Как тебе наш разговор? Для дурдома в самый раз. Однако делаю вид, что
все нормально. Он тоже делает вид. Повертел в руках шляпу: куда бы деть? Я
ее в платяной шкаф, на полку. Попутно уточняю:
- Звонили откуда, из дома?
Он уловил, в чем гвоздь вопроса.
- Из кабинета. Я к вам прямо с работы. Позвонил, взял шляпу и сразу
сюда.
Спасибо, теперь понятно. Когда звонил, был без шляпы. Тогда-то я его и
увидел, сидя у телефона. Значит, не померещилось
Старик выждал, пока я уравновесился. Напустил на себя озабоченность.
- Собственно, я по делу.
- Да, конечно, само собой. Стали бы вы без дела на ночь глядя... Должно
быть, очень важное дело. Срочное. До утра ни как отложить нельзя. Протухнет.
- Это как посмотреть.
Он полез во внутренний карман пиджака. Извлек вчетверо сложенный
листок. Прежде чем передать мне, проверил, та ли бумага.
- Помогите собрать вот это.
Пробегаю листок глазами. Список каких-то вещей, книг.
- Объяснить?
- Да уж, пожалуйста, - говорю. И тут мне кровь в голову, это же вещи
Федора!
- Полковник Севцов просил... - начал старик, но я остановил. Вопросов,
говорю, больше нет. Какие уж тут вопросы. Полковники не просят, они
приказывают. Будет выполнено. Беспрекословно и в полном объеме, от "а" до
"я". От носков до трусов.
Повел шефа в комнату брата, приволок из кладовки саквояж и давай
швырять в него что по списку. Вот, называю, сорочки хэбэ в количестве пяти
штук, вот полдюжины исподнего в комплекте, кроссовки, костюм шерстяной
тренировочный. Подвернулся под руку свитер, я его туда же. Но Долин отложил,
он помнил, что в перечне, и лишнее выкладывал.
Судя по набору вещей, Федор не собирался показываться дома еще с
неделю, если не больше. Полный командировочный комплект с расчетом на
автономный гостиничный быт. Предусмотрено даже чтиво на сон грядущий. Но
чем-то список пугал меня. Указывались вещи, которые Федор никогда с собой не
брал. Ну зачем ему сейчас морская раковина со стола? Или брусок оникса,
подаренный еще в студенческие годы знакомыми геологами?
- Кладите, кладите! - видя мои сомнения, поторопил Долин.
Брат не любил ненужных вещей и не захламлял квартиру. Из безделиц
хранил только то, что было чем-то памятно. Но по командировкам не таскал -
не талисманы.
- И еще Чюрлениса, - подсказал Долин.
Да, я уже отметил. В списке значился альбом. Репродукции картин
безумного литовца. Альбом находился в моей комнате, и я не спешил идти за
ним.
- Часы вот, - предлагаю. - Полковник Севцов обрадуется. Его любимые.
Я не врал. Федор действительно дорожил хронометром, купленным еще в
пору романтической юности. Забавная, между прочим, вещица. Часы были сделаны
под глобус с двадцатью четырьмя циферблатами по экватору - на все часовые
пояса. Хочешь - живи по Гринвичу, хочешь - по Москве.
- Уж их-то, - уговариваю, - непременно прихватите. Полковник в
восторге, как они тикают. Малость, правда, спешат. На полчаса в сутки. Но
это пустяк. Главное - славно тикают. Увидите, как полковник расчувствуется.
На радостях слезу пустит.
Долин осторожно взял часы, осмотрел со всех сторон. Затем, приложив к
уху, послушал. И только после этого уложил в саквояж. Принял-таки, хотя не
по списку.
Вдохновенный, я стал прикидывать, что бы еще всучить. Готов был и
мебель упаковать.
- Чюрленис, - вновь напомнил старик.
А вот альбом - дудки! Не дам.
Дело в том, что он принадлежал не только брату. При всей разности наших
пристрастий мы неожиданно сошлись на Чюрленисе. У нас был праздник, когда
прошлым летом, отдыхая в Каунасе, мы разжились у букинистов репродукциями
его живописных фантазий. Альбом прямо-таки роскошный. Ни до, ни после ничего
лучше нам не попадалось. Заполучив его, мы тут же направились в ресторан
обмывать. Такая вдруг удача.
Короче, это было наше общее достояние, и в намерении брата увезти
репродукции из дома мне виделось нечто направленное против меня. То ли
подвох, то ли вызов.
- Альбом мой! - заявил я Долину.
- Разве кто спорит? - Он понимающе ухмыльнулся, не скрывая, что ему
доподлинно известно, где и как приобретены репродукции. - Никто на вашу
собственность не покушается. Вас просят об одолжении. Только на время, на
несколько дней. Под мою, если хотите, ответственность. Могу расписку дать.
Он уговаривал так, словно речь шла не о тиражированных офсетных листах,
а о музейных раритетах, и их предстояло вывезти за границу. И чем
настойчивей он упрашивал, тем сильнее я упорствовал. Нет - и все!
- Самому нужно. Так и передайте вашему полковнику-эстету. - Сказал и
ладонью по столу. Мол, торг окончен.
Шеф посмотрел на меня, как в пустоту, и неожиданно зевнул, словно ему
стало смертельно скучно.
- Дадите, - слышу, - дадите, куда денетесь. Не сейчас, так потом. Когда
приспичит...
Постой, что-то я напутал. Дай-ка вспомнить. "Приспичит" он сказал
позже. Перед самым уходом. Точно, когда уходил. А до этого я чуть было не
совершил глупость.
Он-таки раскачал меня. Стал нажимать на родственные чувства. Родня,
мол, одна кровь, едина плоть. Разве можно отказать в такой малости брату?
Перестарался старик, переборщил. Ах брату?! - вскипел я. Не откажу, конечно.
Для него мне ничего не жалко. Сейчас увидишь, как я его обожаю.
Принес альбом, вытряхнул листы на пол и давай делить. Лист направо,
лист налево, раз-два, туда-сюда. А когда разложил и остался последний
нечетный, я его задержал на весу. Как, прикидываю, разорвать - вдоль или
поперек, чтобы никому не обидно было.
Порвать не успел. Вернее, не смог. Столбняк навалился.
Впервые со мной такое. В полном сознании, а ни рукой, ни ногой. И себя
как бы со стороны вижу. Что это, удивляюсь, я на полу расселся и лист перед
собой развесил?
Старик подошел, высвободил из моих рук картинку, и тогда только меня
разморозило. Хорошо так стало, легко. Петь хочется. И шеф мне роднее отца
родного. Умиляюсь, глядя, как он рядом на четвереньках ползает, репродукции
складывает. Аккуратненько, лист к листу.
- Давайте, - напрашиваюсь, - помогу.
Он разрешил.
-Только осторожней, не помните.
Поползали мы, посуетились. Вмиг управились. Застегнул я саквояж, сверху
положил альбом. Жду, какие будут указания.
Долин к двери, я за ним. В прихожей подаю шляпу. Он, однако, ее не
надел, в руках держит. Не прощается и багаж не берет. Ладно, думаю, до лифта
провожу.
Вышли на лестничную площадку. И здесь он мне заявляет:
- Со мной пойдете. Я ведь за вами пришел. Вещи, само собой, тоже нужны.
Но только вместе с вами. Сейчас поясню...
А я его пояснений больше всего и боюсь. Заморочит голову, заговорит.
Даю себе страшную клятву: не пойду. Ни под каким гипнозом. Пусть в лепешку
разобьется - меня из дома не вытащит.
Возвращаюсь в квартиру. Он за мной. Вяжется следом и за спиной говорит.
Стараюсь не слушать. Но слова уже достают меня. Между прочим, интересные
вещи узнаю.
Федор, выясняется, не просто бывает у Долиных. Живет у них. Точнее,
ночует, поскольку днем в Космоцентре. Так нужно. С Ольгой у него не все
ладится. Психонастройка идет со скрипом. Оба нервничают. Каким-то боком
виноват и я. Будто бы контрой сижу у Федора в подсознании. Тоскует он по
мне. Какую-то вину передо мной чувствует. К тому же сказывается
привязанность к домашней обстановке, к вещам. Отсюда душевный дискомфорт,
скрытый стресс.
И вот, чтобы снять напряженку, Долин затеял налет на квартиру. Без
ведома, кстати, брата. От него лишь узнал, чего ему не хватает на новом
месте, и что он хотел бы иметь под рукой. Выведал и о Чюрленисе, и о
раковине с ониксом. Но главное во мне. Эффект будет полным, если всю эту
музыку доставит не кто-нибудь, а обожающий и обожаемый братец. Надо все так
обставить, якобы это я сам, без подсказки, решил осчастливить едину плоть.
Исключительно из собственных благородных побуждений. Движимый, так сказать,
трогательный заботой. Увидев меня, полковник, естественно, растрогается,
умилится, отойдет. И никаких тебе проблем с подсознанием, никаких
стрессов... Машина шефа внизу, у подъезда. Нужно только спуститься, и через
четверть часа мы с братом будем в объятиях друг у друга. Радости полные
штаны.
Клянусь, я уже в красках видел, как навстречу мне идет, улыбаясь,
Федор. Руки развел, чтобы обнять... Едва очнулся. Отпрянув от Долина, я
рванул в свою комнату, закрылся. Никуда, кричу из-за двери, не пойду. И не
старайтесь, не усердствуйте. Все равно ничего у вас не получится.
Вот после этого он и пообещал:
- Получится, получится. Не сейчас, так потом. Когда приспичит.
И сразу ушел. Вещи, заметь, не взял. Все оставил в прихожей. И саквояж,
и альбом.
Знаешь, чего мне хотелось той ночью? Чтобы утром позвонила Ольга и
спросила, как спалось. Я бы ей ответил!
Бессонница показала все свои зубки. Вообще не спал.
Едва улегся - вспомнил, что перед дверью оставил саквояж и альбом. Не
место им там. А вставать неохота.
Черт с ними, уговариваю себя, не убегут, никуда не денутся
Закрыл глаза, пытаюсь отключиться. Но в голове снова: зря оставил, все
равно когда-то распаковывать. И ни о чем больше думать не могу. Сидит колом:
вещи-то все еще там!
Кончилось тем, что я встал, перетащил поклажу в комнату брата. Теперь,
думаю, можно спокойно бай-бай. Пожелал себе приятных сновидений, поулыбался.
Иногда, говорят, это помогает. Только опять что-то не так. Сном и не пахнет.
Гуляю где-то мыслями. И в то же время замечаю, что возвращаюсь все туда же -
в прихожую. Тянет и тянет. Будто кто поджидает меня там. Не выдержал. Пошел
проверять.
Включил свет. Смотрю - шляпа. Пристроилась серым филином на столике у
телефона. Любуйся на нее. Ну, сволота! Это я о Долине. Нарочно оставил.
Нашел чем наказать. И ведь какая подлая штука - не выкинешь из головы. Всю
ночь свербило: в доме шляпа, в доме шляпа... Все равно что в доме покойник.
Неотступно в мыслях, пока не вынесут вперед ногами.
Не позавтракав, я на работу не хожу. При любых обстоятельствах - положи
мне что-нибудь на зуб. Организм требует. A тут не до завтрака. Едва из
постели, помчался на радиокомплекс прямым ходом в приемную шефа.
Там еще никого. Слишком рано. А я и рад. Не надо объясняться. Швырнул
шляпу на стол. Уф, сразу почувствовал себя человеком.
О, люди! Знаете ли вы, что такое свобода? Блаженны, если не знаете. И
не надо знать. До конца дней своих оставайтесь в благом невежестве. Ибо
свобода - это состояние духа после неволи.
Вначале неволя, потом избавление. Человечество шло к свободе через
рабство. Дорога свободы начинается с порабощения. Лучше вообще не выходить
на эту дорогу. Только, врагу своему пожелайте, чтобы он испытал сладость
свободы.
Свобода там, где гнет и произвол. Хмельное вино свободы настояно на
дрожжах подавления. Чтобы стать свободным, нужно выбраться из дерьма
насилия. А зачем вам это дерьмо?
Не сажайте птичку в клетку, и не надо будет выпускать на волю.
Свобода всегда рядом с тюрьмой. Их разделяет только решетка. Долой
решетку, долой тюрьму - и вы забудете, что такое свобода.
Десять простых советов тем, кто не знает, что такое свобода:
- не задерживайте дыхания. Дышите полной грудью;
- не шейте тесных брюк, не носите тесной обуви;
- не связывайте себя невыполнимыми обещаниями. Вообще никакими
обещаниями. Просто делайте. Без обещаний;
- не позволяйте садиться себе на шею;
- не ройте яму другим, чтобы самому не угодить в нее;
- никогда ничего ни у кого не просите;
- не напрашивайтесь на комплименты. Желание понравиться заставляет
подлаживаться. Всегда будьте самим собой;
- не прыгайте выше головы;
- не пищите;
- никому не позволяйте оставлять у вас дома свою шляпу. С этого все
начинается. Чужая вещь - это ловушка.
Теперь можно и перекусить. Избавившись от шляпы, я направился в нашу
забегаловку. Это в том же корпусе. В подвале. Пройти по коридору и в конце
по лестнице вниз. По дороге никого не встретил и в кафетерии ни души. Выжал
из автомата пару бутербродов с двойным кофе и задвинулся в угол. Жую.
Дожевать не успел. Влетел Коваленок. В глазах попрыгунчики, в носу
суета.
- Шеф тебя ищет! - выдохнул.
Он не точно выразился. Ищут - это когда не знают, где ты. Долин же
знал. Он позвонил в операторскую и попросил вытащить меня из подвала. А вот
как он узнал, что я там, - вопрос. Меня, конечно, удивить уже было трудно.
Но бедный Коваленок...
Шляпы в приемной не было. Старик успел убрать. Когда я вошел в кабинет,
он листал какой-то проспект или справочник. Не взглянув на меня, определил:
- У вас утомленный вид. Устали? - и тут же, не дав мне ответить,
предложил: - Не взять ли вам отпуск? Недельки две.
Всего я ждал, только не этого. Какой, к чертям собачьим отпуск, когда
весь Космоцентр авралом готовил экспедицию. Отзывали даже тех, кто был в
отъезде. Да и я работал всего без году неделя, еще на отгул без содержания
не тянул. Видимо, старику нужно было на какое-то время выпихнуть меня
куда-нибудь подальше. Но зачем?
- Уже решено, - уточняю, - или можно подумать?
Он захлопнул проспект (или справочник?), откинулся на спинку кресла.
Моего вопроса он, конечно же, не слышал. У него уши так устроены - лишнего
не слышат.
- Заявление оставьте в приемной. С завтрашнего дня вы свободны.
Прозвучало как официальное уведомление. Меня объявляли персоной нон
грата. И чтоб в двадцать четыре часа...
Почему-то в ту минуту меня больше всего занимало, что он все-таки
листал. Проспект или справочник? Заклинило на этом. Хотелось, чтобы
проспект. Тогда мои дела представлялись не столь дохлыми. Чушь, конечно, Но
старик, скорее всего, того же добивался - чушью заморочить мне голову. На
это он был мастер.
Заявление, разумеется, я написал. Только не на отпуск, увольнение.
Уходить, так уходить, чего уж откладывать на две недели. Все равно, думал,
тем кончится. При нашей с шефом взаимной любви другого исхода и быть не
может. Не мешало бы, правда, объясниться, чем я проштрафился. Расставить,
так сказать, точки над "и". Но это уже роскошь.
Из приемной я пошел плакаться Коваленку. Он моего демарша не оценил.
Горой встал за шефа.
- Взвесь, хрентяй, кому ты сделал хуже? - Для наглядности он изобразил
ладонями чаши весов. На одной, надо полагать был я, на другой Долин, и
выходило, что я ничего не вешу.
Другого от Коваленка я и не ждал. Он стелился перед шефом. Не из
подхалимажа, нет. Тут другая история. Долин, можно сказать, спас его жену и
сына. Не буквально, совершив поступок. Ничего геройского не было. Спас, не
спасая.
Это еще до меня было. Мне сам Коваленок рассказывал.
Вышел он как-то из блока во двор. Перекурить, проветрить мозги. И
напоролся на шефа. Тот прицепился, почему в рабочее время болтается, давай
выговаривать. Потом вгляделся в лицо, осекся и погнал с работы: отправляйся
домой и немедленно. Мне, говорит, твое настроение не нравится.
С настроением он угадал. Коваленок ходил завешенный. Беспокоился о
беременной жене. Той не сегодня-завтра в роддом, а рядом никого, сидит в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг