Доконал он меня, всю душу вымотал. Вопросы, вопросы - по
десять раз об одном и том же. Да еще с подковыркой. Хватит,
говорю, издеваться, сам я это заявление ликвидировал - сжег
и пепел растоптал, чтобы никаких следов. Можете сообщать в
институт, пишите частное определение. А он как не слышит,
будто мое признание его не интересует, снова давит вопроса-
ми. Что, спрашивает, вас побудило, может, попросил кто или
настоял? Как тут ему объяснить, разве он поймет? Для этого
нужно в мою шкуру влезть. Положение - хуже некуда, как ни
поверни - все плохо. Начни я разбирать - собрание, протоко-
лы... Вошло бы в отчев, потащили бы на ученый совет. По все-
му институту:; слыхали, что у Малова в экспедиции?! Не отмо-
ешься. И миром нельзя уладить - Антон Львович ни в какую, по
пятам ходит: я, грозится, это так не оставлю. Что тут де-
лать? Я уже тянул, тянул, думал, утрясется. Главнре, не он
один, другие тоже наседают, только с обратной стороны - со-
бирайте, требуют, собрание, надо проучить кляузника, чтобы
неповадно было разводить сплетни.
Как бы вы поступили на моем месте? Достану, бывало, заяв-
ление, смотрю на него и кляну самыми последними словами: бо-
родавка ты несчастная, чирей ты неистребимый, хоть бы ветром
тебя унесло, хоть бы стащил кто... Я ведь специально его на
виду держал, поверх всех бумаг, даже сейф не запирал.
Наверно, мое желание на лице было написано. Входит как-то
в палатку Валентин Андреевич, статист наш, глянул на меня,
глянул на бумагу - с ходу понял, что меня мучает. Хотите,
говорит, я его того - бумажного голубя из него сделаю - и
пусть себе летит. Удивительно проницательный молодой чело-
век, все мои мысли прочел. Прямо-таки телепат, хотя я ни во
что такое не верю. Мне даже не по себе стало. Когда он ушел,
я и не раздумывал. Какая разница, кто это сделает, он или я?
Ну и полез за спичками...
42
Следователь. Вот здесь, в этой папке, собраны высказыва-
ния о Полосове всех участников экспедиции. Персональные от-
зывы. Мне хочется представить его глазами тех, кто был с ним
рядом. Ничего общего! Такое впечатление, что говорят не об
одном человеке, а о совершенно разных людях.
Нечаев. Вполне объяснимо. Наше восприятие индивидуально,
каждый видит по-своему. Но с Полосовым особый случай. Он -
своего рода зеркало, отражал других. Поэтому каждый находил
в нем прежде всего себя. Не знаю, что там в вашей папке, но
уверен, что характеризуют его в основном положительно, он
всем понравился.
Следователь. Угадали. Есть, правда, исключения. Нечаев.
Вы имеете в виду Швеца, который написал на него заявление?
Исключение, подтверждающее .правило. Ущемленная личность,
недоволен всем и всеми, в том числе собой. И более всего он
не приемлет людей типа Полосова. В нем он вызывал встречное
неприятие. Цепная реакция, один разжигает другого. Примерно
такая же история с Уховым.
Следователь. Тот, пожалуй, ценил, уважал.
Нечаев. Еще бы! С таким самомнением... Он прежде всего
себя уважал, вернее, только себя, другие для него были объ-
ектом насмешек. А Полосов озадачил его,. ведь кто бы еще по-
лез с ним драться. Невольно зауважаешь. Впрочем, их отноше-
ния однозначно не объяснишь, нужен специальный анализ. Оба
оказались в своеобразном психологическом цейтноте: острейший
внутренний конфликт и нет времени приспособиться, выработать
защитную реакцию. Им, думаю, нельзя было вступать в контакт,
находиться вместе. Не удивлюсь, если выявится, что исчезно-
вение Полосова как-то связано с Уховым.
43
Из дневника И. К. Монастырской
Дерутся на шпагах двое - он и АСУ. Знаю, один будет убит.
Дрожу за Валентина. Но что это? У него шпага все короче и
короче, а у противника - удлиняется, растет на глазах. Душит
обида, хочу закричать: это же несправедливо! Проснулась. Та-
кие у меня теперь сны.
Лариса отпросилась в город, хлопочет с переводом.. Уеха-
ла, не сказав мне ни слова. Вернется завтра. Чем ближе ночь,
тем навязчивей мысль: спать придется одной.
Оказывается, это обстоятельство занимало не только меня.
После ужина подошел АСУ. От него несет спиртным, успел
нажраться. Таким я его уже видела, сухой закон недля него.
Противней противного, начинает цепляться, выступать. И обя-
зательно - ко мне. Вот и сейчас. "Не любите вы меня, мадам".
Это присказка, сказка впереди. Люблю, говорю, как щука любит
карася. (Припоминаю ему "щуку", которую бросили в реку).
Ошибка. С ним, когда он под градусом, лучше не связываться.
"Щука - это хорошо сказано. И про карася - хорошо. Мечтаю
побывать в ваших, простите, зубках". Что-то новое, надо по-
осторожней. Вокруг нас снуют, но к нам без внимания, каждый
рад, что АСУ прилип не к нему. "За что вы все-таки меня не
любите?" Второй заход, более напористый. Помалкиваю, но
поздно, он уже зацепился. "Нет, вы уж, мадам, ответьте. Для
меня, может, это вопрос жизни, роковой, так сказать, воп-
рос". Стараюсь сохранить спокойствие, бархатным голосом: вот
и за этот вопрос, и за все остальные, ему подобные, не то
что любить - расстреливать надо, без суда и следствия. Отве-
том удовлетворен, идет дальше. "Жаждете моей крови? И нап-
расно, я, между прочим, не хуже других". Неприкрытый хамеж,
спускать не собираюсь. Ты, говорю, весь между прочим и между
прочими, какие еще могут быть сравнения с другими. Вижу,
обиделся. Глаза прищурил, его понесло. "А вы попробуйте
сравнить, хотя бы ради спортивного интереса. Можно сегодня,
не откладывая". И это я должна слушать! Почему он считает,
что со мной все можно, или он не знает, какая во мне живет
тигра? Могу ведь когти выпустить. Достаю ножницы, предупреж-
даю: не боишься? Поджал хвост, отполз. "Боюсь, мадам. Так
боюсь, что, видите, хлебнул для храбрости". Подействовало,
не такой уж он пьяный. Отваливает, решил, видимо - от греха
подальше. Прощается с приличной дистанции: "Пойду к тем, ко-
го вы любите. Спокойного вам бай-бая".
Он долго еще слонялся по лагерю, искал, с кем отвести ду-
шу. Потом видела его с Валентином. Пообщались и куда-то
настроились.
Ненадежная это крепость - палатка. Лежу без сна, в напря-
жении. Не то что боюсь - дурное предчувствие.
Через час, может, чуть больше, слышу - шаги. Похаживает
кто-то. Приблизился, потоптался и прошел мимо. Я отпустила
дыхание, напрасно, думаю, всполошилась. А нет, возвращается.
Обошел справа, подобрался к входу, замер. Луна светит щедро,
тень на брезенте отчетливая. Неужто АСУ вернулся, мало ему
первого предупреждения? Кто там, спрашиваю. Молчание... Не
хватало еще, чтобы ко мне влез. Я халат на себя - и наружу.
Уверена была, что АСУ. Откидываю полог - Валентин! Ты чего?
- шепчу, а спрашивать и не надо. От него разит, улыбка наг-
лющая, как у АСУ. Ах ты, думаю, идиот! Ты же от него пришел,
у него надрался,. пошлостью его насквозь пропитался, похотью
его провонял. И такая меня взяла злость, такая обида - бью
наотмашь, одной рукой, другой, еще, по щекам, по ненавистным
губам, себя не помню, с остервенением. Он только головой мо-
тает, ошалел, ничего не соображает.... Кто-то отнял его у
меня, увел.
44
Следователь. И много выпили?
Ухов. Я или вместе?
Следователь. И вы, и он.
Ухов. Бросьте делать из этого историю! Трезв он был. У
меня и оставалось-то на донышке. Нацедил полкружки, он и то
не допил. Одни разговоры.
Следователь. Как же вы столковались? Терпеть друг друга
не могли, держались на расстоянии и вдруг - собутыльники.
Ухов. А я добренький, когда под этим делом, любой собаке
друг. Вижу, скучает наш общий любимец, пригласил. Пошли, го-
ворю, вместе пощебечем,
Следователь. О чем же вы... щебетали?
Ухов. Спросите о чем-нибудь попроще.
Следователь. Может, о Монастырской?
Ухов. Может, и о ней... А вы помните, к примеру, какой у
вас был с соседом по дому разговор месяц назад, когда вы во
дворе стучали в домино?
Следователь. Помню, если назавтра сосед исчезает... Куда
от вас пошел Полосов? Или тоже подзабыли?
Ухов. Шлялся по лагерю и его окрестностям.
Следователь. Потом?
Ухов. Полез к ней в палатку. Вас это интересует?
Следователь. Вы видели, что полез?
Ухов. С чего бы она так разъярилась? Выскочила пантерой,
вцепилась когтями, я едва разнял.
Следователь. Видели, как он пошел к Монастырской, предпо-
лагали, чем может кончиться, и не остановили, не отсоветова-
ли.
Ухов. Я что, евнух, чтобы гарем сторожить? У них какие-то
шашни, причем тут я?
Следователь. Что дальше, куда вы повели Полосова?
Ухов. К нему в палатку. Уложил и пошел к себе. Спать-то
надо. Потехе - час, сну - время.
Следователь. Уложили, говорите. Но он не ложился, даже не
развернул постель. Вы, видимо, не отдаете отчета, что любая
неточность в показаниях оборачивается против вас. Вы послед-
ний, кто был с Полосовым.
45
Монастырская. Больше я его не видела.
Следователь. Никто не видел, а спохватились почти через
сутки, уже к вечеру следующего дня. Неужели вас не встрево-
жило его отсутствие утром, днем?
Монастырская. Была уверена, что он в лагере, и мне никто
ничего не сказал. Проснувшись, вначале решила не идти на
завтрак, не хотела встречаться с ним. Потом все-таки пошла,
чтобы не вызывать лишних толков. Ночная история переполошила
весь наш курятник, меня буквально терзали взглядами. Я боя-
лась голову поднять, не то что с кем-то говорить. Это уже
потом узнала, что Валентин не завтракал, не объявился к обе-
ду. Ко мне подошел Малов, спросил, что произошло ночьюи куда
запропастился статист, будто я должна была знать. Я огрызну-
лась: когда он заявится, у него и спросите, ко мне же не
приставайте. Конечно, я забеспокоилась: дурак, думаю, нашко-
дил и теперь прячется со стыда... К шести вернулась; из го-
рода Лариса. К тому времени я уже не на шутку запаниковала,
и мы вместе полезли в ущелье - то самое, где эхо. Надеялись,
что он там. В лагерь возвратились затемно. Теперь уже вспо-
лошились все. Жгли на верхней площадке костер, Малов пускал
ракеты...
Следователь. И что вы подумали, какие у вас были предпо-
ложения? Именно тогда, в тот день.
Монастырская. В голову лезло всякое. И со скалы, сорвал-
ся, и змея укусила. Может, где ногу сломал, и ждет помощи.
Но о самом плохом старались не думать, надеялись, вот-вот
заявится.
Следователь. А о том, что он мог покончить с собой?
Монастырская. Что вы! Из-за чего? Ведь не было никакого
повода.
Следователь. Давайте, Ирина Константиновна, внесем неко-
торую ясность. Мы встречаемся с вами не в первый раз, и у
меня сложилось впечатление, что вы не совсем четко представ-
ляете, кто был Полосов. То вы говорите о нем как о не вполне
нормальном человеке, чуть ли не идиоте, то не прощаете ему
даже самых безобидных странностей, какие могут быть у каждо-
го из нас.
Монастырская. Если бы только странности...
Следователь. Тогда и подходить к нему надо с другими мер-
ками. Вот вы сказали, не было повода, чтобы покончить с со-
бой. Это по вашим понятиям. А мне ничего не стоит доказать,
что Полосов не мог поступить иначе, у него не было выхода.
Он стал жертвой тех обстоятельств, какие сложились у вас в
лагере. Я не преувеличиваю. Если он остро, феноменально ост-
ро чувствовал настроение и состояние любого человека, то,
вероятно, не менее остро воспринимал и общий настрой, обста-
новку вокруг себя. А обстановка, согласитесь, была для него
крайне тяжкая, я бы даже сказал, враждебная. Все, буквально
все были настроены против него.
Монастырская. Неправда, не все.
Следователь. Вы имеете в виду себя и Ларису Мальцеву?
Профессор Нечаев убежден, что не только вам, он многим нра-
вился, поскольку каждый видел в нем себя. Но я о другом.
Объективно так складывалось, что Полосов всем мешал. Одним
свор*м присутствием он вносил разлад, вызывал скандалы,
обострял отношения. Даже Мальцева, я в этом почти уверен,
никуда, ни на какой Алтай не уехала бы, не будь Полосова. А
вы? Простите за бестактность, он повлиял и на ваши отношения
с Ильей Сергеевичем. Так что, повторяю, объективно.
Монастырская. Я не совсем понимаю, в чем ваша мысль?
Следователь. Сейчас поясню, еще два слова. Так вот Поло-
сов все больше убеждается, что он, сам того не желая, причи-
няет окружающим его людям массу хлопот, неприятностей, зас-
тавляет страдать. Он словно злой рок - всем из-за него пло-
хо. Какое-то чувство ему подсказывает: будет лучше, если он
исчезнет. И он исчезает.
Монастырская. Почему в таком случае он не ушел из лагеря?
Собрал бы вещички - и будьте здоровы!
Следователь. Не все так просто. Я знал женщину, которая
из-за семейных неурядиц открыла газовую конфорку. Она тоже
могла бы собрать вещички и уйти из дома. Мы же не знаем, что
творилось с Полосовым.
Монастырская. Так кто же, по-вашему, виноват?
Следователь. Сам Полосов...
46
И. С. Сотник.
Мне она ничего не сказала, да мы и не стали объясняться,
оба почувствовали - незачем. Еще в аэропорту, встретив ее, я
понял: все кончено. Сам не знаю, откуда такая уверенность.
Внешне, вроде бы,. все как прежде. Выйдя из вертолета, она
побежала навстречу, обняла, долго еще, пока разбирали груз,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг