- Я прошел специальный курс обучения у йога Кришнадабалдабалчанга и
могу в течение всего рабочего времени задерживать дыхание, - с некоторой
важностью в голосе промолвил продавец, и, чтобы сбить с него спесь,
Давлятов махнул рукой:
- Хорошо, подставляйте спину... - И, получив карандаш в руки, долго
смотрел на пустой лист блокнота, не зная, что же забрать с собой в
потусторонний мир. Затем, еще раз устыдившись того, что на сегодняшний
Всеази-атский конгресс пришел в костюме, взятом на день у Нахангова,
записал: "Костюм велюровый, размер 50, четвертый рост, - один, туфли
чешские "Цебо", 44 размер, - одна пара". Затем зачеркнул и написал:
"Костюмов - два: шерстяной, строгий, для конференций, и фрак Нобелевского
лауреата по сейсмологии".
Продавец, на собственной спине чувствуя, с каким ожесточением пишет
Давлятов, заскрипел стиснутыми от боли зубами.
- Следите за дыханием, - посоветовал ему Давлятов и с такой силой
нажал карандаш, чтобы зачеркнуть написанное, что продавец не сдержал
дыхания и вскрикнул. - Ну, ну, не позорьте своего великого учителя
Дабал-дабалчанга, - с сарказмом сказал Давлятов и вывел карандашом:
"Абду-Салимов - раб, прекрасная наложница - Шахло, автомашина
"Жигули", Ибн-Муддафи в качестве шофера... ракету для полета...
кастрированного Мирового зверя в свите..."
Давлятов воткнул карандаш продавцу за ухо, а блокнот оставил на его
услужливой спине и пошел дальше, бросив реплику:
- А спинку так удобно гнуть у кого вы научились? - И, не получив
ответа, добавил: - Врожденное?
Продавец каким-то художественным финтом так выпрямил спину, что
блокнот, описав дугу через плечо, влетел к нему прямо в руки. Он пробежал
глазами написанное, хмыкнул и с усмешкой посмотрел вслед ДавляТову.
Давлятов же, не заглядывая больше в открытые двери магазинов, прошел
коридор, и перед ним открылась территория кладбища, от обилия мрамора
казавшегося не скорбным местом, а наоборот... Было что-то в этих пышных
надгробиях - из одного взлетал Пегас, на другом изящно сидела русалка с
арфой - такое, что лишний раз напоминало о временности сего убежища...
будто и впрямь дальше начинался другой, новый мир, а это кладбище высшего
класса захоронения было просто коротким привалом в долгом путешествии.
Надгробие министра водного хозяйства имело изображение насмешливого эльфа,
пускающего струи воды, вечной и живой воды, зато там, где был погребен
другой министр - жилищного строительства, возвышалось нечто символическое,
и только при внимательном рассмотрении можно было догадаться, что это
ключ... от ворот града? от квартиры? от врат рая?
Давлятову не дали скучать. К нему тут же подошел, выйдя из-за
какого-то надгробия, тот самый Лютфи, из Бюро гуманных услуг, чинно
поклонился и сразу спросил, словно нисколько не удивился тому, что видит
перед собой Давлятова, жаловавшегося не только на отсутствие работы, но и
денег с простым счетом - одного рубля, двух, трех...
- Вы по поводу себя... или коллеги - академика Салиха?
Давлятов оторопело сунул ему под нос .удостоверение академика, но
Лютфи даже не глянул. Нечто похожее на усмешку пробежало по его губам и
застыло в уголках узких глаз, но Давлятов не уловил его состояния.
- По поводу себя... или я не имею права? - с вызовом спросил Давлятов.
- Имеете, конечно, - успокоительным тоном проговорил Лютфи, вовремя
подавив ухмылку, так и лезущую из его бесстыжих глаз. - Еще утром, когда мы
получили телефонограмму об избрании вас академиком - с чем и поздравляю! -
наше Бюро тут же наметило для вас место... хорошее, тенистое местечко, с
мягкой как пух землей, откуда можно очень легко, как по маслу, пройти
дальше, в свите восковых рабов, наложниц, личных водителей и
телохранителей... Идемте, я покажу вам этот райский уголок, уверен, он вам
понравится... Притом такое соседство, такое соседство! - лукаво закатил
глаза Лютфи. - Рядом с самым первым академиком-сейсмологом в истории
человечества...
- С Бабасолем? - испуганно спросил Давлятов.
- Нет, нет, успокойтесь. Бабасоль очень претендовал на звание первого
академика человечества, но историческая память отдала пальму первенства все
же Салиху, предсказателю землетрясений... Хотя не обошлось без интриг,
ссор, склок, как это нередко бывает в научном и художественном мире, но к
сегодняшнему утру всеми наконец признано первенство академика Са-лиха.
- Да, справедливости ради надо признать... - пробормотал Давлятов,
ерзая, ибо подумал о том, уютно ли ему будет лежать недалеко от Салиха в
потустороннем мире, в этом же, веселом, ему Салих был в тягость, особенно в
последнее время. Все же из двух зол это меньшее, ибо с Бабасолем совершенно
немыслимо идти рядом не только в лучшем из миров, но и по улице
Староверовской.
В молчании они свернули и вышли на площадку, где в свежевырытой
могиле, сплошь усыпанный цветами, лежал Салих. Давлятов глянул на его
бледное, бескровное лицо с легким сожалением и ничего другого не
почувствовал.
- Это его надгробие, - шепотом пояснил Лютфи, показывая на черную
мраморную плиту, на которой красовался медный со стеклом и позолотой
круглый земной шар. На материках были помечены те места, где, начиная с
первого дня человечества по сегодняшний, трясется от толчков земля. От
одной точки к другой проложены линии - дороги, по которым, опираясь на
посох, пешим ходом ступал Салих, предвещая землетрясения. Ниже строгая
надпись: "Академик Салих. 100 год до нашей эры - 1986 год нашей эры". -
Оригинальная работа, правда? - все так же тихо спросил Лютфи. - Нашего
шахградского скульптора Тер-Минасяна.
Давлятов не обратил внимания на его слова, ибо был уже увлечен
разглядыванием восковых фигур, которые должны сопровождать покойного в
потусторонний мир и служить ему верой и правдой. С похвальной быстротой они
были доставлены сюда из магазина и теперь ждали заката солнца, когда их
уложат рядом с Салихом и накроют плитой.
- Почему не сейчас? - полюбопытствовал Давлятов.
- Мир, в который они спустятся, слишком ярок в верхних своих сферах. И
надо дождаться заката, чтобы при переходе от темноты к свету ощущалась
разница...
- А было много народу? - Давлятов еще раз глянул на лицо покойного,
битого камнями, но теперь уже избавленного от этих мук навсегда.
- За воротами кладбища - да. Очень много. А на саму территорию никому
не разрешается ступать, кроме близких родственников... Немного подождали
вас, думали, что вы, единственный его родственник, хотя и поступивший с ним
не по-родственному из-за своего сегодняшнего отречения, успеете... Затем
осыпали цветами. Речи, последнее прости - все было за воротами. От
академического мира выступили Бабасоль, Ноев, от градосо-вета сам
председатель Адамбаев, от имени общественности - Субхан-отво-дящий...
Квартет рубабистов и чангистов [Рубаб, чанг - восточные музыкальные
инструменты] играл "Медленный марш" Дебюсси, воздух был напоен свежестью и
легкой грустью. Летали бабочки. Солнечные лучи сплетались... - Лютфи
смахнул скупую слезу с уголков глаз и строго глянул на Давлятова: - Вам
нравится место рядом с Салихом?
Давлятов растерянно кивнул. Лютфи вынул из портфеля карту кладбища и
рядом с квадратиком, где было карандашом написано "Салих", сделал пометку
"Давлятов".
XXVI
Давлятов вернулся к себе в бункер и устало опустился в кресло. Дома,
где прожили четыре колена его рода, уже не было, место, откуда осторожно
извлекли бабасольную бомбу, успели засыпать и покрыть асфальтом, еще не
успевшим остыть. Давлятов сидел и думал над этим, затем решил собрать книги
и рукописи и идти на новую квартиру, где его дожидалась Анна Ермиловна. Еще
два или три дня побудет она здесь и, если не ударит, не засыплет, вернется
вместе с Мелисом и Хури в Москву.
Но Нахангов сегодня спустился к нему прямо в бункер и с порога
закричал:
- Начало было замечательное! Само ваше выступление, изгнание,
отречение, грехопадение и прочее - словом, все, что связано с разоблачением
Салиха... который, кстати, говорят, не выдержал удара и тихо скончался. Но
потом, друг мой, вы повели себя просто по-мальчишески, побежали на кладбище
высшего класса погребения, трясли перед носом продавца удостоверением. С
Лютфи вы как вели себя? Просто смех! Это с тем, кто собственноручно
изготовил для вас академическое удостоверение одноразового пользования...
- Я знал это, - с горечью усмехнулся Давлятов, - знал, но специально
совал ему под нос фальшивку. - Он впервые, не смущаясь, открыто глянул в
глаза Нахангову, что-то с Давлятовым произошло, иначе не посмел бы говорить
таким тоном со своим благодетелем.
- Ну, конечно, знали, - согласился Нахангов, тоже впервые почувствовав
в нем твердость. - Вы бы и не знали, хитрец вы мой. - Он сел напротив
Давлятова, всматриваясь в него, и, чтобы не казаться назойливым, переменил
тему: - Со мной тоже произошло нечто... мальчишеское. Я сошел с трибуны под
аплодисменты зала, сел на свое место в президиуме, чувствуя, что голова
закружилась... и будто я лечу, лечу куда-то. Как в прошлый раз, помните, я
вам рассказывал?
- Полетели теперь вместе, - лукаво подмигнул ему Давлятов. - Покажите
мне ад, рай и чистилище такими, какими обрисовали вы в своем сегодняшнем
докладе на конференции. Особенно меня интересует чистилище - нечто новое в
нашем восточном мышлении... Как оно выглядит? Жутко интересно... -
последнее Давлятов уже прошептал, чувствуя, как кресло, в котором он сидит,
отъезжает в сторону.
- Как-нибудь в другой раз. Разве вы забыли, что завтра закрытие нашей
конференции? И последний день этой взбалмошной триддатидневки, когда мы
увидим - грянуло или отпустило, - сквозь туман в голове услышал Давлятов,
от удивления и растерянности не понимая, взлетает ли он наверх или
опускается вниз, уходя под бетонный пол бункера.
- Вот и хорошо, что последний, тридцатый, - шепчет он, наклонившись
над ухом Нахангова, с которым летит вместе, увлекаемый в полумрак. - Мы
улетим далеко... и спасемся... только вдвоем останемся в живых, а кругом
пустыня...
Очнувшись и выровняв линию полета, Давлятов понял наконец то странное
состояние, которое переживал, - летели они с Наханговым как бы в другом
измерении, так стремительно спускались на землю, что казалось, будто летят
ввысь, в небесную сферу.
Некоторое время они летели рядом в полумраке, создающем ощущение не то
коридора, не то колодца, легко прорезая вытянутыми руками трубопроводы под
городом; в отошедших друг от друга трубах, мимо которых они пролетали, на
мгновение застывала вода, затем, обдав их ноги прохладой, снова
вытягивалась и соединялась с хлюпаньем и чавканьем. Так прошли они сквозь
трубы, по которым текла вязкая нефть, и из разрезанной артерии не брызнуло
на них ни капли нефти, только отдаленно запахло смолой и толстый кабель,
задетый их руками, щелкнул слабой искрой, коротко осветив сосредоточенное,
деловое лицо Нахангова, словно уезжающего в очередную служебную
командировку.
Прежде чем блеснул в глубине свет, на мгновение наступила полная
тревожащая темнота. Затем темнота прорезалась, и наши путешественники
поплыли к пятну света, которое стремительно увеличивалось, превратившись в
озеро средней величины, причудливого очертания, края которого словно
кипели. Пар струился кверху. Матовый свет не резал глаз, и Давлятов
напрягся, чтобы понять, какая сила стремительно несет их к озеру,
наполненному какой-то беспокойной энергией, готовой в любую минуту
разрядиться взрывом и вырваться наружу радиоактивным облаком.
Навстречу им вынырнула из темной глубины огромная плита, трещащая от
разрядов электричества, повернулась ребром и на мгновение застыла,
притягивая к себе Давлятова и его, незадачливого спутника: оба прижались к
краю влажной плиты, удивляясь тому, что искрящееся электричество
отскакивает от них.
- Я узнал ее! - выпалил Давлятов, задыхаясь от волнения. - Это -
евразийская плавающая плита. Я узнал ее по очертаниям! - Неудачно
зацепившись за шершавый край плиты, он скользнул вниз, хотя и понял, что
падать ему некуда. - А озеро - это энергия, накопившаяся под нашим
Шахг-радом... С минуты на минуту ударит, если не произойдет чуда.
С левого края озера, прощупав себе ход дрожащим языком, тянулась
энергия густо-голубого цвета с красными и желтыми прожилками. Остановилась,
накапливаясь у входа в трещину, в слое земли, раздвинула вход и потекла
наверх, разрисовывая голубым весь причудливый контур земной трещины...
Первый очень легкий толчок пробежал от краев трещины слабыми волнами,
растекаясь к основанию высотных домов Шахграда... Никто в граде не
почувствовал толчок... лишь чуткий робот-писец сейсмостанции нанес его
штрихом на перфоленте - предвестник надвигающейся катастрофы.
- Печально, - промолвил Назангов, наблюдая за тем, как в трещине
земной коры под Шахградом энергия сгущается, накапливая силу, и от ее
давления трещина раздвигается... Смутно вспомнил Нахангов своих домочадцев,
оставленных им как заложников... и зал конференции, шефом-организатором
которой являлся. И в это мгновение соскользнул с поверхности плиты вслед за
Давлятовым; плита же, ожлетев от них, ушла в глубину и стала на свое
прежнее место, войдя краями меж других плит медленно дрейфующих
континентов...
А подземные пилигримы тем временем входили в верхние слои озера.
Энергия, которая коснулась их тел, показалась поначалу плотной, как вода.
Но озеро как бы расступилось, затягивая их в пучину, и Давлятов ничего не
ощутил, кроме легкого и приятного покалывания.
- Странно, - Давлятов повернулся к Нахангову, летящему с закрытыми
глазами. - Страшная сила, а плавать в ней приятно...
Нахангов в ответ лишь важно надул щеки, испытывая блаженство полета. И
Давлятов понял, что благополучно пролетели они сквозь толщу радиационного
озера. Он, довольный, оглянулся и вдруг увидел волнующую картину... В
верхнем слое земли работал, уменьшая обороты, стальной бур. Сделав
последний оборот, бур стал, затем пополз вверх, и в пустой ствол вошел
узкий, крысиный нос бомбы...
- Она! Боже! Осторожно! - закричал Давлятов, узнав по очертаниям ту
самую, бабасольную бомбу, которая самородилась под его домом для спасения
Шахграда. Еще более поразился Давлятов, когда увидел, что по стволу ловко
спускается, бережно неся бомбу, тот самый маленький человечек с узкими
глазами, которого видел он в последний раз в бункере Нахангова. Тело его
было сплошным и вытянутым, без контуров, движения скованы...
- Это он! Он! - Ужас пробежал по лицу Давлятова. - Наш губитель!
Отобрать у анархиста, террориста бомбу! Иначе весь мир...
- Что с вами? - раздался возле его уха голос спутника. - Это ведь
робот Яшка-Дурашка... Милый робот, Батурбек с ним часто играет... Не
волнуйтесь... Хотя он в свободные часы перевоплощается в этакого циника,
прелюбодея... но в работе он предельно сосредоточен, не делает ошибок...
Маленький человечек тем временем уложил бомбу в конец ствола и с
завидной проворностью стал карабкаться наверх... Яркая вспышка стерла на
мгновение все контуры картины, но, когда свет стал слабеть, Давлятов
увидел, что струйка, идущая от озера по трещине в сторону Шахграда, стала
уползать во мглу тверди, и сейсмоакадемик на час, оценив ситуацию,
воскликнул:
- Есть надежда, что Шахград... Есть надежда... Взрыв моей
бомбы-спасительницы потянул энергию в сторону пустыни...
- И это говорит пророк, который предрекал граду неминуемую гибель, -
усмехнулся Нахангов, и Давлятов увидел странный блеск не только в его
глазах, но и в нарисованных усах.
- Пророка я в себе убил... И даже постоял сегодня над собственной
могилой. Сейчас с вами летит просто гражданин, вечно живущий между страхом
и надеждой, - с горечью проговорил Давлятов, но вдруг язвительно заключил,
чтобы сбить с покровителя спесь: - А у вас глаза фосфорические...
- Как будто у вас не такие, - парировал Нахангов. - В чужом глазу
соринку замечаете, а в своем бревно не видите.
- Это от радиации озера. Пройдет. - И Давлятов заморгал, чтобы смыть
слезами фосфорический блеск.
Еще мгновение они летели по коридору, пока не вынырнули на необозримое
пространство, густо-голубой цвет которого манил в свои пучины. Отсюда они
уже полетели не сами, не за счет тепла собственного тела. Давлятов
почувствовал твердое под ногами и увидел, что летит, крепко ухватившись за
руль игры-ракеты Батурбека, который чуть не сшиб давеча во дворе Нахангов
а.
Нахангов же летел на одной с ним линии, важно восседая на пестрой
спине некоего существа; похрюкивая, оно поворачивало направо-налево свою
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг