Но Давлятов не успел ответить. Из ворот дома под аплодисменты
собравшихся вышли Анна Ермиловна с двумя узелками, за ней Мелис, взявшись с
Хури за руки. Мелис победно глянул и помахал толпе.
"Нахал", - подумал про него Давлятов. И Мелис, словно прочитав его
мысль, крикнул в сторону приемного отца, оказавшегося вовсе не приемным, а
даже чересчур родным:
- Но пасаран!
Давлятов отвернулся. Благо Анна Ермиловна подошла к нему, поцеловала в
лоб, чтобы сгладить напряжение последних дней.
- Ну вот, милый, мы перебираемся... быстро-быстро, срочно-срочно, как
нам было велено. Конечно, жалко этот дом... где столько пережито, но что
поделаешь! Старое не только, оказывается, уходит, но и, как научно объяснил
мне наш бывший фемудянский настоятель капища, а ныне академик Бабасоль...
старое еще и рождает такие диковинные штучки, как бомба. - Она удивленно
посмотрела по сторонам, не скрывая слез на глазах.
- Да, вы понимаете! - подскочил к Давлятову взбодренный Санса-ев. -
Научно доказано и проверено! Оказывается, только под домами старой
постройки саморождаются бомбы. Комиссия градосовета ни одной бомбы не
обнаружила под домами современными, с лифтом и мусоропроводом... Зато в
таких домах, как ваш...
- Добрый вечер! - подошел к ним сзади вкрадчивый Бабасоль,
сладкоголосый и улыбчивый. - Это все потому, что фундаменты современных
домов залиты бетоном, не пропускающим радиацию из глубин земли... Добрый
вечер! - особо приветствовал он Давлятова. - Рад вас видеть, коллега. - И
даже протянул ему руку.
Давлятов помрачнел и отступил назад, к огорчению Анны Ермиловны,
которая засуетилась вдруг, не зная, чем смягчить впечатление от
бестактности сына.
- Ну зачем ты так, Руслан? По-мальчишески? К тебе ведь с добрым
сердцем... Старейшина наш, ныне академик...
- А я с недобрым! - с вызовом ответил Давлятов. - Вот такой я! Не могу
притворяться. - И вдруг какая-то догадка мелыагула у него в голове. -
Теперь я понимаю, откуда у вас такая страсть к сейсмологии... Еще оттуда, с
давних времен, с первого появления Музаймы тире Субхана... тут есть связь,
связь прямая... капища, идолы и сейсмология - наука языческая, с
прогнозами, предсказаниями, с ритуалами, песнопениями... когда каждый в
своем страхе растворяется в массе, а массу ведет порыв... с
сейсмоакадемиками-божествами во главе... Вы и сейчас старейшина.
- В наше время человеку открыт простор для любой полезной
деятельности, - уклончиво ответил Бабасоль, чуть обескураженный догадкой
Давлятова.
Анна Ермиловна, почувствовав еще большее смущение за сына,
заторопилась к Мелису и Хури в машине. На водительском месте в ней сидел
Байт-Курганов.
- Я знаю, что ты эти дни будешь жить в бункере, у соседей напротив, -
бросила она на ходу сыну. - А потом мы тебя ждем...
Анна Ермиловна как бы дала знак, и все лица - и официальные и
неофициальные - замелькали перед глазами Давлятова, торопясь к машинам, к
пешим тропам, к переулкам, - и вскоре возле дома воцарилась всегдашняя
патриархальная тишина.
У Давлятова сердце защемило. Именно теперь, когда все ушли из дома,
ему захотелось здесь жить, одному. Но какая-то сила уже тянула его к
воротам Нахангова, и едва он приблизился к ним, вышел тот самый мальчик -
сын и настойчиво заявил:
- Вас уже ждут! - И вдруг доверительно сообщил Давлятову: - Будьте во
всем послушны... Папа страшно изменился. Когда он сердит, он хватает плеть.
Он даже бабушке угрожал... - И мальчик снова важно вытянул губы.
- Это из-за того... что из него Мирабов вышел, - невпопад и нескладно
сказал Давлятов, ступая за мальчиком через порог и напряженным взглядом
охватывая панораму двора, с креслом-качалкой под навесом, в котором сидел
Нахангов. Несмотря на духоту, он был в охотничьих сапогах, держал плеть на
коленях, хотя самое удивительное было не это, а усы, которые Нахангов
отрастил в течение одного дня скоростным способом, а может, так искусно
нарисовал тушью над толстыми влажными губами.
- Меня удивляет ваша словоохотливость в компании Бабасоля и двух
Лютфи, - холодно встретил он Давлятова. - То из вас, черт подери, слова не
вытянешь... а то вдруг прорвало...
Давлятов стоял в пяти шагах от кресла, не зная, что ответить. Мальчик
хохотнул с каким-то подвохом и вбежал в дом.
- Я все слышал - весь ваш нелепый спор и прочие разговоры. У меня в
бункере такая тонкая аппаратура, что улавливает скребетание крысы в
фундаменте нашего старого, старого дома, который не защищен от подземной
радиации... Что ж, век живи - век меняй, век понимай... но никогда не
занимай у ненадежных друзей, - опереточным тоном закончил свою фразу
Начангов. - Если землетрясение не сумеет доконать старые постройки, сделаем
это мы, с помощью градосовета! Вот вся простота проблемы...
- Да, очень просто, - согласно кивнул Давлятов, и его смущение, должно
быть, снова подстегнуло Нахангова.
- Я слышал и другое... - Он сердито сжал в руке плеть. - Никогда не
смейте... чтобы никто, и я в том числе... в основном я, чтобы не слышал,
будто во мне жил Мирабов. Глупости это! Я всегда был такой, с усами, в
охотничьих сапогах, скакал на своем Буцефале, летал на своем Бураке,
легонько стегая его на поворотах плетью... И я накажу этого мальчишку
Батурбе-ка за утечку семейной информации! А теперь - марш в бункер! И за
работу! До конференции осталось три дня! - И, заметив, что Давлятов смотрит
по сторонам, ища провожатого, сказал: - Идите! Вас проведут в вашу комнату.
Давлятов направился... стал медленно спускаться. А когда поставил ногу
на последнюю ступеньку, над железными воротами бункера с легким звуковым
сопровождением зажглось табло: "Вход свободен", после чего ворота стали
уходить створками внутрь, чтобы пропустить Давлятова.
Перед Давлятовым открылся просторный коридор, отделанный цветным
кафелем, создающим ощущение чистоты, даже стерильности. Мини-приборы
ежеминутно посылали информацию через световые табло: "Кислород - в пределах
нормы", "Влажность - в пределах нормы", "Температура...",
"Освещенность...", "Звукоизоляция..." - все в пределах. По обе стороны
коридора над дверями, едва Давлятов устремлял на них взгляд, тут же
загорались табло: "Гостиный зал", "Кабинет", "Спальня", "Детская" "Склад.
Срок хранения продуктов 30 дней".
Странное ощущение все более охватывало Давлятова, шагающего по
указанию табло то направо по коридору, то снова налево... Такое ощущение,
будто тело его медленно теряло свой вес. С каждым шагом он все больше
задыхался и, если бы не герметически закрытое пространство, наверное,
улетел бы в трубу.
"Значит, и Нахангов летает?" - почему-то вспомнилось ему не без иронии
в тот самый момент, когда перед его глазами засверкало табло с оттенком
личностного отношения: "Это ваша комната", отчего у Давлятова стало теплее
на душе. Потому, наверное, он не поторопился войти в открывшуюся дверь, а
постоял и прислушался возле другой, более массивной двери в конце коридора
с надписью "Машинный зал". Что-то пересвистывалось, перестукивалось,
брякало в этом зале, создавая ощущение, будто здесь для обслуживания
бункера собрано такое количество разнообразных машин, от чуть
придавленного, яйцевидного колеса, выкатившегося из рук пещерного человека,
до робота, пускающего через равные паузы лазерный луч, и они крутились,
вертелись, опускались и вновь поднимались, покачивались маятниками,
колесами, маховиками, барабаном, дышлами и дыхалами...
Похоже, у табло с надписью "Это ваша комната" исчерпалось терпение и
оно решило напомнить о себе голосом, рассерженно сказавшим Давлято-ву, не
оценившему поначалу его деликатность: "Задерживаться нельзя".
Это подействовало безотказно, и Давлятов заторопился в отведенную ему
комнату, но в дверях столкнулся с тем маленьким человечком, потиравшим
сонные глаза. Увидев Давлятова, он принял важный вид и прошел мимо. Глянув
на кровать, Давлятов сразу понял, что человек спал на его постели и был
разбужен скрипучим голосом табло.
В коридоре человечек еще раз недовольно глянул на Давлятова и молча
шагнул к дверям "Машинного зала". Странно... впервые он был без своей
хохочущей подруги, которую всюду носил на руках. Давлятов хмыкнул и, чтобы
сбить с него спесь, хотел даже крикнуть: "А где же ваша возлюбленная,
доктор Фауст? В пансионе благородных девиц?" - но не успел. Маленький
подпрыгнул и достал кнопку сбоку двери. Дверь открылась ровно настолько,
чтобы пропустить его, и тут же закрылась, и Давлятов услышал, как из зала,
напичканного машинами, донесся какой-то лязг. Такой звук, будто маленький
пробирался, путаясь между проводами, на которых нанизаны пустые консервные
банки.
Какой бы силы сарказм ни прожег Давлятова, при виде одинокого
маленького он все же перепугался. На лбу даже пот выступил, озноб пробежал
по телу, хотя табло указывало на нормальную влажность.
Он брезгливо поправил постель. И только теперь, немного придя в себя,
заметил, что комната во всем напоминает гостиничный номер для одного
человека - сбоку дверь в ванную и встроенный в стену платяной шкаф.
Довольно уютно, хотя и скромно, ничего лишнего. Лишней кажется только
картина на стене, изображающая заводскую трубу, из которой густо валит дым,
но если вдуматься, то и она вписывается в эту общую, строго продуманную
безалаберщину.
Давлятов сел и только теперь заметил на столе свои книги и рукописи,
нужные ему для работы. Отдельно лежали невысокой стопкой, это основные
книги - "Огнеупорные породы", автор Бабасоль, и "Гениальный роман"
Шаршарова, с весьма хитрой начинкой. Удивленный, он долго не мог понять,
кто же принес их сюда из его дома. Затем вспомнил, что ведь оставлял же
Анне Ермиловне записку, а она передала все это мальчику. Больше он ничего
не мог вспомнить, хотя вспоминать любопытного было много. Каракалпак,
старый его приятель по выставке на ВДНХ, хозяин меченой верблюдицы,
встретился ему сегодня на улице, но Давлятов бросился бежать от него, -
разве не любопытен хотя бы этот эпизод?
Голоса, которые вдруг послышались за стеной, спутали его мысли. Это
спустилось в бункер семейство Нахангова, чтобы переждать время, близкое к
десяти, затем десять и немного после десяти вечера.
Давлятов хотел было выйти к ним. Но дверь не поддалась. Разумеется,
такой человек, как Нахангов, к тому же он вообразил себя нынче не то
полковником Ибн-Муддафи, дающим интервью синьоре Буффони для газеты
"Коррьере делла ноче", не то Александром Македонским, в охотничьих сапогах
и с плетью, зажатой в руке, - но даже и без этого воображаемого образа
разве такой человек, как Нахангов, - один из старейшин града - позволит,
чтобы посторонний глаз видел, как в беспокойстве пережидает он в бункере
эти роковые полчаса, которые, впрочем, и сегодня - хвала Субха-ну! -
оказались не роковыми...
Зато сам Давлятов впервые с того дня, как предсказывал, почувствовал
страх. Для него ежевечерние ожидания в толпе были не то чтобы дерзкой
игрой, но острым, замешанным на любопытстве чувством - тряхнет? Будет, как
он предрекал? Или не тряхнет? Минует? А сейчас, в самом наисовременном
бункере, где можно переждать и потоп, до приплытия спасительного Ноева
ковчега, и нашествие диких хазар все тридцать дней, пока ломится от еды
склад, а если быть экономным, то и все шестьдесят дней, пока хазар не
отгонит от стен града полковник Нахангов-Македонский. Библиотека бункера -
хранилище книгомудрости - заставлена сочинениями историков и философов, по
ним можно вычислить время прилива и отлива хазар, а в гостиной - манящий
экран видеомагнитофона - сестры легкомыслия, - его привез из Штатов
посланный на Всемирную конференцию атеистов основным докладчиком Нахангов,
- тридцать дней порнофильмов, ужаса в заточении... И в этой обстановке
защиты - беспокойство, ощущаемое Дав-лятовым...
Не то чтобы на него так удручающе действовало само закрытое
пространство, да еще подземное. Смущало соседство Нахангова, с которым
суждено было все пережить... Невозможность слиться с ним в общем вопле
ужаса в момент удара разверзающейся земли и вселяла страх. Каждый в эту
минуту вопит своим воплем, и от несовпадения звуки ужаса, собравшись в
мыльный пузырь, отлетят в стороны и лопнут разноцветные блестки, не принеся
облегчения и чувства защиты. Даже сейчас, когда Давлятов по удаляющимся
шагам понял, что благородное семейство во главе с Наханго-вым - Ибн-Муддафи
- Александром Двурогим поднимается обратно на свет двора, напряжение не
отпустило гостя бункера.
Он походил взад-вперед по запертой комнате, и взгляд его остановился
на красной кнопке сбоку двери. Как же он сразу не заметил, не нажал, не
отворил, не вышел навстречу Нахангову? Маленький, хитренький, вышедший
отсюда с надменной физиономией, и то догадался, прыгнул, чтобы открыть
дверь машинного зала. Выходит, он здесь все знает - постоялец бункера -
каждую дырку, каждую кнопку, он, который, естественно, растворился в зале,
уйдя в машины, будто рожден ими, выведен в одной из тех консервных банок
из-под импортного зеленого горошка, громыхавших над его головой. А у
Давлятова ума не хватило сообразить, что должна быть кнопка сбоку двери. Он
догадывался обо всем чуть позже, чем маленький человечек, потому, наверное,
узкоглазый опережает его всюду, и на улице, и дома, и здесь, в бункере.
Давлятов еще с первого знакомства с маленьким хитреньким почувствовал с ним
связь. Теперь же все более убеждался, что быстротой ума,
сообразительностью, вездесущностью он должен дополнять вялый ум
опаздывающего везде Давлятова.
Из любопытства Давлятов нажал на кнопку, но дверь не двинулась, а
табло над выходом приказало мелькающей надписью: "Вы должны работать".
- Спасибо! - не без иронии сказал Давлятов и направился к письменному
столу.
И едва сел, - на удивление - сразу же забегала, запрыгала мысль, рука
едва поспевала записывать, связывая все логически. Вознесение Мухаммеда на
небо, его путешествие на спине Бурака и неожиданное появление его в
фемудянском городе, истребление идолов и наречение Музаймы Субха-ном -
отводящим землетрясение - все это существенно дополнило его познание о
Салихе. Лжепророк был уже подведен к позорной черте разоблачения, и
осталась лишь самая малость, чтобы по знаку Давлятова палач опустил секиру
на голову Салиха.
Зачем понадобилось беспокойному Мухаммеду выходить к ручью и наблюдать
все, что разыгралось перед его глазами? Возможно, убийство дровосека и все
связанное с ним прояснило что-то для самого пророка - в его заповедях и
законоучении о природе и нравах человеческих, но Давлятову это осложнило
дело. Для полного разоблачения Салиха ему нужно до конца понять смысл
увиденного Мухаммедом у ручья и предупреждения, пришедшего ему с края
седьмого неба, очерченного голубым лотосом:
"И впредь будь занят своим благочестием, пророк, ибо управление
царством не твое дело..."
Повторяя эти слова, Давлятов заснул, но спал беспокойно, часто
просыпаясь. Утром еле поднялся, ощущая тяжесть в голове. И, не зная, что
делать, машинально нажал кнопку. Дверь опять не сдвинулась, зато
загоревшееся табло предупредило: "Примите утренний душ, приведите постель в
порядок, вам подадут завтрак".
Давлятов послушно зашел в ванную, но душ принимать не стал.
Заученными, механическими движениями поправил постель, но тут ему снова
захотелось подремать. Еле заставил себя сесть в кресло, чтобы ждать новых
указаний из машинного зала, этого хранилища силы, воли, ума, памяти, такта
и порядка.
Табло напомнило о себе свистом. Давлятов вздрогнул, повернулся к нему
лицом и прочитал вслух:
- "Справа, из дверцы в стене, получите завтрак"... Спасибо, -
поблагодарил Давлятов. - Нельзя ли чуть попозже?
Ответа категорически не последовало. Давлятов отодвинул занавеску, и
дверца сама распахнулась. Мини-эскалатор поднял к окошку завтрак на
подносе, состоящий из яичницы, хлеба и чашки кофе.
Дверца захлопнулась, и Давлятов, немного подождав, сказал не без
укора:
- Приятного аппетита...
В течение всего дня, чувствуя, как накатывается к горлу удушье,
Давлятов подходил к двери, но табло приказывало одно и то же: "Вам надо
работать". Так было и после обеда, только часам к семи, перед ужином, когда
он нажал кнопку просто так, от скуки, дрогнула и стала отодвигаться дверь.
Давлятов, будто в беспамятстве, с ходу выскочил, хотя и не мог себе
объяснить - куда и зачем? У выхода из бункера лишь голос табло предупредил:
"Возвращайтесь ровно в девять вечера".
- Вернусь, вернусь, - пробормотал Давлятов, выбегая во двор и ожидая
увидеть там Нахангова, отдыхающего в кресле.
Но - удивительно - двор был пуст и никто не выглянул из окон дома,
когда Давлятов проходил торопливо к воротам. И только ступив через порог на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг