИДом... Прошла курс лечения в
миланской клинике "Сентрал". После очередной, четырнадцатой беременности
совершила аборт у доктора Каспара в клинике "Воспоминания Пизанской
башни"... - Секретарь поморщился и захлопнул папку, выразительно глянув на
синьору. Но у Патриции Буффони был такой вид, будто прочитанное не имело к
ней никакого отношения. Не теряя времени, она начала передавать в
магнитофон репортаж:
- Внимание! Патриция Буффони для газеты "Коррьере делла ноче"...
Название репортажа - "Хобби бедуина"... Я - в приемном зале самого
полковника... То, что я вижу перед собой на стене, на фоне красного с
синим, карта... Когда-то, в романтическую пору своей жизни, я - дочь
миллионера Буффони, порвавшая с прогнившим классом своих родителей...
Секретарь сделал вид, будто только теперь услышал воркование синьоры
Буффони, и, криво усмехнувшись, снова щелкнул пальцами.
- Не разрешено! - запретил он, как отрезал. Затем, несколько
смягчившись, добавил: - У нас, бедуинов, есть хорошая поговорка: "Облизывай
пальцы лишь после того, как чашка с похлебкой пуста".
- Как? Как? Повторите! - воскликнула синьора. - Прекрасная изюмина!
Именно ее и не хватало для увлекательности моего репортажа - грубоватой
бедуинской поговорки!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг